– Что с тобой? – спросил он, увидев, как Цыбиков задумчив.
– Не знаю, – честно сказал востоковед. – Наверное, еще не осознал всего, что произошло.
– Наверное…
По дороге домой говорил только Даший – шагая чуть впереди, он по привычке воодушевленно рассказывал какие-то байки из прошлого. Цыбиков не особенно и вслушивался, поскольку был погружен в свои мысли. Он не испытывал разочарования, хотя и ждал от встречи с Тринадцатым Перерожденцем чего-то большего.
Цыбиков снова вспомнил монгола и его любовницу и глухого старика, приведшего на церемонию сына. Все они так радовались самой возможности получить благословение от Далай-ламы, что Гомбожабу стало стыдно.
– Что ж, вижу, ты немного пришел в себя? – сказал Даший, с улыбкой разглядывая спутника, когда около десяти часов вечера они подошли ко входу в гостиницу. – Осмыслил?
– Не уверен. Но, кажется, на верном пути.
Они попрощались, и Цыбиков уже пошел к двери, когда спутник окликнул его:
– Гомбожаб.
– Да?
– Помнишь, ты мне отсыпал немного своего цветочного сбора?
– Помню, как забудешь, – сказал Цыбиков.
– Я это… – Глаза Дашия забегали, точно он говорил о чем-то постыдном. – У меня… почти кончилось… Могу я… одолжить еще?
«Одолжить… или просто взять?» – хотел спросить востоковед, но сдержался и сказал лишь:
– Можешь. Но только давай завтра, нет сил возиться сегодня.
Даший просиял и сказал:
– Спасибо, Гомбожаб! Обязательно зайду.
Развернувшись, бурят устремился прочь. Проводив его задумчивым взглядом, Цыбиков вошел в гостиницу и увидел Тинджол – сидя за столом, она листала многочисленные книги для записей. Обрадовавшись приятной встрече, Гомбожаб подошел к девушке:
– Привет, Тинджол.
Она вздрогнула и, посмотрев на него с опаской, холодно произнесла:
– Я немного занята, Гомбожаб. Если только что-то срочное…
Востоковед нахмурился. Тинджол была заметно напряжена.
«Мать что-то сказала? Наверное, Даший прав, и лучше мне не лезть».
– Да нет, ничего, – спокойным голосом сказал востоковед. – Просто хотел поздороваться, и только.
– Угу… – буркнула Тинджол, листая очередную книгу.
Цыбиков пошел наверх, а девушка даже не подняла головы, чтобы проводить его взглядом.
Оказавшись в комнате, Цыбиков завалился на кровать, где пролежал на боку, глядя в стену, около часа, пока сон все-таки его не сморил.
Ближе к утру востоковеду приснилось, что он снова пришел на аудиенцию к Далай-ламе, но теперь, кроме них двоих, в зале никого не оказалось. Только Тринадцатый Перерожденец сидел на троне и лукаво смотрел на вновь прибывшего.
Цыбиков медленно подошел поближе и трижды поклонился.
– Не надо, – поморщился Далай-лама.
– Почему? – не удержавшись, спросил Гомбожаб.
Далай-лама усмехнулся и сказал:
– А потому что я все про тебя знаю. Все твои тайны. Стража!
Последнее слово Тринадцатый Перерожденец выкрикнул в сторону двери, и та моментально открылась. В зал ворвались двое телохранителей и, схватив Гомбожаба за руки, потащили прочь.
– Пощади! – проорал Цыбиков на ходу.
Стражи подвели востоковеда к краю открытой площадки. Гомбожаб, понимая, что упасть с такой высоты – верная смерть, возопил еще громче:
– Пощади же!
– Я пощажу тебя, если пообещаешь, что при следующей нашей встрече ты поддержишь меня, когда попрошу, – веско произнес Далай-лама.
Теперь на его лице не было и следа прежней улыбки.
– Обещаю, – сказал Цыбиков.
И проснулся.
До рассвета было еще далеко, но сон больше не приходил; Цыбиков просто лежал и мучительно размышлял о том, сколько сна было в его сне, а сколько – яви.
•••
5 октября 2019 года
Пьяница. Беседы с Гринбергом о жизни и смерти. Тсусэнг и надежды на дихрою
Утром выяснилось, что падение с высоты для моего телефона все-таки не прошло бесследно: перестал работать автофокус, и я, сняв чехол, увидел, что стеклянная задняя крышка полностью разбита и держится лишь благодаря защитной пленке.
– Что случилось? – спросил Лама, когда мы встретились на входе в кафе отеля.
Я рассказал.
– Да, приятного мало, – признал Боря. – Но, может, в Гьяце найдется сервис, где смогут быстро все починить?
– Сомневаюсь, но попробовать стоит… давай после завтрака пройдемся, поищем?