Дихроя. Дневники тибетских странствий

– На незавидном будущем профессиональных фотографов. Ты рассказывал о новых девайсах, которые похоронят эту профессию.

– Ну, похоронят, наверное, сильно сказано… но реальность такова, что сегодня есть очень много таких вещей и навыков, которые для нас торедантны, или, проще говоря, утрачены. Утрачены олдскульные скилы. Например, логарифмическая линейка или экспонометр – да, когда-то люди могли гордиться умением пользоваться ими, но сегодня этот навык не дает тебе никакого преимущества перед другими людьми. Это вполне нормальный процесс, издержки прогресса, если позволишь. И другие навыки завтра, послезавтра, через неделю или год будут также отмирать по причине замены их интеллектуальными системами.

– Секстант, например, – сказал я, глядя на звездное небо и яркий фонарь луны. – Когда-то важнейший прибор для мореплавания, а сегодня такой примитивный с точки зрения технологий навигатор уже не нужен…

– Ну, кстати, секстант – такая любопытная вещь… если на судах его уже не используют, то, допустим, в космосе, где невозможно пользоваться GPS, он обретает новую жизнь. В космосе ведь нет горизонта, там смотрят не за солнцем, а за звездами.

– Да, но в любом случае за ними смотрит не человек, а искусственный интеллект.

– Смотрят машины, да, но ориентируются по приборам, которые аналогичны секстанту. И если вдруг создается аварийная ситуация и машина выходит из строя, то космонавт должен уметь пользоваться настоящим секстантом, этот навык может при определенном стечении обстоятельств стать жизненно важным! По сути, единственное отличие того секстанта от земного – там искусственный горизонт: в космосе невесомость, и ты просто не знаешь, где он находится.

– Ну, с одной стороны, да, новая жизнь старой вещи, но, с другой – космонавты – это все же профессия единиц на планете Земля, тогда как моряков гораздо больше, и вот там секстант уже неактуален.

– Да. Сегодня на кораблях исключен даже звездный альманах, без чего секстант просто железка. Поэтому очень многие обязательные навыки, без которых в наши дни не сделаешь хорошую фотографию, уже завтра могут устареть и стать ненужными. Сегодня важно умение ловить момент; если ты его упустил, кадр утерян безвозвратно. Но уже в относительно недалеком будущем это изменится – не будет никакого решающего момента.

Дверь открылась, и из кафе вышел Лама. Он выглядел чуть более усталым, чем вчера, видимо, из-за споров с Виталиком, но в целом все еще оставался благодушным. Увидев нас, он присел на лавку рядом с Гринбергом, а тот, улыбнувшись ему самым уголком рта, продолжил:

– Машина будет анализировать пространство непрерывно, сама определяя этот решающий момент. То есть это будет осознанный выбор, а не случайное совпадение события, которые ты успел снять, вовремя щелкнув затвором фотоаппарата.

– И какой же машине подобное по силам? – спросил я. – Вот, допустим, квантовый компьютер? Он же может с подобным справиться?

– Нет, поскольку предназначен только для определенного вида задач, – покачал головой Гринберг. – Он даже обычный компьютер не заменит – функционал совершенно иной. Ну, то есть, например, для взлома шифра биткоина он не подходит.

– А в чем его особенность? – нахмурился я. – Супервысокая производительность? Количество операций в секунду?

– Нет. В том-то и дело, что в квантовом компьютере как таковой нет скорости вычислений, – объяснил Гринберг. – Там другой принцип. Обычный компьютер основывается на битах, «нулях» и «единицах». У тебя есть, например, некий бесконечно огромный список имен, и тебе нужно узнать, есть ли среди них Дихроя, то есть пройтись по всему списку и спросить: ты Дихроя или нет, «ноль» или «единица»?

Я кивнул, подтверждая, что принцип работы обычного компьютера мне понятен. Лама же слушал наш разговор, не перебивая.

– В квантовом компьютере все обстоит несколько иначе, – продолжил Гринберг. – У тебя есть база, массив со всеми именами, дальше, когда ты запускаешь поиск Дихрои, все волны, которые являются Дихроей, сразу входят в суперпозицию. И, соответственно, за один такт ты решаешь задачу, сложность которой прямо пропорциональна размеру массива. Поэтому в тех операциях линейной алгебры, где комбинаторика очень важна, квантовый компьютер является настоящей панацеей. Но, к сожалению, до массового производства подобных машин пока еще очень далеко. Там есть ряд сложностей, которые только предстоит решить. К примеру… единица размерности в квантовом компьютере называется кубит и представляет собой запутанную пару фотонов. Самая главная проблема – это как поддерживать ее когерентной, как сохранить ее запутанность. Потому что все выходит из фазы в конечном итоге. Она не бесконечна. Это как игра в квача: если ты отвлечешься, а потом посмотришь, то ты уже не знаешь, кто квач. В диаграммах Ваймана можно показать, что может быть бесконечное количество вариантов, но у них разная вероятность…

– А как он вообще выглядит, этот квантовый компьютер? – спросил я.

Гринберг вытащил из кармана мобильник:

– Сейчас покажу… есть снимок, из Калифорнии…

Некоторое время он листал галерею в мобильном, а потом продемонстрировал фото.

– Больше похоже на самогонный аппарат, – заметил Лама.

Гринберг улыбнулся:

– Ну, есть что-то, наверное… На самом деле, когда он работает, он находится в дюаре с переохлажденным гелием.

– А уран там есть? – продолжал допытываться Лама.

– Нет. А зачем там уран? – удивился Гринберг.

– Ну, что за компьютер без урановой сердцевины? – хмыкнул Лама.

– Лама, тибетская философия побеждает квантовую физику, – улыбнулся я. – Борь, а в Китае есть квантовый компьютер?

– И в России? – вставил Лама.

– Ну, я лично не слышал, чтобы в Китае или в РФ был подобный компьютер, – подумав, ответил Гринберг. – Но это не значит, что его нет, – учитывая, как у нас любят засекречивать все инновационные разработки. Вот агрегат, который я показал на фото – он всего 6 «кубитов». Это сравнительно немного.

– А сколько максимально на сегодня? – уточнил я.

– Сегодня точно дошли до 80… Ну, и совсем недавно я слышал, что вплотную подобрались к планке в 90 кубитов, – припомнил Гринберг.

– А квантовые компьютеры существуют распределенно, или каждый работает самостоятельно?

– Нет смысла делать его распределенным. Он квантовый и распределен уже в масштабах галактики по определению. Куда ты хочешь его распределять, Макс? – улыбнулся Гринберг.

– Ну, кубиты же необходимо собирать, чтобы они вместе работали, поэтому и возник вопрос о распределенной работе.

– Нет, – покачал головой Гринберг. – Они возникают спонтанно и могут какое-то очень короткое время взаимодействовать друг с другом, но потом они разлетаются куда угодно.

– А следующий этап формирования долгий? Вот они разлетелись… и что дальше? Сколько ждать нового… цикла?

– А вот это, Макс, самая большая проблема квантового компьютера на сегодняшний день – как долго ты можешь удерживать когерентность, спутанность пары. В принципе, когда фотоны разлетаются по миру, то они могут быть бесконечно долго, а могут и не быть.

– Хорошо, – кивнул я. – С квантовым компьютером разъяснил, все сложно, только Ламе понятно.

Боря Кац ухмыльнулся и сказал:

– Придумываете что-то, кубиты какие-то… а на самом деле под прикрытием науки самогонку варите. Знаем…

– Ну все, раскусил, – рассмеялся Гринберг.

Я докурил сигару, и мы пошли в отель греться.

Поздним вечером Виталий написал в общий чат гневное письмо, в котором в красках описал все свое раздражение, связанное с изменением маршрута. Лама со словами «как же он задолбал своими истериками» удалил его из обсуждения. Завтра, вероятно, стоило ждать новых припадков.

«А ведь еще вчера казалось, что наступила гармония… но нет, всегда должен кто-то скандалить… Эгоцентризм и невоспитанность – грустное сочетание».

Несмотря на выходки Виталия, на душе у меня было несказанно спокойно. Не знаю, что тому причиной – восхитительный сегодня перевал, общение с Андреем или все в совокупности, – но тем вечером меня впервые за последний год посетила муза, и я написал «Тибетский стих», скорее, даже некую зарифмованную заметку, над которым пообещал себе еще поработать впоследствии:

«Тибетский стих

Этот октябрь раскрыл мое сердце.

Теперь это солнце, снега и пески.

Глупец рубит сук,

Мастер рисует вечность на глади реки.