Человек из Прибойа. Книга 2

– Спасибо, что выручили, вот, – Лёш протянул Боромиру нечто, похожее на ровные лоскуты ткани. – Сколько можем. Тут пятнадцать тысяч. Юани. Для этого места очень большие деньги, хватит дом построить. Награда за смелость, так сказать.

Щелчок прервал его слова. Он коротко пожелал удачи, Лен сказала слово прощания. Лёш жестом поторопил, он опасался, что Ток пропадёт и этот проход останется открытым.

Мы шагнули в сумрак под хлопья мокрого снега, наконец смогли вдохнуть полной грудью свежий воздух. Белый свет из зала падал на чистый снег, длинные тени Лен и Лёш ложились на него. Врата опускались, скрывая силуэты. Мы нагнулись, присели… почти легли на снег. Глаза не хотели отпускать божественный свет. Наконец негромкий звук, с каким железные врата опустились на бетон, – и тонкая полоска света растаяла совсем.

Мы немного подождали, всматриваясь в сумеречную синеву, туда, где стальная сеть отгораживала путь железного червя. Раздался знакомый стук. Из пасти туннеля выехали Лёш и Лен верхом на механизме и быстро скрылись в сумеречном снегопаде, только железный звук ещё недолго плутал в сырых корявых ветвях – тук-тук… тук-тук…

ГЛАВА 3

Подземелье карлика

Ночь и следующий день мы провели в окрестностях крепости, пару раз захаживали в Харч. Деньги, полученные за помощь, и вправду оказались велики. На тысячу юаней я купил утеплённый изнутри козьим мехом стальной шлем с кольчугой для шеи и стальной маской для лица (забралом); новый боевой топор из стали, так как лезвие старого было покрыто сколами и вмятинами, в бой он не годился; купил круглый щит с шипами в центре, таким можно и убить противника. Свой старый топор я решил оставить для памяти, сделать его главным оружием на оружейной стене моего дома, когда вернусь. Для Прибойа и всех диких земель он был хорош, но защита и оружие воинов в новых землях быстро испортили его. Старый щит я обменял на бутыль крепкого зелья.

Дед купил себе высокие тёплые сапоги из оленьей кожи, что не боялись воды, и плащ из медвежьей шкуры с уплотнением из свиной на плечах, тяжёлый, но прочный и тёплый. Он отдал за них немногим больше пяти сотен местных денег. В Омэй-Гате это стоило бы не меньше пяти тысяч медных монет. Арья и Боромир не оценили его покупки и сказали, что это стоит очень много и что в бою оно не поможет. Сапоги – не броня, а плащ в бою всё равно придётся сбрасывать. Дед в ответ на эти слова говорил, что сырая и ветреная весна страшнее морозной зимы и страшнее любого врага с мечом, с врагом можно хотя бы договориться.

За это время Рота мы не встречали. Я беспокоился за брата, не заблудился ли он в темноте крепости? Спрашивал у людей, они говорили, что видели молчаливого молодого мужа, он то спал у костра в одном из домов крепости, то бродил вокруг внешней стены ночью. Люди обсуждали свежую новость, говорили о разбойниках: «Со скотного двора этой ночью кто-то увёл корову и зарезал старшего сына скотовода, что охранял скотный двор. На лице убитого был такой ужас, будто его коснулась рука самого владыки ада. После снегопада, за полдень, неподалёку в лесу нашли останки животного, кости и внутренности. Следов не было, снегопад помог скрыться этим людям».

Считали, что угонщиков было хотя бы двое, один не успел бы разделать такую тушу и уйти с мясом и шкурой. Я отгонял мысли о том, что это мог быть Рот, говорил себе, – Рот всегда один, но в одиночку он бы не смог это сделать.

Сам поступок меня не слишком тревожил, ведь я с отрядом тоже угоняли скот. Меня тревожило то, что брата поймают и даже могут казнить, здешних законов я не знал, потому боялся.

В Харче за кружкой тёплого вина один человек, что мы встретили на рынке в первый день, рассказал нам о крепости. Оказалось, что в недрах крепости обитают крысы и одичавшие кошки. Заплутавшие в лабиринтах твари потеряли ум от голода и темноты, нападают на людей. Раньше их было много, но теперь остались самые живучие. Но нас больше интересовали другие знания, и человек после очередной кружки дал их нам: «Мастер оружейных дел, Володя, он давно интересуется подвалом крепости – огромное такое пространство. Другие, люди из-за Канала и Синего леса, туда ещё не ходили. Там должно быть много оружия, зарядов, пороха, металлов, батарей и бог знает чего ещё. Наши люди не лезут туда, ищут тут, где безопаснее. Там огромная пустота, в которой легко заблудиться. За годы, что мы тут, там пропало двадцать человек, в основном пьяные герои. Ещё говорят, там живёт тёмная сила, ну, это так… городские байки, вечер за разговором скоротать». И так человек говорил много, говорил, что с этой зимы интерес к подземелью вырос, ведь в крепости уже обыскали почти всё, находки заканчиваются.

Совет наш был недолгим. Рассказы нас не напугали, да и рассказчик явно не хотел нас пугать, скорее наоборот. Мы решили собрать весь отряд и добыть ценности, пока их там много.

Сумерки ещё позволяли видеть. С ясного неба опускался морозный воздух. Мы торопились успеть до темноты. Дед всю дорогу нахваливал свой тёплый плащ и свои сапоги, говорил о том, как ему в них тепло и удобно. Его слова нас не злили, от быстрого хода нам было даже жарко. Мы вошли в деревню старухи Нэа, всё такую же мертвую и тихую. Казалось, мы отсюда никуда не уходили, что землю укрывает всё тот же снег. Полная луна только взобралась на небо, и снег сразу заискрился в её свете. Голос совы сказал – пришла ночь, время не людей, а духов.

– Слышите? – Свобода остановился и прислушался.

Заунывное песнопение со стороны слабого огонька вдаль по улице завывало знакомый мотив, Баллада о Кулаке, куплеты о его смерти.

– Пьяный Ратибор воет. Красиво, чёрт кабацкий, – дед узнал голос Ратибора, его узнает любой из нашего отряда как бы тот не менял его. – О, а вот и Урумар подвывает, как старый пёс.

Лёгкий морозец, полная луна, а у Нэа печка и еда и… я поторопил остальных.

Щенок собаки залился лаем, увидев нас, чёрная мордочка голосила из-под дома Нэа.

Боромир сидел на заснеженном крыльце босой, в одних штанах и уже не пел, а выл на луну что-то невнятное, но красивое. Урумар стоял за его спиной, оперевшись о дверь, и с понимающим лицом смотрел туда же, куда и боевой товарищ – на луну.

– Ой, дикарики! – Старуха выскочила из дома, едва не споткнувшись о Ратибора, и поспешила к нам. – Вы заберите друзей своих, они у меня скоро всё допьють. Хрен с ним, что допьють, скоро всё сожруть! И кур моих, одну уже загоняли, зажарить пришлось. Я бабка добрая, но за такие дела напущу чёрный сглаз – и мечи из рук попадають, и девки больше не посмотрют на них, и деньги в карман не попадуть!

– Нэа, мы пришли за ними, – взялся говорить Свобода. – Сейчас уведём.

– Да ладно уж, куда вы пойдёте?! Полнолуния сегодня, ослепли что ли? Дорога к крепости через погост лежит, а в обход далеко. Нечего в такое время по лесу ходить. Кажется, нечистые уже здесь. Я вчера след видела.

Собачонка снова залаяла.

– Ох, дикарики, пошли в дом, ну их, нечистых! – Нэа посмотрела нам за спины, за нами лежала дорога под снегом. – Ой… Батюшки святые.

Страх в глазах старухи, будто почерневших на сморщенном лице, освещённом холодным светом луны. Она стала рисовать в воздухе перекрестье и быстро шептать какие-то слова (Отче наш).

Мы обернулись и взялись за оружие. Ратибор прекратил голосить, свалился с крыльца в снег и, сумев встать только на колени, приготовился биться на кулаках. Быстро протрезвевший Урумар взялся за копьё.

Длинная тень тянулась от идущего к нам. Некто, укрытый плащом, без скрипа и усталого дыхания близился к нам. Силуэт широкий, под этим плащом смело могли поместиться два человека. Голова укрыта капюшоном. Луна была за его спиной и не могла осветить его лицо, но две точки мерцали на месте глаз подобно далёким звёздам. Две точки света на совсем чёрном силуэте.

Нэа поспешила укрыться в доме. Она вошла, а на крыльце появился Тио с веслом в руках.

– Эй, стой и говори, кто ты?! – Дед не ушёл за наши спины.

Я опустил забрало и сбросил рюкзак. Боромир прицелился, его рука была тверда.

– Нет, врёшь! – неожиданно крикнул Боромир и выстрелил.

Перед самым выстрелом руку стрелка свело и болт утонул в снегу у его ног.

«Я – Рот, тихий Рот». Голос раздался в моей, а как позже выяснилось, в головах у всех. Голос обошёл пространство и появился сразу в наших ушах, громкий, твердый.

– Рот? Сними проклятую маску! – велел я и зашагал к силуэту, развернув топор обухом и собираясь надавать им по рёбрам братцу, чтобы не пугал.

В моём черепе будто поселился рой диких пчёл, он гудел с каждым шагом громче и громче. К жужжащему звуку добавились стоны, крики и требования бросить топор.

Вот я уже близко, я уже могу разглядеть маску под капюшоном. Ор в моей голове стал нестерпимым и перед глазами стали всплывать лики орущих, перекошенных от гнева людей. Я подошёл на расстояние шага, морщась от ужасного шума, который слышал я один. Наконец я бросил топор в сторону. В сознании моём будто грохотала буря, но как только топор упал, выглянуло солнце, вода стала гладкой, а звенящая тишина лечила уши. Даже звонкий обычно раздражающий лай казался весенней капелью.

Рот скинул капюшон и снял маску. На это я ответил размашистым ударом кулака. Рот сплюнул кровь на снег.

– Не ходите за мной. Я найду вас тогда, когда вы решите идти в Омэй-Гат, – сказал он своим ртом.

Из-под его плаща выпали две задние коровьи ноги. Я смотрел на них, понимая, это он…

Весь отряд подбежал ко мне, стали осматривать мясо. Силуэт в плаще бесшумно скользнул за угол соседнего дома, оставив следы на снегу. Я поспешил следом, но улей вновь загудел в голове, а из стены дома, подобно смоле из ствола дерева, вышло бледное мёртвое лицо и по воздуху стало плыть ко мне, не отрывая своих мёртвых глаз от моих – живых. Я отступил и всё ушло…

Странные молчаливые лики взором, не ясным мне, глядели на нас из угла (иконы). Пламя свечи покачивалось, приседало, вытягивалось, освещая неподвижные лица святых, как звала их Нэа. Огонь трещал в печи, сытый собачонка спал у её тёплой стены. Чёрный кот, ночная тварь, ходил вокруг стола, зыркая жёлтыми глазами на то, как мы срезаем мясо с коровьей ноги. Он не рисковал подать голос, ибо знал – старый сапог Нэа пинком под зад вышвырнет его на улицу, холодную улицу.

– Рот всегда был другим, похоже, он обрёл свою судьбу, – слова деда не несли ни горечь потери сына своего сына, ни желание ему помочь. Слова были сухи.

– Хэ, призвание… батюшку Никодима бы сюда, – говорила старуха, – словом божьим он бы выгнал тьму из его души. Ну, или святой водой и розгами, чтобы наверняка.

Боромир поймал её слова цепкими к речам ушами.

– Святая вода? Это яд? Где её взять?

– Ну, дикарики, нечисти – яд, а хорошим людям – помощь. Тут её взять негде. Есть в году всего один день, когда вода во всех реках становится святой. Тогда можно её набрать.

– Скоро этот день? – Боромир желал запастись волшебной водой.

– Нескоро, мальчик мой. Зимы ждать надо. Ты хочешь бороться с тёмными, так это тебе в мою родную деревню надо, за Канал. Те места нужно чистить. Там волки, величиной с быка! Там огромные орлы и вороны, что таскают баранов с пастбищ. Там людоволки, коих нортами кличут, их след я и видела вчера неподалёку. Но самые страшные – лайоны. Эти ведьмаки – люди на вид: может быть путником, красивой женщиной или ребёнком. Явного зла они не делают, но люди их боятся и к незнакомцам относятся с осторожностью. Чего я рассказываю… за Канал вас солдаты Альянса не пустют, хорошие ребята, не злые, но указ у них.

Мысль о том, что Рот поддался маске, что он может творить злые дела, печалила меня. Я был занят мыслью о брате и не слышал разговоров, молча соскребал ножом мясо с кости. Рот… всегда был сам по себе и мы с ним никогда не ладили, но и не ссорились много. Его будто не было в моей жизни. Чего же я не спокоен, как дед или Боромир? За время похода, за время, что я в отряде, я получил чувство братства. Каждый из нас считает другого братом. Мы вместе бьёмся; вместе пьём на пирах и делим последние капли воды в походе; делим тепло огня и холод лютых снегов; мы вместе орём весёлые песни и воем печальные, как Ратибор сейчас на пороге; брат нашего отряда может и руку подать, и крепко ударить, если надо. Даже Свобода – человек, что привык идти один, тоже был с нами, он – старший брат. Так что же в моей голове засел Рот?! Он не был мне настоящим братом в детстве, не стал никому братом в отряде. Его «сам, один», раздражало деда и даже Арью. Похоже, никому он не был нужен среди нас, как и мы не нужны ему. Вот только зачем тогда он принёс нам мясо?…