Маленькая история любви…
О. А. Малышева
XVIII век – время, когда роскошь императорских дворцов Санкт-Петербурга резко контрастировала с нищетой и бесправием огромного большинства населения. В этом вихре истории, за чертой пышных балов и закулисных игр власти, родилась Софья. Ее появление на свет, окруженное тайной, оставило неизгладимый след на судьбе этой юной особы. Она, еще совсем маленькая, оказалась брошенной на произвол судьбы, найдя убежище лишь в холодных стенах петербургского приюта.
Маленькая история любви…
О. А. Малышева
«Мы хотели принести веру, надежду и любовь в это место, которое так в них нуждалось».
© О. А. Малышева, 2024
ISBN 978-5-0064-7974-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Вера
Моя история началась с трагедии. Семилетняя война унесла жизнь моего отца, оставив мою мать без защиты и поддержки. Мама, неспособная справиться с потерей и окунувшись в недостойный образ жизни, приняла решение оставить меня на пороге монастырского приюта. Это был единственный выход для нее, чтобы обеспечить мне хоть малейший шанс на лучшее будущее.
Когда меня нашли, я уже балансировала на грани жизни и смерти. Холод и голод почти лишили меня жизни. Мои маленькие глазки уже не искрились, голос охрип, а тело охватывала ледяная бледность. Я тихо ждала своего последнего вздоха, не осознавая реальности и жестокости своей судьбы. На тот момент мне было пара месяцев от роду, и судьба решила дать мне еще один шанс.
Меня нашли нянечки, которые возвращались в приют из храма после вечерней молитвы. На их лицах не было ни растерянности, ни страха, ни какого-либо другого удивления.
С завидной регулярностью в приют попадали дети от грудничков до десятилетнего возраста причем все мы были из самых разных слоев общества. Это были незаконнорожденные дети крепостных, внебрачные дети, сироты, которых приводили дяди и тети, и просто нежеланные дети.
Все эти несчастные ангелы, брошенные своими биологическими родителями или родственниками, оказывались в очень тяжелом положении. Приюты были переполнены, и условия жизни в них были очень тяжелыми. Дети жили в постоянном голоде, нехватке одежды и плохих санитарных условиях.
Питомцев нередко подвергали физическому и эмоциональному насилию. Педагогические методы были крайне жестокими, и нас часто наказывали по поводу и без, для профилактики и якобы для нашего же блага. Некоторые дети, разлученные со своими братьями и сестрами, оставались без всякой поддержки и находились на грани жизни и смерти. Случалось такое, что подростки, доведенные до исступления, заканчивали жизнь самоубийством, бросаясь с крыши домов или в Неву.
Все мы испытывали физическое и эмоциональное страдание, столкнувшись лицом к лицу с неблагоприятными условиями и отсутствием любви и заботы.
В связи с увеличением количества таких младенцев, как я, стало катастрофически не хватать кормилиц и сестер милосердия, а в грудном отделении для нас просто не было места. В приют буквально стекались ручейки маленьких душ. Мы были истощенными, голодными, оборванными и бродячими. За нами некому было ухаживать, не говоря уже о лечении. С притоком детских душ повысился и уровень смертности.
Чтобы понимать масштабы смертности, то выглядело это так. Из 500 новоприбывших выживали только 30 младенцев. Из них до шестилетнего возраста доживали максимум 15. Остальные испускали последние вздохи, испытывая страшную боль.
Смерть наступала по разным причинам. Корь, скарлатина, дифтерит, лихорадка или чума, которые распространялись из-за плохой гигиены. За глаза приют называли «фабрикой ангелов».
Среди всего этого нескончаемого ужаса оказалась и я. В честь святой мученицы меня назвали Софьей. Одна из нянь позже сказала мне: «Мы хотели принести веру, надежду и любовь в это место, которое так в них нуждалось».
На «фабрику ангелов» вскоре пришли Вера, Надежда и Любовь. Это было не благословение Господа, а обычные дети из плоти и крови, которые, как и я, стали питомцами детского приюта и постепенно стали моими подружками, но об этом я расскажу чуть позже.
Итак я была спасена из лап смерти, которая крепко держала меня в своих холодных костлявых пальцах. За мной ухаживала нянечка по имени Нина, которая проявляла ко мне материнские чувства, потому что я была очень похожа на ее дочь, умершую от дифтерии.
Нина не оставляла меня ни на минуту, заботилась о моем здоровье и лечила меня со всей своей силой и любовью. Она проводила бесконечные ночи у моей постели, не покладая рук, чтобы вернуть мне здоровье. Нина буквально окутывала меня своим теплом и заботой, словно мать, которую я так и не успела познать.
Мои густые волнистые каштановые волосы и большие зеленые глаза полностью покорили ее сердце. И Ниночка сделала все возможное, чтобы спасти меня из объятий смерти, так как я подхватила какую-то хворь тут же, как попала туда.
По обычаю, младенцев оставляли в приюте на срок до двух недель, после чего нас передавали в крестьянские дома, где кормилицы вскармливали нас своей грудью и ставили на ноги. Но я продержалась в приюте месяц и даже начала набирать вес, превращаясь в обычного более менее здорового младенца.
Ниночка всегда говорила, что я сильная и смогу преодолеть любые трудности, которые могут возникнуть на моем жизненном пути. Она учила детей ценить каждый миг, предлагала свою руку помощи, когда кому-то было трудно, и всегда была готова поделиться своей нескончаемой добротой.
Пожертвований едва хватало на содержание приюта, а во время голода, когда приют едва сводил концы с концами, старшенькие бегали на паперть просить милостыню. В возрасте шести лет все питомцы приюта были приучены к попрошайничеству, что было своего рода правилом для каждого из нас. Даже такие мелочи, как отказ выйти на паперть или спрятать деньги или еду, строго наказывались непосредственно надзирателем.
Коррупцией был пропитан полностью весь дом. Няньки воровали у детей, администрация пилила деньги от доходов с продажей прав на производство товаров и не гнушалась деньгами благотворителей. Никто не интересовался нами, и по большому счету мы были предоставлены сами себе.
В возрасте трех лет я все таки попала в поместье, в котором насчитывалось пятеро детей разного возраста, и все они были избалованными и, мягко говоря, невоспитанными. Причиной моей высылки стала не только скоропостижная смерть Ниночки, но и большой поток беспризорников, обрушившийся на приют. Я с трудом помню свое состояние, когда ко мне подошла холодная, как лед, надзирательница и твердо произнесла: «Повезло тебе завтра поедешь в поместье Прончищева. Нет больше твоей Нины. Отмучалась, голубушка».
В чем же заключалось мое везение, я так и не поняла. Во-первых, о Прончищевых ходили всяческие слухи, как правило, ужасные. Во-вторых, бедная Ниночка. Горе мое было беспредельно, и я рыдала денно и нощно, вспоминая свою добрую нянечку самыми добрыми словами, какие только знала на тот момент.
Мое пребывание в поместье Прончищева было ужасным. Все слухи оказались не напрасными и, скажу больше, легкими по сравнению с тем, что там происходило на самом деле.
Прончищевы владели несколькими земельными участками и двумя конюшнями с десятками породистых лошадей. В их подчинении находилось 400 крестьян. Так же у них была церковь, сад, украшенный статуями и беседками, и многое другое. Мария Прончищева, была терпеливой женщиной, но часто страдала от болезни ног и не могла самостоятельно передвигаться. Она проводила 24 часа в сутки в собственной кровати в своей комнате, видя улицу и солнечный свет только через открытое окно. Ее слабое здоровье сказалось и на отсутствии должного воспитания у детей. Сам же Филат Прончищев, глава семьи, был вспыльчивым и несдержанным человеком, часто кричал, бил прислугу, а иногда и жену. Многие обижались на него, а многие уважали его суровый нрав и надежность. Но отныне я была главным объектом его самосуда, потому что все беды, которые вытворяли его дети, падали на меня.
Однажды младшенькая Евсевия разбила его любимую пепельницу и в слезах прибежала к папеньке ябедничать, какая я дерзкая и неуклюжая, посмела испортить чужую вещь. Мне устроили грандиозную порку, отшлепали ремнем и заперли в чулане на три дня.
После той любви и заботы, которую давала мне моя милая няня Нина, все происходящее стало для меня настоящим ударом. Слезы продолжали литься еще несколько часов, но я с облегчением поняла, что мне не придется видеть этих злых детей и людей в поместье по крайней мере три дня.
В течение моего уединенного заточения мне дважды приносили скудную пищу. Среди которой был луковый суп, который я находила самым вкусным и ела с большим удовольствием. Однако порции были настолько малы, что я беспрестанно испытывала голод.
Вечером, когда хозяева ложились спать, ко мне тайком приходила кухарка Варвара. Она приносила горячий чай и сахар, который я смачивала в чае и смаковала с огромным удовольствием. Это была единственная сладость, которую я могла себе позволить в те тяжелые времена.
Варвара была доброй и сострадательной женщиной. Она рисковала быть высеченной, чтобы приносить мне угощение. Я была очень благодарна ей за ее доброту и поддержку.
Смею признаться, одним из моих спасительных качеств была моя привлекательность. Даже когда мне приходилось стричься налысо, а это делали часто из-за наличия вшей, я все равно оставалась маленькой симпатичной девочкой. Мои ангельское личико и большие зеленые глаза всегда привлекали внимание окружающих.
До пяти лет я жила в семье Прончищевых чувствуя себя беспомощной и уязвимой, окруженной этими жестокими людьми. Они находили все слабые места в моей жизни и использовали их против меня. Но тогда я не могла сделать ничего, чтобы защитить себя.
Каждый день дети находили новые способы унижения и насмешек. Они шептали на уши служанкам, распространяя всяческие слухи обо мне, скрывали мои вещи и подставляли меня перед другими. Меня охватывало чувство отчаяния, но я не могла позволить себе показать слабость перед ними.
Мои дни проходили в постоянном напряжении. Я переживала каждую минуту, боясь, что они снова найдут способ причинить мне боль. Словно забитый котенок я старалась держаться в стороне от них, но они всегда находили меня и продолжали свои издевательства.
Жизнь в этом доме превратилась для меня в настоящую пытку. Я мечтала о том, чтобы сбежать отсюда, найти место, где меня будут любить и принимать такой, какая я есть.
Но даже в самые трудные моменты я не потеряла надежду. Я знала, что моя сила внутри меня, и что в конце концов я смогу выбраться из этой ситуации. Я верила, что однажды судьба изменится, и я найду свое счастье. Но потом произошло нечто, что заставило меня сделать решительный шаг – убежать из поместья.
Когда мне исполнилось пять лет, никто, кроме Варвары, меня не поздравил. То ли они просто забыли, то ли намеренно не обратили на это внимание. Утром Варварушка пришла ко мне в комнату и, прикрыв за собой дверь, она подарила мне маковую булочку, нежно поцеловав в лоб. Я с трепетом ела невероятно вкусную сдобу и отчетливо помню, как Варвара не могла сдержать слез.
После ужина, когда все разошлись по комнатам, я, по своему обыкновению, осталась на кухне, унося со стола посуду и передавая ее Варваре, которая тут же ее мыла. 10-летний Тихон и 14-летний Степан бегали по гостиной и кричали во все горло.
Тем временем их сестры готовили план, как сделать меня своей главной мишенью. Именно эти проказницы каждый день придумывали новые издевательства надо мной и тщательно планировали, как их осуществить. Это был их не первый случай издевательств над «гостями» из приюта. Ведь часто таких, как я, отдавали на передержку Прончищевым, за что глава семьи получал небольшое содержание. И любимым развлечением его детей было довести незваного гостя до исступления.
Главной виновницей проделок всегда была Апраксия, старшая из сестер. Дождавшись, когда Варвара закончит с уборкой, Апраксия в сопровождении младших сестер с ловкостью приласкалась к Варваре, на что та позволила им немного поиграть перед сном. Девочки вежливо пригласили меня присоединиться к играм, чем сильно удивили меня. Мы сели на ковер у камина и стали рассматривать картинки в книгах, которые они принесли из библиотеки на первом этаже.
– Софушка, тебе нравится с нами дружить? – спросила Апраксия.
– Нравится. – ответила ничего не подозревающая я.
– Так что давай больше не будем спорить и препираться, а останемся друзьями навсегда. Отныне ты будешь нашей сестрицей.