Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

– Можно и перорально, и анально, и вагинально, как говорится. Потом они мачье обогащают, вываривают, оно становится помощнее. Но и первый сок тоже ничего, не то что кило запыхтел, и только тогда результат. Но подготовленное совсем хорошо. Зэки его черняшкой еще называют, черной. Они берут пенициллиновый баллончик, туда черняшку эту кидают, водичку и кипятят. Или на ложечке можно. Прокипятили хорошенько, потом машинку берут, и в жилу пускают.

– В живот, что ли? – опять принялся за свое Любер.

– Да нет, по вене, – дядя Леша изумился нашей неосведомленности.

– Получается, как героин? – поинтересовался Вася.

– Не, героин – синтетика, а то натуральный продукт. Синтетику разную америкосы делают, ЛСД всякое, героин. Вот у нас на селе новая штука появилась, крокодилом называется. Дрянь страшная. А эта, черняшка, спокон веку в Азии. И еще дурь, план, конечно, или масло. Знаете, наверное, у нас тут есть Шуйская, или как еще говорят, Чуйская долина. Там трава самая лучшая в Союзе была. Столько с ней связано историй. И у меня было.

Возвращались раз с соревнований, из Алма-Аты. Я за рулем, со мной Игорь Супряга, покойник он теперь. Ну, едем. А там у одного нашего дружок был в поселке рядом с долиной. Заехали, заночевали. Он в дорогу нам гостинец собрал – пачку «Беломора», сколько там, двадцать пять папирос, целиком, заряженные.

Ну, едем, мотики в кузове, покрышками припертые. Неуютно, степь да степь, разлука да разлука. А жара, градусов под 50 днем, в трусах едешь. А рядом Игорь такой же в трусах, небритый, страшный, волосы слиплись.

В общем, дернули одну папироску. Я еду, а он мне лапшу на уши вешает. Понесло его, гонка. Смотрю на него, а у него челюсть как бы отвалилась и сам он лысый. Вот ты разинь рот и не закрывай. Сможешь так говорить? Не сможешь, а он говорил без умолку. И еще лысый какой-то, а глаза синие-синие. Сам лысый, а на макушке ржавчина. Со мной просто спазм какой-то случился. Я, блин, вывалился прямо в пыль. И ЗИЛок мы уронили. На пятом разъезде это было, здесь, между Бомбеем и Актау. От Бомбея километров сто, не меньше. А дело-то к вечеру. На дворе октябрь, по ночам колотун страшный. Мысли всякие: околеем думаю. А потом смотрю, в семи-десяти километрах кошара заброшенная, надо за дровами идти. Еще покрышки жгли. А там дым такой, лицо все в саже. Смотрю на Игоря, ну прямо папуас. Ржу, не могу.

Книгу писать надо. Да, это точно. Книгу надо писать. Но ситуация – звездец. Какой-то праздник был. На дороге никого. И что делать? Решили больше не курить, а то вообще не доедем. В конце концов, вытащили мотики (они стояли связанные у нас в кузове, как стреноженные кони), а у меня рука еще была сломанная, в гипсе, на кроссе поломался, думаю, ехать надо за помощью. Вдруг вижу, по степи километрах в 15 три МАЗа тащатся. Я на мотике с загипсованной рукой, им наперевес. Догнал, в общем. Там Славик, кореш мой. Спрашивает: «Водка есть?» Я соврал: «Есть», а когда уже поставили на колеса ЗИЛ, сознался: «Нет водки».

«Ну, ничего, – сказал Славка. – У меня полный кузов денатурата».

Денатурат, правда, я пить не стал. А Игорек ничего, выпил.

Вот такая, блин, история… Да много чего было, всего сразу и расскажешь. Ну лады, парни, пора вам на боковую, если завтра в дорогу…

Дядя Леша ушел, и сразу стало пусто. Случаются такие люди.

…Когда я ложился спать, голова гудела, причем не от водки, а от дядилешиных рассказов. Он сработал мне полное переключение, я забыл об аварии и погрузился совсем в другую реальность. «Соль земли», – говорят о таких, кажется. И еще я подумал, что в эпоху Семевского страна искала и находила своих положительных героев в ударниках, рекордсменах, первопроходцах, в тех же шоферах каракумского ралли, бывших красноармейцах, тянущих грузовики на веревках по коварным барханам Каракум. А один из главных героев нашей эпохи – дядя Леша, русский человек из детдома, владелец и держатель автомотохостела возле казахской узловой станции Бейнеу…

V. Узбекская матрешка для «Иваныча»

От дяди Леши я уезжал с одним ощущением – не договорили. Но это свойство дороги: не успел встретиться, надо расставаться, а задержишься – пожалеешь. Не зря же пишет Гурджиев, – минут пять я все же умудрился почитать перед сном: «Человек без впечатлений может прожить даже меньше, чем без воды».

В степи и пустыне с почти нестерпимой ясностью понимаешь, как это верно.

…До границы оставалось где-то сто километров грунта, и я тащился со скоростью 30 км в час. Ну, может, чуть быстрее, однако больше двух часов мы ехали. Любер с Васей уходили вперед, поджидали меня, гонялись на мотиках по степи за верблюдами и снимали один и тот же пейзаж, который никак не хотел меняться. Было холодно.

На казахско-узбекской границе нас пропустили вперед всех фур и легковушек, но все равно проходили ее мы часа четыре. Узбеки встретили очень ласково, но тщательно проверили телефоны у Любера нашли и удалили всю порнуху. Она в Узбекистане строжайше запрещена. Перед тем, как удалить, лейтенантик просмотрел файлы с особенно пристальным вниманием. Кажется, не было бы нас, решил бы заняться с собой любовью. А так, увы, обломилось…

…До Кунграда от границы оставалось километров 300, мы думали, уйдет на это пять-шесть часов, и мы мирно заночуем наконец, перед погружением в настоящую пустыню. К тому же перед выездом я глянул на свою подтекающую переднюю вилку и понял, что ремонт ей явно не помешал бы.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете.

Дядя Леша рассказал, что с бензином в Узбекистане теперь лучше, чем раньше. Как было раньше, трудно себе представить. На границе мы выяснили, что в привычном для нас понимании бензина в Узбекистане нет. Ну, почти нет. То есть бывает, но его надо специально искать, заказывать и ждать. Ждут бензин в чайханах, которые стоят по дороге. И никаких дополнительных милостей от природы. Потому что это явно будет не совсем тот бензин, к которому привыкли наши мотоциклы. Ничего не поделаешь, однако. К такому раскладу мы, в сущности, были готовы.

Хуже было, что в 40 км от границы я попал в новую серию ям, пробил колесо и, главное, погнул диск.

– Что у тебя с кармой? – спросил Макс.

– Это просто приключения, – ответил ему Вася.

Выход существовал только один: ловить машину, грузить туда «Иваныча» и как-то добираться до Кунграда с его мотомастерской. У Макса же и Васи, как назло, почти кончился бензин. Я отдал парням свой запас и вышел на обочину.

Узбеки никогда не оставят человека одного на дороге, особенно гостя, да еще с московскими номерами. Останавливалась практически каждая машина, но погрузить мотоцикл было некуда. Наконец, удалось застопить микроавтобус, форд небесного цвета. Водитель, паренек лет тридцати по имени Хайрат, почти не говорил по-русски, но знал, что делать. Мы кое-как объяснились, и он начал откручивать ярко красные задние сидения. В итоге мотоцикл встал, я сел, и мы поехали. Парни укатили вперед.

Однако счастье было недолгим. Проехали полчаса, и снова встречаем на обочине Макса с Васей.

–Что, обсохли? Как так? – спрашиваю.

Самое неприятное дело лишиться бензина посреди узбекской полупустыни.

Нет, топливо, к счастью, никуда не делось, зато у максова мотоцикла оторвало весь его красивый олдскульный фартук. Скотч, клейкая лента и стяжки позволили легко решить этот вопрос.

– Ну, поехали?

– Поехали.

Но и это было ненадолго. Через полчаса заглох наш с Хайратом микроавтобус.

– Ну что, спрашиваю я его, – кирдык?

– Кирдык, кирдык, – радостно кивает он. Это слово, при слабых познаниях в русском наречии, пришлось ему, видимо, очень по душе.

Сделав пару кругов вокруг своего чуда техники и приговаривая, даже напевая «кирдык», Хайрат решил ловить машину. Поймал бензовоз.

Это было прекрасно, особенно в условиях дефицита бензина на узбекских просторах. Одно плохо: бензовоз шел пустым. Но на буксир он нас все же взял, за что ему большое узбекское «рахмат».

…Говорят, что матрешки произошли откуда-то отсюда, из недр Центральной Азии. Своего рода такой, самой маленькой, матрешкой получились и мы с «Иванычем» внутри микроавтобуса, который на металлическом тросе длиной метра четыре тянул гигантский бензовоз. Впереди я видел только корму бензовоза и неутомимого Хайрата, который рулил и одновременно говорил по телефону. В самые жаркие минуты разговора он отрывал руку от руля и делал угрожающие жесты в сторону предполагаемого противника. Хорошо, что противник был далеко, а не здесь, рядом с нами.

За всю дорогу трос рвался четыре раза. Наконец мы остановились у небольшой чайханы. Бензин кончился и у бензовоза. Делать было нечего, приходилось ждать. Мой путь теперь однозначно лежал к механику, а Максим и Вася решили все же съездить на Арал, посмотреть, что осталось от моря. Завтра они меня найдут в Кунграде, благо, телефон работает.

…К механику добрались к половине второго ночи. Он приехал за нами сам к ближайшему повороту, отцепил от бензовоза и аккуратно довез в свой гараж, километрах в восьми от трассы.

На ночевку я устроился в чудесной чайхане, и с первой ложки тающего во рту лагмана понял, как устал. Но здесь же, в чайхане, была баня, и засыпал я уже совершенно обновленным, как будто не было этого безумного дня.

Перед сном подумал: «Интересно, как там парни, на дне Аральского моря?»

Посмотрел на часы: три часа ночи.

Проснулся часов в семь, умылся, огляделся и вдруг ощутил совершенно явственно, всем телом, как бывает только в дороге: я в Азии, причем не просто в Азии, а в глухой узбекской провинции, в том месте, откуда Нукус и Ургенч кажутся невероятными центрами цивилизации. И здесь тоже люди, жизнь, у кого-то, как обычно, скучная и нелепая, а у кого-то совершенно сумасшедшая.

С этими мыслями вышел к завтраку и увидел за соседними столиками человек двадцать таджиков. Большинство – ребята молодые, едят, смеются, видно, что подкалывают друг друга. Но человек пять-шесть постарше ни на кого не смотрят, мрачно поглощают свой плов, уставившись в тарелки. Неожиданная, в общем-то, картинка, рано утром в таком месте.

Вдруг в столовую тяжелой и уверенной походкой полной хозяйки положения вошла русская женщина лет сорока с немного примятым, но не поврежденным перманентом, и заявила таджикам, что завтракать им осталось пятнадцать минут, и ждать она никого не станет.

Я с удивлением воззрился на хозяина чайханы. Как-то не срослись у меня сразу концы с концами в этой ситуации.

Но ларчик, оказалось, открывался просто. Женщина звалась Галя. Она была водителем «газели» и возила людей в Россию на заработки. В «газель» помещалось человек двадцать. Ну хоть не тридцать два, которыми пугал нас дядя Леша. В любом случае, эти таджики – ее пассажиры. И им пора в дорогу.

И действительно, через пятнадцать минут, как по мановению волшебного жезла регулировщика времени, столовая опустела…