Скромные бродячие музыканты

Галош отвесил низкий поклон. Шло выставил перед собой флейту и так же поклонился.

Черт подмигнул, насторожив обладателя флейты. По щелчку когтей корни обвили именинника и в мгновение ока утащили под землю. Музыканты остались одни посреди леса. Из места, куда только что утянули Черта, фонтаном вылетели записки и собрались горкой на траве. Некоторые были написаны на коже, другие на костях, третьи на коре, четвертые на листьях деревьев.

Нечистивая вечеринка высосала все силы из выступающих. Скрывшись в тени от ближайшего дерева, они упали на землю, показавшейся им блаженной мягкости кроватью, и моментально уснули.

Галоша разбудило чересчур громкое стрекотание кузнечиков. Замутненное сознание не понимало, какое сейчас столетие, и так же не могло снова отключиться, дабы дать досмотреть сон про сольное выступление в «Королевском театре». Он полежал ещё с закрытыми глазами, пока не почувствовал, как согреваются пятки.

Недалеко от дерева у костра, оперев подбородок на колено, сидел Шло и внимательно перебирал оставленные нечистью записки.

– Шо ытвоа, бвку ой?

Флейтист скривился лицом.

– Чего?

Галош собрался с мыслями, прочистил горло и повторил:

– Что делаете, друг мой?

– М. Записки смотрю. Нас тут во все части света зовут.

– Хм…

– Что?

– Я вам раньше не рассказывал, однако в моей голове уже очень долгое время лелеется одна мысль.

– Делись, – Шло слушал, взяв тазовую кость с выжженными на ней рунами.

– Мне хочется написать песню.

– Тебе мало что ли? – Шло перевернул камень с нацарапанным рисунком, кого-то большого, обнимающего кого-то маленького.

– Вы не понимаете. Мы исполняем чужие истории. Допустим «Златовласый партизан». Мальчик в Тысячу искр затесался в отряд княжества и убил их перед покушением на Императора. Ну не мастерски ли, а? Или эта… которая вам не нравится.

– Третий глаз?

– Да-да. Про любовника, который переспал со всеми расами и чудом удирал от их мужчин. Как там пелось? Дайте-ка… Как слон снаряд метает, и следа не оставляет…

– Не надо! Она пошлая и отвратная. Неудивительно, что ее так любят в Империи, – Шло попались водоросли, склеенные во что-то по типу пергамента. Осьминожьими чернилами было написано на ломаном человеческом: «Увидеть озера».

«Может „увидимся у озера“? – предположил Шло в мыслях. – На каких русалки есть, вспомнить бы. В Королевстве есть одно. В Княжестве. Вроде все. Не. Сто пудов ещё где-то есть».

– А мне хочется написать историю про нас, – продолжал Галош. – Мы восхваляем героев прошлого, но для кого-то в будущем мы будем этими героями, и кто-то будем восхвалять в песне нас.

– О Юна, затрахаюсь же я путешествовать, – все ещё думая о своем, подчеркнул Шло.

– Согласен. Путешествовать придется долго, но оно того стоит, мой друг!

– М? – Шло с пару секунд вспоминал тему разговора. – Да. Да, ходить придется много. – Он спрятал записку во внутренний карман плаща вместе с флейтой. – Не хочешь на другой континент сплавать? – поинтересовался он.

– А хочет ли леди найти суженного?

– Это значит – да?

– Это значит – разумеется!

Шло поправил цилиндр и сплюнул кровью на землю. Закончив приготовления, скромные бродячие музыканты направились на запад.

Или, по крайней мере, так им казалось.

Смехоград

Погода выдалась солнечной. Держа в зубах дымящуюся папиросу, Галош уверенно шел по тропе через кукурузное поле, подобно заглавному вагону поезда. Шло плелся сзади, останавливаясь у всякого камня, чтобы счистить с подошвы остатки навоза (угораздило же узнать о поле, где пасутся коровы, только оказавшись посреди этого самого поля). Громко топая он распугивал ворон, что решали полакомиться растущей кукурузой, достигающей до высоты самого маленького гиганта (что все равно втрое выше среднего человека).

– Пойдешь ли ты, красавица, со мной на сеновал? – намурлыкивал песню Галош, щурясь на светило в голубом небе. – Нет, там нет чудовища…

– Ведь ты ещё не та-а-м, – по-своему закончил за него Шло, получив в ответ кривую ухмылку. – Прости. Загубил зарождавшийся шедевр.

– Что вы, друг мой, ничего подобного. Будь это первой строчкой шедевра, всякий музыкант на Орионе услышав ее, поспешил бы переучиться на плотника, так как искусство бы для них умерло.

– Баранки так не загибают, как ты мысли.

Галош заулыбался и пригубил папиросу.

– Шедевр – фактически идеал, к нему надо стремиться, но ни в коем случае не достигать. Один из смертных грехов творчества, знаете ли.

– Помню, – сказал Шло. – В одном столбце с «Голодай» и «Не высыпайся».

– Верно. Рядом со вторым столбцом, где написано: «Если получится, то не ленись», «Не переноси все на завтра», а также «Не пробуй обокрасть спящего сана».

– Не помню такого на каменных скрижалях, – посмеиваясь, подметил Шло.

– Совсем недавно поступила новая редакция, – Галош провел большим пальцем по свежей ране на горле. – Гвоздиком нацарапали.

Вычленить альтруистов в творческом мире неподготовленному глазу сложно. К примеру, художники пишут картину на радость другим, а писатели создают истории, вкладывая в них мораль, развивая разум читателей. Так считается. Однако на самом деле те и другие одинокие личности и работают исключительно для себя, не вкладывая в работы ничего, кроме времени и желания скорее выплеснуть густеющую в мозгу идею.

Музыканты являются немногими, кто черпает энергию из толпы. Восторженные возгласы, овации, драки под подначивающие мелодии подпитывали лучше любого пива и окорока (хотя, если предложат, то никакой уважающий себя знаток нотной грамоты не откажется, особенно бесплатно).

Галош и Шло последний раз были среди людей целых три дня назад, от чего голодали как душевно, так физически.

Та постройка была обыкновенной корчмой или как называли ее в Королевстве – салуном. Находился он на распутье, крайне удачно расположившись между двумя деревнями. Судьба сложилась так, что в левой, кою возвели между старыми башнями наблюдения, рождались одни только мальчики, а в правой, построенной у расщелины – исключительно девочки. Салун, названный одним бессовестным гномом «Случка», являлся местом встречи влюбленных парочек, радуя доброе сердце владелицы Жулли и пополняя ее широкий карман передника драгоценными камнями.

Надо ли уточнять, что из-за сложившейся ситуации кавалеры были чересчур ревнивы и неосторожное всасывание воздуха рядом с их дамами могло привести к конфликту. О чем не знал переступивший порог Шло.

Обезвоженный долгой пешей прогулкой он прильнул к стойке, заказал воды, вежливо улыбнулся недалеко сидящей девушке и потом очнулся на полу с разбитой бровью и болью в затылке. Стоящий над ним Галош настраивал аккордеон и помог подняться. Наверху его ожидал стеклянный стакан воды, что зачерпнули из старой бочки вместе с песком.

Изголодавшаяся по представлениям публика с радостью приняла музыкантов. Толпа пела и плясала, не экономя на выпивке и закусках. Жулли, получив за день недельную выручку, выделила гостям комнату вместе с парочкой не занятых девушек, дабы на утро предложить постоянную работу в салуне. От приставаний полуголых девиц Шло отнекивался. Поздно ночью он спустился в зал, сел на поднятый с пола стул и перечитывал записку, оставленную русалкой на высохших водорослях. Галош же поступил как настоящих друг, закрывшись с девушками в комнате, не давая им домогаться до беззащитного Шло.