– Не беспокойтесь за это, – продолжала королева. – Он никого не тронет, законы Са?лкса ему не позволят.
– А как же законы Железноликого Аферина, – вступила в разговор Фендо?ра. – Всем известно, как предки вашего верного ри?хта нарушали законы и карали неугодных.
– Ри?хт Э?бус, – ответила Вессанэ?сс, – давно отказался от любых притязаний на трон. Нарушив слово, он подпишет себе смертный приговор.
– Вот только кто будет его осуществлять? – добавила Фендо?ра.
– Мы говорим о многом, но не о том, что нужно, – сказал Гурдоба?н. – Меня волнует безопасность моих гостей, – он посмотрел на Фостера и Дженсена, одобрительно кивнувших ему.
– Я гарантирую эту безопасность, – ответила королева. – Вы должны, о дитя, – она посмотрела на Сэл, – помочь моему народу. Иначе вся наша жизнь не имеет смысла. Прибудьте на Са?лкс, проявите милость. Я вас не тороплю.
Посмотрев на торговца, застывшего в прикосновении чужеземных рук, она покинула хижину тайку?, выйдя на свежий воздух. Стражники ждали ее, не двинувшись с места, но Га?рпин уже был возле шлюпки. Теперь все было в руках юной девушки, ищущей всем сердцем ответы.
* * *
«Какое же это отвратительное занятие – выискивать в своих экскрементах маленькую золотистую брошь, – подумала Бирви?нгия, морщась от действий, исполненных мерзостью. – Великая кэ?ра! Во мне столько дерьма, что я могла бы удобрять целые поля».
Лучистое полуденное солнце, зависнув в зените, потоком ласкового тепла пало на ее широкую спину, покрытую серой мантией. За последние пять дней мук, ломоты в коленях и спине оно единственное было ее постоянным гостем, как надежда на спасение. Попасть в это место тьмы и холода свет мог лишь сквозь брешь небольшой пещеры, зияющую словно знаком молнии над головой. На то был особый час, когда луч проникал в подземное лоно меж просвета густых крон хвойных шулье?р, и он равнялся двенадцати.
Длиной в пять старушечьих ладоней, разрез манил взгляд краешком свободы, до которой пролегали поросшие зеленым мхом выступы, устремляя ввысь свой росистый покров. Иногда Бирви?нгии казалось, что это око шестипалого Бога взирает с тоской на ее мытарства. В ложбинах мохового каменного дна пещеры искрилась кристально чистая родниковая вода, приносящая в это место холод, кусающий босые пятки сильнее злющих псов.
Ополоснув брошь в студеной воде, плодотворица озадаченно взглянула на детали этой маленькой вещицы, которые, имея уйму свободного времени, смогла разглядеть. Смыкающиеся золотистые дуги, а внутри змея, опоясывающая меч, все выполнено довольно искусно и детально, украшено россыпью драгоценных камешков красного и изумрудного цветов. Подоспевшая головная боль напомнила об утраченной палманэ?е и семечке хвойной шулье?ры, помещенном глубоко в э?льту. Это место зудело, о, как оно зудело.
Она не раз, копошась в затылке, пыталась достать это маленькое семечко, но все попытки оказались тщетными, толстые старушечьи пальцы только изранили нежную зону. Из-за опасности такого соседства с этим надо было что-то делать. Семечко набухло и наверняка уже проросло. Старуха чувствовала это по нескончаемой жажде, по боли, проникающей в шею, но, черт возьми, никогда еще не была столь беспомощной.
Хвала ботанике Э?йферта, что она любила с детства, не зря за эти труды она казнила дряхлую Пэтси?рру, призывающую их жечь. На одной из пожелтевших страниц этой книги Ги?рвуд Э?йферт довольно подробно описал свойства аскийского мха: «Он токсичен и в больших количествах опасен для жизни». И это был тот самый шанс, который она видела в этой полутьме. Травить себя, но не для того, чтобы умереть, рассчитать дозы в попытках создать неблагоприятную среду для прожорливого семечка. Может быть, это поможет и умное растение, словно заноза под кожей, покинет дряхлую плоть.
Трясущейся рукой она положила пучок мха в рот и разжевала отвратительно горькое растение.
– Теперь я похожа на ами?йскую уму, – прошептала старуха, морщась от неудовольствия. – Армахи?л бы сейчас остро пошутил. Эх, как же я скучаю.
Ее кряхтение, на которое слетелись любопытные кривоклювые пташки, заполнило звуками темное пространство. Они щебетали над ее головой, будто похихикивая над ее никчемностью.
– Дотянулась бы до вас, – сказала Бирви?нгия, – точно бы съела.
Но главным сейчас был не голод, с которым она в силу своего статуса справлялась плохо, а та самая брошь в подушечках огрубевших пальцев.
– Носитель такой особенной вещи должен быть высокого статуса, – сделала вывод плодотворица, приметив особую огранку драгоценных камней. – Восемнадцать граней на каждом, таких мастеров больше не сыщешь, разве что на задворках провинций Бу?льто.
Да и змея, опоясывающая меч, была ей более чем знакома. Вот только на гербе потерянной Исса?ндрии, гербе Алитие?ры Острозубой, точно такая змея, замыкаясь кольцом, поедала свой хвост. Кровавое знамя с изображением золотой змеи много значило в те позабытые времена. А буквально оно означало только одно: властью была змеиная голова, хвостом – самый низший класс подданных. Так вот власть всегда кормилась за счет самых низших слоев общества. И к такому порядку все были готовы. Впрочем, завоевательница О?дрии и Ке?льпы была еще той гадиной, способной съесть в буквальном смысле даже собственного ребенка. Судьба уберегла ее от рабства, но за свою свободу она заплатила многими жизнями.
Кроме змеи, плодотворица припомнила еще и символ ри?хта румальерских пустошей. Того самого, что был первым избранником кровожадной Алитие?ры и от которого продолжился род Яснооких. Этот символ в виде двух смыкающихся дуг, украшенных красными камнями, говорил о единстве степных варваров, пришедших однажды на поклон к великой завоевательнице. Тогда Ге?рбус Ясноокий еще не был ри?хтом, он носил звание великого бу?кту-игно? – правителя кочевых племен. Но после того как варварские взгляды властвующих сошлись, их скорый союз воспылал огнем страстной любви на фоне кровопролитных порабощений неугодных королевств. Символы смешались, змея поместилась в лоно дуг, превратив знак в некое подобие человеческого глаза.
Все бы ничего, но что означал меч обвитый змеиными кольцами? Он выпадал из общей картины, ибо был не узнан ею. Глубокий вдох окончательно лишил Бирви?нгию сил. В совокупности с упадком ее голова начала кружиться, смазывая реальность в поток из мутных красок. Зеленые, черные, белые пятна плыли и громоздились вокруг, шум в ушах напоминал рой пчел, кружащий над головой. Непослушное тело онемело, и плодотворица выронила брошь из рук, склонившись над лужицей чистой воды. Реальность плыла, будто она была раскрученной юлой, и на фоне всего этого послышались чьи-то шаги.
– «О великая кэ?ра! – взмолилась про себя старуха. – Брошь, мне нужно проглотить брошь, пока ее у меня не отняли».
Руки судорожно закопошились в участке ближайшего мха.
– Да где же ты, – прошептала она.
Но только старуха успела коснуться чего-то наощупь похожего, как чья-то нога, ступив на ее спину, прижала плоть к земле.
– Не шевелись, кэру?нская сука, – выдавил неизвестный. – А то твоя башка лопнет на этом же камне.
Бирви?нгия замерла от подступившей боли, пытаясь усмирить свое частое дыхание, когда сердце колотилось вовсю.
– Кто ты? – вопросила она. – Мне больно.
Жалостливая немощность старухи нисколько не трогала чувства неизвестного. Он смеялся, сплевывая слюни прямо на ее спину. А потом голова пленницы стала настолько тяжелой, что плюхнулась без сил в неглубокую лужу, и в рот проникла вода. Дышать было нечем, и старуха начала захлебываться, шевеля руками в попытках обрести свободу. Неизвестный не отпускал, его обнаженные ступни казались гигантскими, а помыслы самыми ужасными.
– Сейчас я отпущу тебя, – сказал он. – И ты пожрешь. Твоя еда – вчерашняя тухлятина, ре?буз в стадии разложения. Ты поняла?
Конечно же, ответить Бирви?нгия не могла, она почти захлебнулась. И тогда неизвестный убрал ногу, дав ее телу возможность подняться.
Вода, студеная, колючая, сняла помутнение как рукой, и взгляд старухи прояснился. Она дышала так, как будто пробежала без остановки не одну версту, смотря на ублюдка, посмевшего свершить такое. То был Ге?ссар, пялящийся на нее с такой брезгливостью, как будто перед ним стояла чумазая свинья.
– Будешь жрать мох, – сказал он. – Посажу на цепь.
– Но у меня не было еды, – пропищала старуха. – Я ела все, до чего могла дотянуться.
Он харкнул ей под ноги. На его мускулистом теле содрогнулись мускулы.
– Ах ты лживая гадина, – фыркнул он на нее. – Я знаю, почему ты его ешь, но все твои попытки напрасны.
Пухлые губы искривились в непонятной ненависти, так, словно к ней у него были какие-то счеты, которые он собирался свести. Темная кожа в лучах уходящего солнца покрылась капельками пота.
– Скоро ты покинешь это место, – сказал Но?рф. – Твоя королева шлет нам глупые послания, вопрошая о деталях твоей гибели. Не ровен час, пришлет посланника, – голубые глаза сверкнули своей зоркостью. – Но моя госпожа, великая Баки?на, мудрее всех островных правителей, она собирается переправить тебя на Ирге?йн, подарком пэ?лсе[25 - Пэ?лса (вымышл.) – маленький монарх.] Мо?рте, что мечтает заиметь в своем диковинном саду хвойную шулье?ру. Ты сгниешь в ее корнях.
Бирви?нгия сжимала пальцы в кулачки, не понимая, ради чего все это. Неужели из-за того, что она нашла отрог изгоев, напала на след Нипра?га и уличила правительницу А?скии в предательстве устоев Священного Союза.
– «Пэ?лса Мо?рта, значит, – подумала она. – Вот еще одно основание убить меня, я услышала имя вражеской союзницы».
Она так хорошо знала эту девочку, правящую Ирге?йном, что не могла поверить.
– «Это юное создание не пойдет на такое, – думала она. – Хотя подле нее есть хитрый и жадный регент Зи?шу. И пусть она великая пэ?лса, но пэ?лса с сознанием ребенка».
Но?рф Ге?ссар кивком головы указал на тушу тухлого ребуза, посиневшего до сизого оттенка. Вокруг нее кружились краснобрюхие мухи, а из живота торчало багровое ребро.
– Если хотите убить, зачем кормите? – спросила его старуха, чуть осмелев.
Ге?ссар хмыкнул.
– Убийство – наша цель, – сказал он. – Но желание Баки?ны – показать тебе перед смертью, что чувствуют деревья, которые вы в своем восточном саду уродуете, делая карликовыми.
– Это культура всего народа, – ответила ему Бирви?нгия.
– Почему же вы судите за это только меня?