Падение Флавиев

– Благородные? Я слышал, как ты ругал своего дядю. Я хотел было всем вам помочь, но незаметно многих не проведешь, да и места тут мало, лишь одного мог, и волею богов попал на тебя. Хотя, лучше бы я спас Сабина.

– Почему лучше? – холодно спросил Домициан.

– Он же воин, храбрец и достойно умрет. Ты же, похож на плачущую девочку, потерявшуюся и молящую о пощаде.

– Осторожно с высказываниями, старик.

– Ты не в том положении, юноша, чтобы угрожать.

– Однажды, я стану императором, и от моего хорошего или плохого мнения о тебе будет зависеть твоя жизнь.

– А ты для начала стань им… да и я могу не дожить до этого. Но если ты станешь императором и придешь сюда, то я первым поцелую твою руку и выскажу все почести.

– Надеюсь, ты доживешь до это времени.

– Зачем?

– Затем, чтобы ты понял, что сделал правильный выбор. Я стану таким императором, что обо мне будут слагать легенды в веках. Я буду императором созидателем, а не разрушителем. И суд мой будет честный и справедливый абсолютно ко всем и не важно кто передо мной, будь то раб или родственник.

– Я знаю, каким ты будешь!

– Откуда?

– Потом скажу. Еще не время. Но я знаю все! Мне все предрекли. И ты не будешь таким, как говоришь сейчас. Точно не будешь, хотя и попытаешься.

Домициан обиженно повернулся на другую сторону, спиной к стражнику.

Виттелий еще до рассвета вернулся во дворец и принялся за трапезу, наблюдая с балкона, как все еще полыхает храм Юпитера Капитолийского. С восходом солнца, до него дошло, наконец, что он натворил, и ринулся исправлять ситуацию. Пытался даже перевалить вину на других. Он созвал совет, где предлагал консулам, сенаторам, советникам и помощникам взять вину о поджоге храма и гибель префекта на себя. Но ни один из совета, естественно, не захотел этого делать. А в сенат, в тот же день, направил предложение, отправить послов и даже весталок для переговоров с Веспасианом.

С рассветом, возле разрушенного храма, собралось много жрецов различных богов, которые молились и оплакивали святыню. Страж, порывшись в спасенных вещах из храма, нашел одеяние служителя Исиды[48 - Исида – одна из значимых богинь Древнего Египта, представлявшаяся образцом для понимания египетского идеала женственности и материнства. Она почиталась как сестра и супруга Осириса, мать Гора (Хора) и, соответственно, египетских фараонов, которые считались его земными воплощениями. Она покровительствовала рабам, грешникам, ремесленникам и угнетенным, но прислушивалась и к молитвам богачей, девушек, аристократов и правителей] и, разбудив Домициана, который спал как младенец несмотря на угрозу, дал ему надеть их:

– Снимай тунику и надевай на голое тело. Только так тебе поверят, что ты не патриций.

– А есть другие одежды? Мне не нравится, как я выгляжу в них. – разглядывал себя Флавий.

– Выбирать не приходится. Тебе надо незаметно выйти, а не привлекать внимание. Главное голову накрой и иди гордо, но в глаза никому не смотри.

– А как твое имя? Хотя нет, не говори. Я не хочу знать. Иначе это имя будет ассоциироваться у меня с вечной опасностью. Прощай. Может и увидимся когда-нибудь. Во всяком случае, я тебя не забуду никогда и свою награду, ты рано или поздно, получишь.

– Фортуна тебе в помощь, Флавий.

Домициан, выйдя из жилища стража, тут же примкнул к жрецам Исиды. Те даже не обратили на него внимания, настолько были заняты увиденным. Он повторял движения за ними, поднося руки к верху и молясь, но косо поглядывая на преторианцев, снующий в зад и вперед, и выискивая подозрительных лиц. Наконец, когда траурные церемонии закончились, жрецы стали расходиться и никто из здесь присутствующих даже не посмел их проверять.

Оказавшись вдали от Капитолия, Домициан сам брел улицами Рима, плотно укутавшись и огибая каждого прохожего. Ноги у него дрожали, тело охватило озноб, то ли от испуга всеобщего, то ли заболел, но он шел к цели, несмотря ни на что. А улицы были в крови. Трупы так и лежали на дорогах, никто даже не думал их убирать и сжигать. Все переступали через них и шли дальше. Если это лежал патриций, то его обыскивали в надежде найти пару денариев. На Флавия некоторые обращали внимание, но думали, что это лишь запаниковавший жрец Исиды не знает, куда себя деть. Городские когорты[49 - Городские когорты – подразделения армии. Были созданы императором Октавианом Августом в качестве полицейских сил для охраны общественного порядка и подавления бунтов, а также, вероятно, чтобы несколько нивелировать огромное влияние в Риме преторианской гвардии. Эти когорты были обучены и вооружены по типу римских легионеров и подчинялись непосредственно префекту города.] должны были поддерживать порядок, но они лишь создавали видимость работы. Хотя, двое из них, завидев Домициана, прокричали:

– Эй, ты, в одеянии жреца, стоять!

Флавий хотел было убежать, но ноги продолжали трястись, и он понял, что на долго бега его не хватит.

– Да, слушаю? – надменно спросил Домициан, разворачиваясь.

– Ты посмотри какое высокомерие у него! – сказал один милес другому.

– Надо бы проучить юнца. – произнес другой.

– Может розгами его!?

– Да как вы смеете останавливать жреца Исиды? – возмутился Флавий.

– А может ты не жрец!? Может ты беглый наглый раб, выдающий себя за жреца?

– Вы глупцы! Разве я похож на раба? – разозлился Домициан и перестал контролировать себя. – Знайте свое место милесы, иначе я ваши имена передам Верховному Понтифику, нашему славному императору Вителлию, и что он тогда сделает с вами?

Но один из милес дал пощечину Домициану и тот упал на землю, схватившись за щеку.

– Ты посмотри на него, – расхохотался милес. – уже не такой наглый.

– Если мы тебя убьем, то уже никому и жаловаться не сможешь, юнец. – сказал другой.

– Он такой тощий, что ветром унесет скоро. Не кормили его видать. Или действительно раб? Надо проверить, снимем одеяния его! Вставай быстро, пока я не вспорол твой живот.

Домициан дрожа поднялся. Милесы тут же сорвали одежду с него и стали крутить его в поисках выжженного рабского знака на теле, но ничего, естественно, не нашли.

– Ну, не раб точно. – с горечью произнес милес.

– Тогда ладно, отпустим его, но без всяких одеяний. – выговорил второй. – Иди куда шел, но голым! – и они с хохотом ушли.

Флавий, прикрывшись, подбежал к трупу и решил стащить с него тунику. Люди же, проходившие мимо, делали вид что ничего не видят и не хотят знать. Но, брезгливость Домициана его переборола, и он не стал одевать грязную вещь. Лишь пройдя несколько кварталов, обнаружил тогу на теле патриция, и ею обмотавшись, уже буквально что есть мочи побежал на Эсквилин.

Эсквилинский холм – один из семи холмов Рима и второй по древности после Палатина, находился между Целием и Виминалом. Именно там расположилась вилла Нервы, в двери которой постучал Флавий.

Раб проводил его в атрий[50 - Атрий или атриум – крытый двор со световым колодцем.] к хозяину.

– О боги, Домициан! Я так переживал, ведь дал обещание Веспасиану, моему самому лучшему другу оберегать тебя и защищать. – Нерва обнял и поцеловал Флавия в губы.

– Значит, я тебя интересую только потому, что ты дал обещание моему отцу?

– Не придирайся к словам, Доми! Как добрался сюда? Я слышал насчет Сабина. Мне жаль. Впрочем, иди помойся, а вопросы потом. Тебе велеть приготовить кальдарий или тепидарий?

– Тепидарий!

Как только тепидарий был готов, Флавий стал париться, затем помылся в бассейне и снова начал расслабляться паром, когда к нему пожаловал Нерва. Он обнял и стал ласкать Домициана, но тот отпрянул.

– Почему? – обиделся Нерва. – Ты больше не хочешь, чтобы мы были любовниками?

– Не сейчас… неудачное время ты выбрал.

– Мне так твоих ласк не хватает.