Сто рассказов о России и о Германии

– Как где? – удивлённо, округлив глаза, уставилась я на сына.

– Папа сказал, что искал тебя в магазине и не нашёл.

– Искал? Понятно. «Кто ищет – тот всегда найдёт».

– А мы что, больше в магазин в этом месяце ездить не будем, на весь месяц «отоварились»?

Я не ответила. Мы пошли к выходу, катя перед собой тележку вдвоём.

А, ну вот, стоит, смотрит на меня, давно не видел. Злющий. Не нашёл. Так искал, значит. Хотел бы, так и нашёл. Ну, и вообще, что меня искать? Не захотел идти со мной, так сидел бы в машине. Стоит, прижался к стенке, как шкаф, смотрит квадратными глазами. И сам такой весь квадратный.

– Я что, иголка в стоге сена, что ты меня найти не мог? – спросила очень зло, решила напасть первой.

Молчит, выжидает, что я ему ещё скажу.

– И что ты на меня так смотришь?

– Смотрю – на тебя? Ты ошибаешься, дорогая, я тебя не вижу. Ты думаешь, тебя можно разглядеть из-за этой тележки?

«Дорогая» – значит, будет ворчать весь вечер.

– Когда я проходил по магазину и увидел эту телегу, нагруженную в человеческий рост, то испугался, подумав, что в Германии объявили о предстоящей голодовке, и тебя я, разумеется, из-за неё не разглядел. Судя по тому, как мы сегодня «закупились», денег у нас осталось меньше марки, а это означает, что заправить машину будет не на что, и ещё это означает то, что мы дружно покатим эту тележку до нашего дома «цу фус» – пешком, значит.

Боже мой! Я же совсем забыла, что нам на эти деньги надо было ещё, и заправить машину бензином. А откуда он знает, что у меня осталось меньше марки?

– Мама, скажи папе, что у тебя осталось 10 марок, – сказал Эдуард. Я не заметила, как другой сын подошёл к нам и стоял у меня за спиной. Я удивлённо посмотрела на него.

– Есть у меня столько с собой, из моих сбережений.

– Ну да, подъедем к заправке и, как круглые дураки, скажем: «Заправьте нам пять литров». И с этими же пятью литрами в понедельник я поеду на работу, до Регенсбурга, – сказал муж, продолжая стоять у стены, будто прилип к ней, не двигаясь и смотря на меня, как на врага народа.

– Мама, скажи папе, что у тебя ещё осталось двадцать марок, – сказал Генрих, громко, шутливо наклоняясь к моему уху, – всего тридцать, вместе с моими.

Я облегчённо вздохнула, муж «отлепился» от стенки и быстро пошёл к выходу, мы за ним. Выйдя из магазина, я громко сказала:

– Вы идите, пока выгружайте продукты, а я зайду в соседний магазин, где продают обувь, его недавно открыли, а я в нём ещё не разу не была.

Если бы это был другой день, то я бы ни за что, в такой финансово и морально-трудный момент для семьи, не поступила так, чтобы не нагнетать обстановку. Но сейчас, меня, как будто кто-то подтолкнул к соседней двери в другой магазин.

Муж остановился, как говорят: «на всём скаку нажал на тормоза», повернул ко мне только голову и посмотрел такими квадратными глазами, каких я ещё, кажется, никогда у него не видала.

Ну и денёк сегодня! Посмотрел так, ничего не сказал, пошёл дальше. Тоже он сегодня какой-то не такой… Но в магазин я всё равно пойду, хоть и всего у меня 45 Пф. в кармане. Совсем неинтересно с такой суммой по магазину ходить.

Я вышла сразу же, примерно через 15 минут.

Подходя к своей машине, ещё издали, я увидела Вадима. Он стоял рядом с моими мужиками, прислонившись спиной к машине, прижимая к себе легонько молодую женщину, обхватив её за плечи одной рукой. Его спутница выглядела моложе его, примерно лет на пять.

Бывает же такое в жизни, скажи кому – не поверят. Мне бы только не упасть от удивления, переходящего в шок. Не упала. Поздоровались за руку. Женщину он представил Алиной, своей женой. Познакомились.

– Ну, как, вернулось к тебе хорошее настроение? – спросил Вадим, глядя на свою жену.

– Я думаю, она мне его испортила надолго. Кто-то сказал: «Глупость, сопровождаемая музыкой, танцами, обставленная блестящими декорациями, всё же глупость, но ничего больше», а я бы ещё сказала, что это же порождает глупость, плохие мысли и плохое настроение.

– Перед тем, как нам выехать, включила Алина телевизор, и Мандаона ей что-то не то спела или не то показала, – смеясь, сказал Вадим.

– Ну, это же кошмар, представляете, включаю я, высвечивается экран в тот момент, когда она медленно так стягивает штаны во весь почти экран, показывает свой голый зад всему Миру честному. Это же надо так ненавидеть людей! Издавна люди таким жестом выражали своё презрение к тому, кого ненавидели. Меня—то за что так ненавидеть? Ничего плохого я ей не сделала. Телевизор включать, когда её будут показывать, теперь никогда не буду, – раздражённо сказала Алина. – Ой, слышишь, Роман уже проснулся, – воскликнула она и открыла заднюю дверцу машины.

– Сейчас мы его возьмём, маленького засоню такого. Пытались его дома усыпить – не уснул. Сели в машину, поехали – заснул сразу же. Любит спать в машине, дома не уложишь, – сказал Вадим, беря малыша на руки, прижимая его головку к своей груди. Почему-то очень пристально посмотрев мне в глаза, сказал:

– Вот так, был у меня один сын – стало два. Роману уже 5 месяцев. Непонятная, интересная штука – эта судьба, и правду люди говорят, что не обойти её, не объехать.

Ребёнок закрутил головкой и заплакал.

– О, нет! Плакать, мой сын, не надо, – сказал Вадим, поднимая его над своей головой и легонько тряся в своих руках.

Ничего я на свете так не люблю, как смотреть на мужчин, смотрящих на своих детей влюблёнными глазами. Вадим смотрел на своего сына именно так, а мы: я, Алина, мои сыновья, муж смотрели на него и все улыбались. Я почувствовала, как тёплая волна радости прошла по моему телу, и я вдруг вспомнила маленького мальчика Кайя из сказки «Снежная королева», как вылетел из его сердца ледяной комочек и растаял, когда он понял, ощутил сильную любовь.

Попрощавшись с нами, Вадим с ребёнком и его жена пошли в магазин, а мы поехали на заправку.

Может быть, их вовсе и нет, этих «круглых». Может быть, мы, женщины, сами выдумываем их такими, чтобы оправдать свои недостатки, свою неспособность понять их, подстроиться к их характеру, к их индивидуальности. Они тоже, как и мы – люди, разница только в том, что они – мужчины, и у них одна роль в этом мире и в этой жизни, а у нас, женщин – другая. «Не может быть хорошей женой женщина, которая не является и неспособна быть другом своему мужу» – сказал кто-то из умных. Так, может быть, нам надо всю совместную жизнь с ними, прежде всего, стремиться к этому, – рассуждала я про себя, когда мы подъезжали к заправке.

– Какой же я круглый дурак! Ведь знаю же тебя уже ни первый день и ни первый год. Сколько бы тебе в кошелёк денег ни положить, если ты одна в магазине, всегда их истратишь, до копейки, до пфеннига, – сказал муж, и совсем даже без злобы в голосе.

Странно, никогда до этого я не слышала, чтобы он называл дураком себя или кого-нибудь, да к тому же круглым. Ну, просто телепатия какая-то сегодня.

– А как давно ты меня знаешь? – спросила я и осеклась, вспомнив, что сегодня годовщина нашей свадьбы.

Мы в один момент повернули головы и посмотрели друг другу в глаза.

– Извини меня, круглого дурака, я совсем забыл о нашем празднике. Я—то думаю, что ты такая злая сегодня с самого утра, извини, пожалуйста.

Мальчишки, пошли со мной, поможете мне машину заправить, – сказал он, и они вышли. Через некоторое время я увидела своих мужиков, идущих к машине, и у каждого был букет цветов.

Все три букета они положили мне на колени.

– А домой мы, что пешком пойдём, толкая машину впереди себя? – спросила я.

– Нет, ты плохо о нас думаешь. Мы её заправили на десять марок, – сказал мой муж, целуя меня.

Как мы в гости к Наташе и к Джульетте ездили

Наступили большие летние каникулы в немецких школах.

Не принято в Германии в эти каникулы, как это было в России, отправлять детей в летние лагеря на отдых. Но, зато здесь есть «Фериен джоб», работа на каникулах. Хорошее дело. Особенно оно хорошее, если дети в свои пятнадцать лет выше родителей на две головы. Мои сыновья оказались к этим каникулам тоже выше и потому без проблем устроились работать. Заработали себе на новый компьютер. Осталось до начала занятий две недели.

И, как говорят, в один прекрасный вечер мой муж, придя с работы, сказал:

– А ни съездить ли вам в отпуск, например, в Италию? Что это вы так застыли господа?