Лабрум

Я: «Насильно не выселяли из страны?»

Он: «Я же говорю, не выселяли. Хочешь – живи, хочешь – езжай. Только назад никто не возвращался, говорили, что не впускают. А через три года границу закрыли в обе стороны, то есть уже и не туда, и не сюда, кто не успел выехать, тот навсегда и остался».

Я: «И как вы жили?»

Он: «По-разному, сразу все не расскажешь, привыкали. Много, конечно, людей уехало, можно сказать, почти все, пусто стало. Но жизнь кое-как стала налаживаться: некоторые производства вновь заработали, к зарплате дополнительно всем доплачивали как пострадавшим, магазины работали, микроэлектронные приборы заменили более простыми электрическими или механическими, хоть что-то стали говорить, официально это была экологическая катастрофа вследствие аварии на производстве, назначили новое правительство, школы, детские сады, больницы, все это работало».

Я: «Телевизор, интернет, радио – не было ничего?»

Он: «Ни интернета, ни телевидения я так больше и не видел, толком и не помню, что это такое. Радио есть, по проводу, телефоны тоже проводные, музыку слушаем на виниловых пластинках, часы только механические, все это появилось в магазинах, но оно не новое, видимо, из каких-то запасов или с барахолок. Вся электронная техника простейшая, аналоговая, того цифрового изобилия, которое я еще застал – нет, но основное необходимое есть. Ты тут такие устройства увидишь – у вас там такое, наверное, только в музеях. […] обычная жизнь, ко всему привыкаешь. Мне было десять, когда стал появляться рыжий туман. Сначала он был еле заметен, дальше становился все более и более плотным, а лет через пять – семь уже стал таким густым, как сейчас, с того времени постоянно живем вот с таким туманом. И еще вместе с ним появился запах металла, привкус во рту, чувствуешь, да?»

Я: «Да, чем ближе к городу, тем больше он ощущался».

Он: «Туман как, с самой границы начинается?»

Я: «У самой границы его нет, он начинает проявляться чуть дальше».

Он: «Слушай, а граница, она вообще где? Там же где раньше Беларусь начиналась?»

Я: «Нет. Форма зоны овальная. Большая часть – бывшая Республика Беларусь, но затронуты еще Польша, Литва, Латвия, Украина, бывшая Россия. Я могу на карте тебе показать».

Достаю из рюкзака карту, показываю.

Он: «Ага, ага, понятно. Я в общем-то в курсе приблизительно, просто проверить сведения. Ты знаешь, сейчас у нас информация – самый ценный продукт. Твою вот карту можно выгодно продать кое-кому».

Я: «Вас не информируют? А радио же есть, газеты…»

Он: «Газет сейчас уже нет, по радио передается только самая необходимая информация, в основном служебная».

Я: «Вы боретесь с этим? Вас же обманывают, держат в изоляции».

Он: «Нет, не боремся, ничего такого ни разу не было, я не слышал, чтобы кто-то протестовал открыто. Такое дело, как тебе объяснить, здесь не все так просто, есть нюансы, я даже не знаю, как объяснить, чтоб ты понял. Жизнь другая, общество другое, понимание другое. Я подготовлюсь, подумаю, как все собрать в одну теорию, и позже тебе расскажу».

Я: «Договорились».

Он: «Так вот, дальше. Туман густел, люди, ясное дело, стали волноваться, непонятный какой-то, рыжий, химический думали, на металл оседает, кашель от него… А потом обреченность настала: ну туман, ну и ладно, от радиации сразу не сдохли, так туман добьет…»

Я: «Радиация есть?»

Он: «Не знаю, никто не знает точно».

Я: «Почему город такой?»

Он: «Это вот тоже, когда туман стал плотным, начали делать. Первым делом срубили в городе все деревья, кусты, дальше и остальную растительность убрали, потом стали все заливать бетоном, постепенно так закатали всю территорию, ни кусочка земли не оставили. Слой бетона от десяти сантиметров до метра толщиной, по всему-всему городу! Наружные стены зданий сделали толще, тоже бетоном. Мусор вывезли, квартиры очистили, вставили затемненные стекла. Идеальный, стерильный порядок получился. Спросишь зачем? Я не знаю… Слухи об эксперименте ходили… В город переселили всех остальных жителей страны, пустых домов ведь хватало, на этот раз выбора не оставляли, переселяли насильно. А еще через время эти вот уроды стали появляться, их привозили и привозят с востока».

Я: «Здесь много чего непонятного и нелогичного, я, по крайней мере, не могу цельную картину сложить».

Он: «Это да. Просто не все сразу, я объясню подробнее. Тебе за продовольствием случайно не надо? А то у меня список, Илонка написала».

Я: «Пойдем вместе».

Он: «Ты в семнадцатом отовариваешься?»

Я: «Похоже да».

Он: «Ну понятно, это наш, районный. Если хочешь, я могу и завтра прийти, расскажу чего-нибудь подробнее».

Я: «Хочу. Приходи, конечно».

Он: «У меня есть еще фотографии с того времени, когда туман только-только появлялся. Это мой отец снимал, на аналоговую камеру, старинный процесс, ручная печать, когда с красным фонарем печатается. Знаешь такую технику?

Я: «Слышал».

Он: «Вот, может, тебе интересно будет посмотреть. Отец просто для себя снимал, просто интересно ему было. После его смерти я раз тоже хотел поснимать, достал фотоаппарат, разобрался, но процесс не идет, химия сейчас уже не работает, очевидно тоже из-за тумана. В зоне ничего тебе не удастся сфотографировать, фототехники нет, потому что и аналоговые процессы не работают».

Я: «Конечно, будет интересно».

Он: «Ладно, пойдем. Ты только на улице аккуратно, потише. В принципе, явного контроля, тотальной слежки тут нет, но мало ли что, ты все-таки нарушитель. Шпион! Гы-гы-гы-гы».

По улице шли рядом, в пункт выдачи входили порознь.

Записываю диалог с диктофона почти дословно, так быстрее, проще и лучше сохранится суть. Я уже очень многое узнал, некоторые факты поистине сенсационны. Начинаю понимать, почему информация о Лабруме так усиленно скрывается…

33.

Сегодня Сергей пришел в три, пойдем в город.

Сергей: «Я тебе уже говорил, лучше вести себя спокойно, не шуметь. Ты очень ценный экспонат, в тебе куча информации. Лучше поостеречься. Мы-то, бывает, с друзьями куролесим хорошо, когда напьемся, ого-го как! И никто особо не трогает, только уроды жалобы пишут, как таковой милиции нет – дружина охраны правопорядка. Погромов никто не устраивает, мы в целом очень мирные жители, уроды – совсем как одуванчики, травичка, гы-гы-гы. А кстати, ты выпиваешь?»

Я: «Спиртное? Не очень, иногда, если праздник».

Сергей: «Ну, здесь придется выпивать, и с праздниками, и без праздников. Никак в зоне без этого».

Я: «Э-э-э… Почему?»

Сергей: «Мозгами тронешься… Некоторые считают, что водка выводит радиацию, химию из организма, но это не от того. Понимаешь, кроме кашля, все местные мучаются от головных болей. Если не выпивать периодически – с ума сойдешь, сдуреешь от боли».

Я: «Так от чего это, экология, заражение? Что врачи говорят?»

Сергей: «Поликлиник уже нет. Их закрыли вместе с магазинами. Есть продовольственные, хозяйственные отделы, а в отделе сферы услуг тебе окажут самую минимальную медицинскую помощь. Мы сами друг другу помогаем, есть люди, которые умеют, знают, бывшие врачи. Уродов централизованно лечат и осматривают, там где-то на заводах».

Я: «Это же первобытное общество какое-то. Вас же не считают за людей!»

Сергей: «Мы сами по себе живем, не встреваем в их высокие дела, а они не трогают нас. И я бы не сказал, что местные часто болеют – нет, даже при всем этом пьянстве».

Я: «Не представляю, как с этим всем можно мириться…»

Сергей: «Привыкли. Только если не пить, то тогда и вправду тяжеловато будет: сначала будешь превращаться в овощ, замучает скука, лень, безразличие, то есть будешь чахнуть, потом головные боли, дикие головные боли».