Вместе с другими воспитанницами мы собрались на прогулку. Когда мы вышли на улицу, я заметила Шурочку, которая разговаривала с одним из дворников. Моя подруга Вера уговорила меня сделать простую прическу с использованием этой заколки, и мы поспешили догнать остальных девочек. Всю дорогу я ощущала на себе взгляды окружающих. Моя заколка делала меня особенной, выделяясь среди темно-синих платьев других воспитанниц. Именно тогда я заметила, что некоторые джентльмены проявляют интерес к моей внешности. Мне было невероятно стыдно из-за такого излишнего внимания. Я тут же сняла заколку и спрятала ее в рукаве. Шурочка улыбнулась мне и нежно погладила по плечу, понимая мои чувства.
С тех пор я решила, что такие украшения следует носить с осторожностью и только в особых случаях. Они могут привлекать нежелательное внимание и вызывать неудобство. Однако, несмотря на это, я с особой любовью хранила эту заколку в память о том особенном дне и о том, как она сделала меня чуточку счастливей.
1777 год стал для нас волнительным последним годом обучения. Мы не представляли, как будем жить дальше, что нас ждет, и сам факт того, что скоро мы можем расстаться и больше никогда не увидеться, наводил на нас неизгладимую тоску.
В начале учебного года мы были спокойны, но к середине года стали остро ощущать груз ответственности перед предстоящими экзаменами и практическими занятиями. Мои вокальные данные были более чем отвратительными, и я уже не надеялась на хорошую отметку. Елена Алексеевна, милая женщина, и так, вопреки всему, вытягивала нас, не обладающих прекрасным голосом, ставя нам хорошие отметки и входя в наше положение. Но даже в этом случае не все были спасены от плохих отметок и общественного осуждения.
В том же году в Петербурге произошло сильное наводнение, нанесшее огромный ущерб городу и унесшее жизни многих людей и домашнего скота. Все происходило посреди ночи, и мы были очень напуганы. Нас разбудили ужасные звуки. Звонили колокола, кричали нянечки. Звук шагов в коридоре был оглушительным и напугал нас. Нам быстро приказали одеться и подняться на верхний этаж.
К 10 часам утра уровень воды поднялся на 10 футов 7 дюймов, затопив почти весь город. Заборы и перила были повалены, многие дома снесло течением. Трава и деревья были буквально вырваны с корнем и смыты на улицы вместе с домашним инвентарем, деревянными лавками торговцев, людьми, повозками и лошадьми. Почти по всем улицам пришлось передвигаться на шлюпках. Корабли выходили на берег, а перед Зимним дворцом прошло небольшое торговое судно. В ужасе мы пережили следующие сутки.
После этих событий жизнь в приюте долго не налаживалась. Наводнение уничтожило многие книги и вещи воспитанниц. В помещениях, где было и без того сыро, стало еще ужаснее что повлекло за собой новые череды болезней и смертей.
Однажды, когда мы отогревали замерзшие кончики пальцев в классе и зубрили «Закон Божий», в класс вбежала Шурочка и с улыбкой объявила, что у нас важные гости. Следом за ней в класс вошли двое: молодой мужчина в камзоле поверх которого красовался богатый кафтан длиной до колена с соболиным подбоем и молодая девушка в тугом корсете, подчеркивающим декольте, с богатым кружевом и нарядными серебряными травяными штофами.
– Княжна Мария Воронова и князь Александр Воронов, кавалерийский офицер. – Шурочка представила нам гостей.
Мы слегка поклонились им и с позволения заняли свои места. С ужасом я узнала в лице офицера того молодого человека из театра. Лицо мое тут же вспыхнуло краской, а во рту резко пересохло. Кашель одолел меня, и, чтобы не привлекать излишнего внимания, мне пришлось зажать рот ладонью. Я попыталась спрятаться за спинами воспитанниц. Но все мои попытки были тщетны, и вот уже этот высокий красивый господин пристально смотрит на меня своими карими глазами, а мое лицо все больше наливается ярким румянцем. Как и в прошлый раз он таинственно улыбнулся и перевел свой взгляд на Александру Андреяновну со словами.
– Мы хотели бы осмотреть комнаты Воспитательного дома и выяснить, что вам нужно к концу учебного года. Хочу также отметить, что выпускницы этого года будут приглашены на бал в Зимний дворец на празднование Нового года.
Девочки засияли, пряча довольные улыбки. А Шурочка, ничуть не смущаясь знатных гостей, призвала нас к хорошим манерам и вежливо пригласила гостей приступить к осмотру комнат. Как только мы остались одни, класс взорвался аплодисментами и радостным щебетанием воспитанниц.
– Радуйся Софушка, мы поедем на бал! – сказала моя Вера и схватила меня за ладони.
– Какое счастье, должно быть, там очень красиво! – послышался голос Любавы.
Девочки не переставали болтать до тех пор, пока в класс не вошла Зенкович.
– Обращаю ваше внимание, что на бал допускаются только девочки с хорошей успеваемостью. Те, кто ленится или имеет плохую репутацию, должны будут остаться в Воспитательном доме. – при этих последних словах она бросила на меня многозначительный взгляд, уступила место Шурочке и вышла из класса.
– Кого она имела ввиду? – возмутилась Надежда.
– Она не пустит тебя на бал, Софья, – вздохнула Вера.
– Бросьте, девочки. Она просто хотела напугать нас и всего лишь, – успокаивала меня Любава.
При всей подлости Зенкович, я почему-то была рада ее заявлению. Я безумно стеснялась находиться в подобных обществах, и уж тем более я не желала находиться в одном помещении с князем Вороновым. Мои милые подружки не поняли моего смиренного спокойствия. В какой-то момент мне даже пришлось их остановить, когда они ринулись с мольбой к нашей милой Шурочке.
Надвигающийся бал сыграл свою роль, и девочки с нетерпением углубляли свои знания и готовились к экзаменам. У меня не было таких стремлений, как у них, но я хорошо училась и старалась вести себя послушно, чтобы лишний раз не злить Зенкович, которая меня ненавидела.
Наконец, момент настал, и мы с трепетом проснулись утром, умылись, надели начищенные платья и отправились на экзамены. Все эти дни были безумно утомительными и волнующими. Я видела много слез и истерик, много радости и смирения. Как только экзамены остались позади, вместе с ними ушли все заботы и переживания. Воспитанницы готовились к долгожданному балу. Даже я оправдала все ожидания любимых преподавателей и разочаровала нелюбимых.
Вдохновленные предстоящим весельем, мы засыпали, представляя, как будем кружиться в танце под звуки оркестра. Однако утром я проснулась с лихорадкой и ознобом. В то время по Петербургу прокатилась волна холерного мора, унесшая тысячи жизней. Перепуганные гувернантки поспешили отправить меня в лазарет при Воспитательном доме, где уже находились другие заболевшие девочки. К счастью, у большинства из нас оказался не холерный недуг, а тяжелый грипп.
Мои дорогие подруги Вера, Надежда и романтичная мечтательница Любава были вынуждены отправиться на бал без меня. Две недели я провела в лазарете, тоскуя по свежему воздуху и возможности вновь увидеться с ними. Наконец, выздоровев, я покинула больничные стены и встретилась с одноклассницами. Они с восторгом делились впечатлениями о балу, а я искренне улыбалась, радуясь за них.
– Софушка, нам так жаль, что ты не смогла поехать из-за болезни! Мы очень по тебе скучали, – сказала добрая Вера.
– Временами мне было так худо, что думать о танцах не получалось, – с грустью вспоминала я.
– Прости меня, голубушка, я не хотела причинять тебе боль воспоминаниями, – тут же извинилась Вера.
– Ничего страшного, в нашей жизни так мало ярких моментов, что мы должны ценить каждый из них, – ответила я.
– Ах, Софья, если бы ты была там! Тебе бы так многое запомнилось! – мечтательно произнесла Любовь.
Она была большой романтичной натурой, обожала читать книги и мечтать о прекрасной любви, часами могла рассказывать о любви между Ромео и Джульеттой. Ей можно было доверить любые сокровенные тайны и быть уверенной, что она унесет эти тайны с собой в могилу. Иногда мне хотелось поделиться с ней своими мыслями и грезами, но моя застенчивость не позволяла мне раскрыться.
Я поведала им о страхах, что меня посетили в лазарете. О том, как боялась заразиться холерой, слыша вокруг жуткие приступы рвоты и крики умирающих. О том, как ежедневно комнаты пустели, а катафалк все чаще увозил бездыханные тела в неизвестном мне направлении. Подруги обнимали меня, пытаясь утешить. Я же была счастлива снова быть рядом с ними живой и здоровой.
Девочки, в свою очередь, поделились некоторыми моментами прошедшего праздника, а так же упомянули и чету Вороновых. После чего уставились на меня, ожидая вопросов, но я молчала и не понимала их волнения.
– Софушка, так вся жизнь перед глазами пролетит и не заметишь, – улыбнулась мне Любава. – Помнишь ли ты князя Воронова, что приезжал к нам с сестрицей своей?
– Так то была сестрица? – резко спросила я. И тут же пытаясь исправить свою ошибку, я быстро задала другой вопрос. – Почему вы спрашиваете о нем?
– Да потому, что князь справлялся о тебе. Он был очень огорчен твоим отсутствием, а еще больше – твоим здоровьем.
– Вы, наверное, шутите. – я не могла в это поверить.
– Да Бог с тобой, о таких вещах шутить. Истинная правда! – возмутилась Любава.
– Тише, тише, дамочки. Не кричите так громко. – прошептала Вера, присев на край кровати рядом со мной.
Вскоре остальные девочки сидели напротив меня на кровати Веры и с любопытством изучали мою реакцию на столь щекотливую тему.
– Князь был расстроен и хотел немедленно навестить тебя, но противная Зенкович запретила, – прошептала Любава.
– От куда вы знаете? И зачем ему справляться и переживать обо мне… – недоумевала я.
– Мне птички рассказали, – улыбнулась Надежда. – Ты не задумывалась о том, почему мужчин так интересует женский пол?
– Глупости. – ее слова смутили меня еще больше.
В ту ночь я не могла уснуть до утра, и мысли мои были в полном беспорядке.
После окончания праздничных новогодних балов и успешной сдачи выпускных экзаменов воспитанницы с волнением ожидали своего дальнейшего распределения. Значительная часть девушек получала приглашения из различных домов, начиная от купеческих и заканчивая барскими. Большинство из них находили работу в качестве репетиторов.
Одной из самых талантливых выпускниц была Машенька Никифорова. К ее удивлению и зависти подруг, она получила приглашение в графское поместье во Франции, где ей предстояло обучать детей графа иностранным языкам. Однако вскоре стало известно, что Машенька чрезвычайно расстроена этим назначением. Позже выяснилось, что пожилой граф проявил к ней нездоровый интерес, и ходили слухи о его возможном сифилисе. В связи с этим жизнь в чужой стране оказалась для Машеньки крайне тяжелой и опасной.
В целом воспитанницы получали образование на разном уровне – от низшего до среднего. Для мальчиков существовали «классические классы», готовившие к поступлению на медицинский факультет Московского университета. Девочек обучали в повивальном институте и «французских классах», где они получали профессии акушерок и гувернанток. Поэтому все мы со страхом ждали писем и приглашений, надеясь, что Господь смилостивится над нами и сохранит нас на нашей любимой Родине, в России-матушке.
Глава 4. Распределение
В стенах приюта мы провели еще долгий год, прежде чем получить свои места для службы. За это время Верочка, обладательница божественного голоса, получила приглашения из разных уголков земного шара, в том числе из Версальского дворца, где набиралась вокальная группа. Один из кавалеров, посетивших храм при Воспитательном доме, был сильно восхищен божественным голосом талантливой девочки. Верочка стояла на коленях и умоляла Александру Андрияновну, опекавшую ее словно родную дочь, не отправлять ее за границу. Александра Андрияновна, глубоко привязавшаяся к девочке, незамедлительно написала отказ и взяла Веру под личное покровительство. Мы ликовали от радости, когда Вера, счастливая и сверкающая, сообщила нам, что останется в России, и поступит в вокальную группу Императорского театра Анны Иоанновны.
Движимая непреодолимым желанием творить добро и спасать все живое Любава волею судьбы осталась в лазарете в качестве сестры милосердия. Наблюдая за ней, я поняла, что она обрела истинное призвание. Каждый, кто попадал под ее опеку, оказывался окружен заботой и вниманием. Ее нежный голос обладал чудодейственной способностью исцелять не только телесные раны, но и душевные травмы.