Адекватность

На ощупь они были холодными и сырыми, к пальцам от прикосновений приставала мягкая плесень, окрашивающая их во все оттенки темной смеси зеленого с серым. Весь этот настенный рисунок был словно покрыт слоем какой-то копоти.

Комната подвала оказалась меньшей, чем я предполагал. Инструменты не пришлось искать долго, типичный ящик, покрытый большим слоем пыли, одиноко стоял на полу.

Я сам предложил Джеки помочь с домом. Сперва решил взяться за мелочевку, внутри нужно было подтянуть ручки на дверях, поправить петли, занавес. Это то, что бросилось мне в глаза. Приступив же к своему ремонту, я обнаружил еще ряд мелкой работы, на которую незаметно потратил практически полдня, прежде чем приступить к работе на свежем воздухе.

На улице был уже декабрь, но днем все еще становилось жарко. Предполагаю, не настолько, как бывает летом, но даже сейчас мне пришлось остаться в одной своей футболке и джинсах, которые бы я сменил на нечто более легкое, но не имел с собой такого.

У дома были заготовлены дрова, их было немного. Я конечно не имею представления, сколько бы их понадобилось, чтобы отопить такой дом, я даже не знаю, сколько длиться отопительный сезон в этих краях, но уже наличие заготовленных, пусть и в малых количествах, дров говорят о возможном скором наступлении холодов.

Я был на удивление полон сил и желания повозиться с чем-нибудь во дворе, хотя понимал, что мне любая работа будет новым занятием. Не зная, за что взяться первым, я с деловым видом, а именно, расставленными в боки руками, поднял голову, чтобы убедиться, ничего ли не случилось с телевизионной антенной, но оказалось, что ее вовсе не было на крыше.

В доме я пытался включить телевизор, но и его шнур, как большого количества других электрических приборов, оказался выдернут с розетки. Подсоединив электричество к телевизору, я не сумел настроить ни единого канала, потому предположил, что есть проблемы с антенной. Да и чтобы разобраться с последней, в чем я не мыслю ничего, мне бы следовало сперва ее найти, потому я закинул эту идею, застопорившись на этом этапе.

Следует сказать, что я все же помог, с чем смог. Но что касается электричества – с ним я никогда не дружил. Потому выяснить, от чего во всем доме был тусклый свет, мне также не удалось.

Дом топился дровами, это было очевидно даже мне. Потому следовало заготовить их больше, чем было уже. На самом деле их почти не было. Я бы с легкостью, насколько мне кажется, мог справиться с топором или пилой при заготовке дров, но столкнулся снова с проблемой, не позволяющей приступить к этому процессу. Вокруг не было деревьев, только одни поля, порой переходящие непосредственно в небо за счет дымки, застывшей в воздухе на линии горизонта.

Меня огорчило, что я не мог сделать всю работу по хозяйству, которую приметил. Хотелось взяться за столько всего, но реально я понимал, как обстоят дела, я не приспособлен к работе в деревне, как бы мне не хотелось помочь.

Я незаметно для самого себя начал думать о том, как на человека влияет среда, которой он окружен. Вопреки своему огромному желанию я не мог выполнить работу во дворе просто потому, что боялся натворить больше проблем, чем принести пользы. Меня привлекала работа по хозяйству, но по соображениям безопасности я не брался за заготовку дров, и первые несколько минут отговаривал себя от идеи сесть в трактор. Он стоял отчужденно за домом, и был сам небольшой, что служило положительным моментом, когда я пытался себя убедить, что справился бы с его управлением. А поскольку это был единственный аргумент, что я смог найти в довод своей правоты, я не стал более затягивать с рассуждениями, чтобы решительно не отбросить эту затею.

В управлении трактора не оказалось ничего сложного, мой страх был более, чем надуманный. Я поехал, куда глядели мои глаза, при чем в буквальном смысле, и забрался в дальние поля, откуда дом казался игрушечным на новой линии горизонта. Вокруг меня были заготовлены стога сена. Я остановился, чтобы воспользоваться возможностью побродить вокруг них. Вид был удивительный. Уверен не для деревенских, но он радовал мои глаза.

Как завораживает вид природы, так бережно оберегаемой человеком. Этим нельзя не восторгаться.

Я уселся прямо на земле, чтобы понаблюдать за спокойным течением жизни здесь. Ни единого искусственного звука, нарушающего покой природы. Не знаю с чем связать настигнувшие меня ощущения, граничащие с переживаниями. Пожалуй, на моем месте бы другие ощутили нечто схожее, но вряд ли бы приняли все так близко в сердцу. Меня встревожил тот факт, как человек упорно старается отстранить себя от природы. Мы пытаемся отвергнуть свое начало. Благо, не вся человеческая раса подавила в себе любовь к природе. Но большинству, к которому, я выяснил, я отношусь, приходится уезжать в глубинку, чтобы выяснить, как велика их привязанность к природе.

Именно в таких местах появляются новые желания, а порой и мысли, ставящие под сомнение важность вещей, некогда представляющих ценности в жизни. Это, должно быть, свежий воздух, отрезвляющий разум, оказывает подобное влияние. На природе городского обитателя очень скоро тянет на сон, к тому же удивительно крепкий и восстанавливающий как никакие таблетки, прописанные от бессонницы и усталости. Терапевты в отчаянии пытаются прописать все более тяжелые препараты, не подразумевая в чем неспособность более слабых. Организм по немыслимой докторам с ученой степенью причине отвергает определенно действующие вещества, и врачи не способны на в корни другие методы поддержки организма, кроме как повышения дозы, если не следует никаких улучшений.

Иногда человеку следует попросту отдохнуть, отказавшись от привычного ритма. Суета выбивает из колеи. Мы осознанно сторонимся жизни в деревне, единства с природой, пытаясь адаптироваться к каменным джунглям, и сами страдаем от этого.

Искусственные вещи окружают нас повсюду, что мы даже не отдаем должного себе в этом отчета. Все созданное человеком имеет угловатый характер, все же созданное природой – идеально в своей форме. Эти бетонные коробки, в которых мы рождаемся, живем и умираем, – они отстраняют нас от нашей природы.

Взять то же общество, что человеку не под силу было создать сотнями лет. Не будем обманывать себя, мы все так же далеки от понятия того идеального сообщества, к которому стремимся. Может, проблема в различии взглядов на саму суть этого понятия, но мы то ли слишком сложны, то ли не в пору примитивны для самоорганизации, ведь за немалую историю своего существования мы толком не приблизились к понятию общества, как такового.

Мы ставим перед собой цели, к достижению которых следовало приложить в разы больше сил, нежели нам удается. В итоге, всю свою бурную деятельность мы сводим к самообману, ничего не достигая по существу.

Теперь же, кажется, разумному существу самое время начать отрицать все то, на что были положены не воплотившиеся надежды. Какой толк продолжать рассуждать об обществе, если оно не оправдало себя, по крайней мере, в той извращенной форме, на которую мы способны его воплотить в жизнь?

Мы продолжаем следовать навязанным стандартам, так легко согласующимся с логикой. Нам лишь невдомек, что логика так же искусственна, как любая другая выдумка нашего разума, она изначально несет в себе зло.

Мы способны действовать в противоречии с логикой, разрушая стереотипы, мыслить шире, чем предложено. В действительности же наша уникальность – касательно взглядов, рассуждений и самих действий – атрофируется, освобождая свое место под стандарты.

Душа человека зачастую желает иного, никак не того, что он дает ей. Мы проживаем нашу жизнь крайне предсказуемо, испытывая страх отступить от предначертанного не для нас сценария.

Детство, учеба, работа; друзья, семья, дети; стабильность – самые типичные стандарты. Остальные – его отпрыски. Осознание того, что человек всю жизнь проведет в работе, отведя лишь ее долю на сон и отдых от этой самой работы, угнетает меня и, пожалуй, это одна с причин моего физического недомогания.

Утешением для моей души может служить только исповедь, к сожалению, самому себе. Порой, выговориться, уйдя в себя, кажется лучшей затеей, чем поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Но нужно говорить, пусть даже с самим собой, главное не держать эти мысли в себе, они ввергают в ужасающее состояние.

Джеки появилась, как всегда незаметно, к чему я стал уже привыкать:

– Думал сбежать? – с улыбкой начала разговора она.

– Мне кажется, я уже сбежал. Эти места создают впечатления родных. Здесь удивительно спокойно.

Джеки застыла в теле, глазами бегая по всему простому вокруг нас. Если мне чего не хватало, пока я сидел там в поле один, так это ее присутствия. На душе стало необычайно хорошо. Мне было без того спокойно, но ее появление – со всеми ее чертами, манерами, необычайно схожими с моими; она казалась еще роднее всей окружающей среды – ее появление подействовало на меня благоприятно, так что любой след угнетающих мыслей тотчас же простыл.

– Мне тоже нравится иногда сбегать сюда, – Джеки протянула руки ввысь, приподнявшись на цыпочки и закрыв глаза. Она сделала глубокий вдох, на лице сияла заразительная улыбка.

– Смелее, – она взяла меня за руку, пытаясь заставить меня подвестись на ноги.

– Смелее, побежали! – Она радостно призывала меня разделить с ней свои ощущения. Я же несмело попытался побежать, но замер тут же, любуясь ее по детскому искренней радости, с которой она кружила вокруг стогов сена, пританцовывая как в первый день нашей встречи. Солнце ослепляло меня, но я не мог оторвать своих глаз от этой картины. Прикрывшись рукой от солнца, я продолжал наблюдать за Джеки, она то ускорялась, то протягивала руки к небу, то кружила со стороны в сторону, то бежала вприпрыжку – она продолжала очаровывать меня, я не смог удержаться, и не колеблясь более, бросился ей вдогонку.

17.

Золотистые поля, раскаленные под светом солнца, множество их уже было скошено, но большая часть, находящихся вблизи дома, были по-прежнему заняты растительностью.

Мы в шутку догоняли друг друга, пытаясь скрыться за высокими стогами, но лишь баловались, не превращая всю нашу игру в перегонки.

Джеки наконец остановилась, обессилено рухнув на землю у одного со стогов, она продолжала смеяться и задыхаться от переизбытка эмоций и воздуха. Я упал рядом с ней, распластавшись на земле и направив взгляд в синеву неба.

Это было хорошей разрядкой. Чтобы на душе стало хорошо, телу тоже следует снимать усталость, но в отличии от души, это сделать куда проще, физические нагрузки отвлекают также наши мысли, от чего душе кажется спокойней. Полагаю, это не станет открытием, что наши мысли сами нас терзают, и помочь себе можно, оглушив их на время. Разница лишь заключается в том, что человек применяет для этого. Для кого-то это спорт, для другого работа, кто-то пишет музыку, картины, а кто-то не находит лучшего варианта отуманить собственные мысли, чем свести счеты с жизнью. Трудно сказать, кто прав больше, ведь у каждого своя правда. Это не спонтанные решения, человек долго приходит к ним.

Мы вернулись в дом на тракторе вместе, я был намерен провести день в работе на воздухе. Тело устало, но приятно, ныло. Я знал, что к концу дня это ощущение усилится, и возможно, мне удастся наконец уснуть тем сном, который последнее время начал мне казаться невозможным. Разумеется, ни это изначально руководило мною, но такая мысль все же грела меня.

Покопавшись без разрешения хозяйки дома в небольшом сооружении, походящим на сарай, я нашел деревянные бруски, с которых сразу решил подремонтировать забор вокруг дома, мешок цемента для заливки бетонного крыльца дома, подразрушенным мною этим утром, и облицовующей дорожки вокруг фундамента. Позже я нашел краску, но уже имел план работ на оставшуюся часть дня, в которую покраска бы просто не поместилась по длительности светового дня, в отличии от работы граблями, обнаруженными так же одними с последних. Я решил пройтись ними во дворе.

Он был чистым, и я больше получал удовольствия от процесса работы, нежели делал что-нибудь полезное. Металлические когти граблей практически не собирали ничего с земли, расчесывая лишь хаотично выросшую траву вокруг дома.

Время пролетело быстро, когда я опомнился, сколько всего переделал по хозяйству. Хотя в самом процессе оно, казалось, текло сверх медленно.

День близился к вечеру, краски неба поспешно угасали, но меня по-прежнему не тянуло в дом, с окон которого от света складывалось впечатление, что была уже ночь.

Я был все также за домом, когда увидел, как кто-то неуверенно приближался ко мне, замедляя свой шаг, чем ближе подбирался ко мне.

Незнакомцем был мужчина средних лет, уставший с виду от работы и чем-то встревоженный. Не знаю, что именно выделяет сельского жителя, но я не сомневался нисколько, что он с мест, не слишком отдаленных отсюда.

– Привет. Что Вы здесь делаете? – он заговорил ко мне первый, остановившись несколько отстраненно от меня так, что ему пришлось говорить громче, нежели принято вести обычную беседу.

– Здравствуйте! Меня приютили здесь ненадолго, я решил помочь хозяйке по дому. Вот, взялся за задний двор, – я подсознательно пытался произвести хорошее впечатление, как обычно бывает при знакомстве с новыми людьми, независимо от того, нужно ли это знакомство обеим сторонам.

– Вы гостите здесь? Я живу неподалеку, меня просили приглядывать за этим домом. Я удивился, увидев машину у дороги.

– Да, это мое авто, я сбился с пути. На самом деле, я проезжал мимо, и, наверное, задержался здесь дольше, чем следует, излишне пользуясь добротой хозяйки, вы знакомы с ней?

– Вы имеете в виду Джеки? – он несколько помедлил со своей репликой.

– Да, она замечательная! Она, должно быть, сейчас в доме, может, позвать ее?