Дихроя. Дневники тибетских странствий

– Тогда и рассказал, – с неуверенной улыбкой пожал плечами Рэншэн.

Он оказался весьма смышленым малым, и Цыбиков безо всяких сомнений его нанял. Рэншэн, обрадованный тем, что они договорились, ушел, а Гомбожаб отправился на торговую улицу за сувенирами и книгами. Для востоковеда это была настоящая мука, но Савельев настаивал, чтобы востоковед привез как можно больше материалов для исследования, а что лучше могло рассказать о Тибете, чем труды местных авторов и изделия местных мастеров, вроде молитвенных колокольчиков? Дело осложнялось тем, что Лхаса славилась подделками, и Цыбикову приходилось лично просматривать каждый предмет с точки зрения его подлинности и ценности для Академии наук, чтобы не привезти обратно искусно сделанную, но бесполезную для исследования безделушку. В итоге Гомбожаб провел на рынке несколько долгих часов, после чего, порядком утомившись, отправился обратно в гостиницу. Добыча востоковеда была не слишком богата – десять книг и ворох различной тибетской мишуры.

Чуть в стороне от дверей гостиницы, переминаясь с ноги на ногу, стоял худющий бедняк в лохмотьях. Востоковед скользнул по нему рассеянным взглядом и хотел уже войти внутрь, когда тощий вдруг сказал:

– Здравствуй, Гомбожаб.

Цыбиков обернулся и посмотрел на нищего уже куда внимательнее, чем прежде.

– Иондань? – удивленно пробормотал востоковед, наконец поняв, кто перед ним.

Его бывший слуга очень сильно похудел с момента их последней встречи несколько месяцев назад. Складывалось впечатление, что все это время Иондань не ел и не спал… и уж точно не выпивал: взгляд его был трезвым и очень усталым, да и специфический запах алкоголя отсутствовал.

«Да и уши на месте, стало быть, в жернова законников тоже не попал…»

– Что ты тут делаешь? – спросил Цыбиков.

Монгол искоса посмотрел по сторонам, потом вытащил из-за пазухи потрепанный кошель и передал его опешившему Гомбожабу.

– Это что такое? – не понял востоковед.

– Пятьдесят ланов. Мой долг.

Цыбиков посмотрел на кошель в своей руке.

«Не может быть…»

Если судить по весу, то внутри кошеля действительно было около пятидесяти ланов.

– Все? – спросил Иондань, хмуро глядя на Гомбожаба.

Бедняк едва стоял на ногах от усталости. Казалось, он может упасть от малейшего дуновения ветра.

«Видимо, все это время он горбатился на полях, чтобы вернуть долг… а, возможно, украл».

Цыбикову стало тошно от этой ситуации. Он ждал от Ионданя чего угодно, но не этого. Любых отговорок, а не выполнения обещания.

«Так нельзя».

Неподвижно глядя на Ионданя, Гомбожаб развязал шнурок кошелька, запустил руку внутрь и, вытащив несколько монет, спрятал их за пазуху, не считая. Монгол смотрел на него, не понимая, что происходит. А Цыбиков тем временем, аккуратно завязав шнурок, протянул кошелек обратно Ионданю со словами:

– Пойди, поешь. И выпей кружку за мое здоровье. Через две недели я уезжаю из Лхасы.

– Но… почему? – одними губами спросил монгол. – Почему ты возвращаешь мне эти деньги? Разве они не пригодятся тебе в пути?

– Говорят, местные духи до того любят золото, что насылают беды на головы самых скупых паломников, увозящих с собой из Тибета лишнее, – ответил Цыбиков, с улыбкой глядя на монгола. – А я хочу доехать домой целым и невредимым. И не думать, что из-за моей жадности где-то в Лхасе умер один бестолковый монгол.

Отвернувшись, Цыбиков как ни в чем не бывало пошел к двери, ведущей в гостиницу, оставив Ионданя наедине с его недоумением.

Времени на подготовку к пути из Лхасы в Кяхту оставалось совсем немного.

•••

10 октября 2019 года

Вещий сон. «Пепси». Учения на перевале. Дамшунг. Беседы с Гринбергом о квантовом компьютере. «Тибетский стих»

Когда я вошел в пещеру, монах уже был там – сидел в позе лотоса на цветастой циновке в окружении толстых свечей, освещающих пещеру желтоватым светом. Позолоченные статуи божеств взирали на меня с глумливыми гримасами на блестящих лицах. Повернув голову, монах посмотрел на меня с извечной своей полуулыбкой и сказал:

– Входи, присаживайся.

Я молча вошел и опустился на циновку, которая лежала на полу буквально в паре метров от старика. Теперь мы сидели друг напротив друга. Я видел его запредельно добрые глаза, морщины, даже торчащее из-за пазухи горлышко мешочка, откуда в прошлую нашу встречу монах достал круглую красную таблетку.

– Что же, рассказывай, – сказал мой улыбчивый собеседник. – Какие сомнения привели тебя ко мне на этот раз?

– Меня мучают два вопроса, – откашлявшись, произнес я. – Первый – завтра мы выезжаем в Дамшунг, к озеру Нам-Тсо, и я очень хочу проехать дорогой, которая не входит в запланированный Ламой маршрут.

– Чем тебя так манит эта дорога?

– Она не туристическая. Думаю, там могут быть перевалы невероятной красоты.

Монах с улыбкой кивнул и спросил:

– А второй вопрос?

– Второй… – Я немного смутился. – Ну… я не понимаю, почему в Тибете нет «пепси».

Монах выгнул бровь, и я, видя это, пояснил:

– Не то, чтобы я прямо фанат этого напитка, но под сигару он мне нравится больше «колы». Поэтому я очень удивился, что нигде его не встретил. Вот даже вчера, в «Бургеркинге» – только «кола» и никакого «пепси».

Монах улыбнулся еще шире и сказал:

– Думаю, завтра ты найдешь ответы на оба эти вопроса.

– Я надеялся, что ты на них ответишь, – неуверенно хмыкнул я.

– Помилуй, Максим, – рассмеялся монах. – Не требуй от сна больше, чем он может тебе дать.

Я кивнул и проснулся. Некоторое время лежал, рассеянно глядя на темный потолок, потом потянулся к телефону и посмотрел на время – до неизбежного вторжения будильника в мое утро осталось всего пять минут.

«Мистика… Впрочем, я уже неделю слышу в голове голос Андрея, а тут – какой-то странный сон… Нашел, чему удивляться. Простое совпадение».

Однако странности с пробуждением не закончились. Умывшись и придя в лобби отеля, я обнаружил там Ламу и Джимми – стоя неподалеку от входа в кафе, они что-то увлеченно обсуждали.

– Доброе утро, – поприветствовал я, подходя к ним. – Что-то случилось?

– Доброе, – буркнул Лама. – Да вот, Джимми решил с самого утра настроение подпортить немного.