Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

Сиро оставалась неописуемой красавицей, и Миша безумно её ревновал, закатывал сцены, хотя она была строгих правил и поводов для ревности не давала. Так жить было уже невозможно. Она тоже работала в академии техником-конструктором, и коллеги, знавшие о её беде, уговаривали, чтобы она написала жалобу в партком. Но она не стала писать ни в какие парткомы, а пошла сразу к начальнику академии и сказала: «Я ничего у вас не прошу, вы всё знаете сами, – сделайте так, чтобы мы с дочерью могли жить спокойно».

И он без развода разделил их квартиру в профессорском академическом доме на две комнаты в этом же доме, но в разных подъездах. Это вообще невероятно было в те строгие времена: был 1953 год, ещё Сталин был жив. А потом Сиро с Мишей окончательно развелись.

12

Сильва, человек безграничного мужества, всю жизнь лечила свою Люлюшку. Чего она только не перепробовала: и официальную медицину, и народные средства, и на море в Ялту возила девочку каждый год. Ей говорили, что дочь её вообще неизлечима, да так, наверное, оно и было, но это – если не знать Сильву. Сильва не умела проигрывать, победила она и на этот раз. Луиза практически полностью выздоровела, только небольшой горб остался у неё напоминанием о страшной болезни.

Но жизнь всё равно оставалась неспокойной – постоянно ждали какой-нибудь неприятности. Мало того, что у мужа, Николая Ивановича, происхождение подкачало, так теперь ещё у них живёт вражеский сынок Булат. А началась война, так и второго сынка бабушка из Москвы привезла…

Маленький Юра, сын Николая Ивановича, после развода родителей жил с мамой, а выходные проводил у отца с Сильвой. Обычно в субботу за ним приходил отец, потом, переехав летом 1940 года из Москвы к тёте Сильве, стал приходить Булат. И вот через какое-то время вдруг выяснилось, что Юра уже три года не ходит в школу. Каждое утро он аккуратно выходил из дома с портфелем и завтраком, причём школа была в десяти метрах от дома, но до школы он не доходил. Мама работала, у неё не оставалось времени проконтролировать сына. Что делать? Опять ситуацию спасла Сильва – она сумела устроить Юру в суворовское училище.

Луиза после окончания школы поступила в консерваторию. Она думала стать врачом, как папа, но мама настояла на консерватории, – ведь Луиза и музыкальную школу окончила. Может быть, привыкнув к многолетнему страху за дочь, Сильва боялась отпускать её далеко от дома? А консерватория – она вот, прямо под окнами, только выйти и перейти улицу. Пианино в доме было уже давно – Сильва его однажды выиграла в лотерею. Музыкальные данные у Люлюшки были замечательные, она прекрасно играла на фортепиано и пела. Поэтому в консерватории она училась с удовольствием и успешно окончила её.

В первый день войны практичная мудрая Сильва послала мужа с племянником в магазин.

По радио гремели военные марши. Я выглянул в окно – всё было прежним.

– Вот что, – сказала тётя Сильвия дяде Николаю и мне, – бегите в магазин и купите побольше масла… Я знаю, что такое война!..

Мы отправились в магазин. Народу было много, но продукты, как обычно, лежали на своих местах. Мы купили целый килограмм масла.

– Может быть, ещё? – спросил я.

– Ты сошёл с ума! На нас уже смотрят. Стыдно.

Мы принесли то масло домой. Кто знал, что война так затянется?[29 - Окуджава Б. «Утро красит нежным светом…» // Окуджава Б. Заезжий музыкант: Проза. М.: Олимп, 1993. С. 137—138.]

Конечно, Сильва племянника своего не собиралась отпускать на фронт. И уж кто-кто, а она смогла бы освободить его от военной службы. Но надобности такой не было: в то время призывной возраст для не окончивших школу был девятнадцать лет, а Булату только-только стукнуло семнадцать.

И здесь, конечно, нельзя не посочувствовать биографам Булата Окуджава, «открывшим», что не был Окуджава никаким добровольцем. Да, почитав их изыскания, скорее уж его хочется назвать дезертиром. Правда, биографы вслух сказать это стесняются, предоставляют догадаться самому читателю.

Дмитрий Быков пишет:

В августе его наконец призвали, и здесь мы тоже сталкиваемся с противоречием: по идее, его должны были отправить на фронт уже в мае, по достижении полных восемнадцати.

А вот что об этом говорит не беллетрист, а учёная дама:

События, связанные с участием Окуджавы в войне, едва ли не самое смутное место его биографии[30 - Здесь и далее цит.: Розенблюм О. М. Раннее творчество Булата Окуджавы: Опыт реконструкции биографии. Дисс. … канд. филол. наук. М.: РГГУ, 2004.].

Вот так. И это – в диссертации! Не «малоизученное» или «мне неизвестное», а смутное.

Далее:

…Мы постараемся реконструировать историю событий, связанных с войной, однако (почему однако? – М. Г.), хотя из рассказов Окуджавы и об Окуджаве складывается цельная картина, эту картину разрушают документы…

Да, однако… Что ж, обратимся к документам. Вот что сказано в статье 14 действовавшего во время войны закона о всеобщей воинской обязанности:

На действительную военную службу призываются граждане, которым в год призыва (с 1 января по 31 декабря) исполняется девятнадцать лет, а окончившим среднюю школу и ей соответствующие учебные заведения – восемнадцать лет.

Повторим: Булату к тому времени только что исполнилось семнадцать. Но он так рвался на фронт, что уговорил военкома и хитростью раздобыл себе повестку. И, с трудом скрывая радость, сказал Сильвии – ну что ж, дескать, делать нечего, забирают на фронт. Тётя Сильва, которая была ему теперь вместо отца и матери, радости его не разделила. Она страшно расстроилась. Кричала, что они не имеют права, что она пойдёт в военкомат и разберётся с ними. Но на этот раз она оказалась бессильной: Булат сказал, что если тётя вздумает пойти в военкомат, он убежит из дома.

Так Булат стал солдатом.

13

В консерватории Люлюшка познакомилась с однокурсником Михаилом Канчели и потом вышла за него замуж. Через годы Михаил Канчели стал крупным музыковедом.

После войны найти хорошую работу стало трудно, а Николаю Попову было всего сорок, и вопрос карьеры стоял для него весьма остро. Поэтому Николай Иванович решил попробовать найти соответствующую ему работу в Ереване и, как только получил место в ереванском военторге, сразу поехал осваиваться на новом месте и в новой должности, пока без жены. Вместе с ним уехал и Витя, младший сын Ашхен, – он какое-то время поживёт у Гоар.

Сильва ехать пока не решалась. Не могла она оставить свою дочь Люлюшку, хоть та и была уже замужем. Тем более, что у неё как раз в 1945-м родился сын – Зураб. Вот если бы забрать с собой и дочку с внуком… Но о том, чтобы в Армению согласился ехать муж Луизы грузин Канчели, не могло быть и речи. Оставалось ждать.

И Сильва дождалась (или добилась?): в 1947 году Люлюшка развелась с мужем и уехала с матерью в Ереван.

Квартиру свою прекрасную на улице Грибоедова, ту самую, что когда-то принадлежала родителям Булата, Сильва продала или обменяла – сложная какая-то операция была. Булату, поступившему после фронта в Тбилисский университет, сняли комнату в двухкомнатной квартирке в полуподвале здания консерватории, прямо напротив их теперь уже бывшего дома.

В 2002 году мне довелось побывать в Тбилиси и повезло познакомиться с Кети Хурашвили, невесткой семьи Майсурадзе, которым Сильвия продала квартиру. Теперь квартирой владела Кети. Она рассказала, что, когда там делали капитальный ремонт, из стены выпал какой-то аппарат – как она предполагает, подслушивающий.

Нахваливаю квартиру, а Кети мне:

– Да, всем хороша квартира, но очень шумная. Особенно когда в консерватории экзамены.

Разговорились о том, что в таких условиях Булату сам бог велел стать певцом. Кети сказала, что её дочка, которая росла в этой квартире, даже плакала не обычно, а как-то музыкально, – не иначе как консерватория повлияла…

Булат Шалвович и сам вспоминал:

Сестра моя двоюродная поступила в консерваторию, и мы бывали там на студенческих вечерах, на конкурсных экзаменах, на концертах. Это был дом родной. И потом – тёплая погода, окна всегда открыты, узкий переулок… В консерватории допоздна занимались вокалом, скрипкой, фортепиано… А тут ещё молодой Рихтер приехал – рыжий такой, тощий. В консерватории ему дали класс, где <он> репетировал перед концертом. В общем, такая жизнь была. Это меня тоже приобщало к музыке. Я тоже пытался одним пальцем какие-то там свои стихи наигрывать и напевать… Была потребность[31 - Окуджава Б. Давайте понимать друг друга с полуслова / [Беседовала] Е. Щербиновская // Совет. культура. 1985. 27 апр.].

Ещё Кети рассказала об одном эпизоде, хорошо запомнившемся семье Майсурадзе. Это характерный штришок к портрету тёти Сильвы, поэтому приведу его здесь.

Покупателям очень понравились шторы в квартире Сильвы, и они упросили её оставить их. Сильва согласилась, но поставила условием принести деньги за шторы к определённому часу. Они немного опоздали, и Сильва заявила, что сделка не состоится, так как они нарушили договорённость. И, как они её ни уговаривали, она осталась непреклонной. Вот такой была Сильвия Степановна Налбандян…

Любопытные объяснения переезда Сильвы в Армению довелось мне увидеть в уже упоминавшейся диссертации:

…Отъезд Сильвии Степановны из Тбилиси мог быть вызван разными причинами: переездом в Армению её дочери, женитьбой племянника, необходимостью достать денег для вернувшейся сестры, желанием замести следы…

Ну, дочь-то как раз переезжала в Армению потому, что переезжала мать, а чем же так могла напугать близких женитьба племянника, что нужно было бежать аж в другую республику? Денег для вернувшейся сестры это тоже никак не могло дать. Единственное объяснение, не лишённое здравого смысла, – это желание замести следы, но как-то уж очень по-уголовному оно сформулировано.

Виктор всё это время оставался в Ереване в семье Гоар, Баграта и своих кузин – Ануш и Вилены. А сын Гоар, Парсадан, после фронта и окончания политехнического института был направлен в Серпухов, потом переехал в Москву. Со временем защитил докторскую диссертацию, стал профессором и вырос в крупного учёного. Стал автором многих изобретений и научных монографий. О его работе мало известно, так как он всю жизнь работал в засекреченных институтах над темами, связанными с оборонной, преимущественно судостроительной промышленностью. У него было множество правительственных наград.

Ануш окончила ереванский мединститут и стала очень известным в Армении врачом-невропатологом. Дружила с Сильвой и Николаем и особенно с Люлю. После смерти Люлю она постоянно лечила Сильву, которая не раз называла её своим спасителем. И за мамой своей она очень ухаживала. Возможно, благодаря постоянной медицинской опеке дочери, Гоар прожила до 94 лет. Сама Ануш никогда не была замужем. Умерла в Ереване в 2006-м.

Вилена тоже училась в Ереване, выучилась на филолога. Большую часть жизни проработала научным сотрудником в Армянской государственной картинной галерее. В 1990-х годах, после выхода на пенсию, переехала с мужем в Москву к дочери. Две внучки Баграта и Гоар тоже стали врачами.

К приезду жены в Ереван в начале 1947 года Николай Иванович был уже коммерческим директором центрального ереванского универмага. Ему дали служебную квартиру в надстройке на крыше магазина. Это был даже отдельный домик с выходом на огромную крышу склада. Правда, недолго продолжалось их благополучие: в 1949-м при очередной чистке вскрылось буржуазное происхождение Николая Ивановича, и его, конечно, с работы сняли, служебную квартиру отобрали.

Луиза до 1952 года училась вокалу в консерватории. После окончания была направлена завучем в музыкальное училище в город Ленинакан. Отработав положенные три года, в 1955 году вернулась в Ереван, выступала с сольными концертами и преподавала вокал. В 1956 году вновь вышла замуж. Мужем её стал давний, ещё со школы, товарищ, Иван Кананов. Иван, несколько лет назад тоже перебравшийся из Тбилиси в Ереван, по специальности был врачом.

21 января 1957 года Люлюшка родила дочь. Но 5 февраля случилась беда – Луиза скончалась от тромба, застрявшего в сосудах головного мозга.