Даруль Китаб. Книга III-II. Хранители. Алхимия и География

Не обошёлся без алхимиков и военно-политический сектор Халифата.

Некоторый исторические отчёты времён крестовых походов, с ужасом повествуют о том, как мусульмане сражались с европейцами, применяя особые «горящие снаряды», вселяющие страх и ужас. Эти снаряды были произведены на основе химического состава, который в латинских рукописях назывался «греческий огонь».

Первое упоминание о его использовании в качестве оружия, приходится на Пелопонесские войны между греческими Афинами и Спартой (V в. до н.э.). Есть основания полагать, что подобные горючие смеси были хорошо известны в государстве Ахеменидов и в Китае. Рецепт приготовления «греческого огня» тщательно скрывался и всякий раз составлял военную тайну, поэтому в мировой литературе существует несколько теорий на этот счёт. Есть основания полагать, что в доисламский период его чаще всего делали из негашёной извести или селитры.

Мусульманские алхимики существенно улучшили эту смесь и добавили в неё новый природный компонент … нефть. Они придумали метод дистилляции нефти и научились готовить очень лёгкую и легковоспламеняющуюся смесь, в соединении с другими химическими реагентами, чтобы она дольше горела. Полученное вещество нельзя было потушить водой. Его помещали в специальный небольшой контейнер размером с кулак и запускали во врага с помощью катапульт. Результаты были ошеломительными.

Так, всего за несколько десятилетий знание свойств различных материалов и их обработки становится чрезвычайно важным фактором развития молодой исламской цивилизации, а алхимические навыки из сферы мистицизма находят всё большее практическое применение, открывая всему остальном миру новый академический спектр познания Вселенной.

Однако, кто же стоял за всеми этими революционными преобразованиями?!

ДЖАБИР ИБН ХАЙЯН (721 – 815 гг.)

Повествуя об этом удивительном человеке, возникает всё та же проблема, что и в отношении большинства арабо-мусульманских интеллектуалов … совершенно невозможно озаглавить его учёность какой-то определённой сферой науки.

Блестящий эрудит, теолог, альтруист, который всю свою жизнь следовал повелению Творца: «Постранствуйте по земле, и посмотрите, как Мы создали мир изначально…».

Он занимался всеми известными на тот момент теориями познания Вселенной, написал блестящие комментарии к математическим «Началам» Евклида, «Альмагесту» Птолемея, разработал уникальную идею о равновесии в природе. Философ, математик, физик, астроном, инженер, географ, наконец врач, фармацевт, и конечно же, алхимик.

Человек со сложной судьбой, он ещё при жизни обладал сразу несколькими величественными именами. За аскетизм и приверженность исламскому мистицизму его называли «ас-Суфи» (суфий), современники отмечали его академический талант и звали «великий алим» (профессор), «шейх алхимиков»… Большинство современных авторов, изучающих его бесценный вклад в мировую науку, считают его «отцом» экспериментальной химии, предвосхитившей разрушительную силу ядерного распада и расщепления атома.

Джабир ибн Хайян.

Латинский мир знал его под именем «Geber» (Гебер), а его работы, на долгие годы, составляли главные идеи Европейского алхимического искусства, и в этом нет ни капли преувеличения. Известный немецкий востоковед, доктор медицины Макс Майерхоф (ум.1945) очень содержательно отмечал:

«Развитие химии в Европе можно проследить непосредственно от Джабира ибн Хайяна».

Западные адепты почитали этого великого исламского учёного, как своего наставника, а его авторитет был настолько непререкаем, что фактически все работы мастера рассматривались, как учебные пособия по теории и практике химических преобразований, образуя собой понятие «джабрийский алхимический корпус». Его рукописи ценились на вес золота. Тексты цитировались и переводились ни один десяток раз под латинизированным именем Гебер, то есть Джабир, и уже к XIII веку среди европейских адептов было распространено порядка пятисот разных алхимических трактатов из «джабирийского корпуса», среди которых были «Liber fornacum» (Книга печей), «Devestige perfectionis» (Об исследовании совершенства), «Deventione veritatis» (Об открытии истины).

Однако наиболее фундаментальное произведение Ибн Хайяна было издано в Европе под названием «Summa perfectionis» (Сумма совершенства). Сохранилась латинская рукопись этой книги, датированная примерно XIV веком, в которой оказалась суммирована вся теория и практика алхимического искусства, составленная арабским мэйстером. Полагают, что издателем этого текста был монах-францисканец из Ассизи по имени Пол Таранто.

Однако, примерно с конца XIX века некоторые европейские исследователи открыли «моду» подвергать сомнению всё, что так или иначе связано с арабо-мусульманской наукой тех веков, а наши отдельные современники с радостью подхватили эту волну, бездумно повторяя идеи своих предшественников.

Установить сегодня аутентичность произведения из того далёкого прошлого – это чрезвычайно важная, кропотливая работа. Её значение, на самом деле, очень трудно переоценить, и с одной стороны у нас есть некоторое количество исторических артефактов, свидетельств, документов и прочего материала, нуждающегося в проверке, а с другой – прекрасные технико-технологические возможности эту проверку осуществить. Но, оказалось, что разобраться в достоверности источника информации – это только часть работы, причём не самая сложная. Нужно ещё его правильно интерпретировать, связать со всеми иными полученными данными и составить единый исторический нарратив, максимально приближённый к тому, что было на самом деле, учитывая ментальность, контекст и сам дух той эпохи. Здесь-то и возникают основные сложности, особенно когда необходимо произвести ни одно или два, а десятки изысканий и сопоставлений всех имеющихся сведений и артефактов.

Так, некоторые европейские востоковеды усомнились в авторстве Джабира ибн Хайяна относительно большинства его латинских переводов. «Сумму совершенства» приписали самому европейскому издателю, посчитав что при её составлении он, просто, взял несколько цитат из «джабирийского корпуса» и использовал в своём тексте, вероятно владея арабским языком. Чтобы не путать его с настоящим Гебером, они так и назвали его … Псевдо-Гебер или Латинский Гебер.

Согласно биографу Ибн ан-Надиму (ум.990), Джабир ибн Хаянй родился в городе Тус провинции Хорасан примерно в 721 году в семье аптекаря. Это было время острого династического противостояния за верховную власть в огромной мусульманской империи. Отец будущего великого магистра – Хайян аль-Азди поддержал Аббасидов, за что был схвачен Омейядами и казнён.

Семья эмигрировала в Йемен, где юный Джабир стал изучать Священный Коран, богословские науки, математику, астрономию, но особенно его увлекали фармацевтика и медицина, когда соединением разных ингредиентов возникало совершенно новое, ни на что непохожее вещество, обладающее удивительными лекарственными свойствами.

Он был учеником знаменитого имама Джафара ас-Садика (ум.765), великого наставника основателей двух канонических «мазхабов» (правовых учений) мусульман-суннитов … Абу Ханифы и Малика ибн Анаса. Будучи очень влиятельным учёным-мистиком именно Джафар ас-Садик породил в будущем великом магистре стремление постичь тайные законы мироздания. Химию он изучал у малоизвестного, но чрезвычайно одарённого монаха-отшельника Харби аль-Химьяри. История скрыла от нас этого мистика, но сам ибн Хайян отзывался о нём, как о выдающимся учёном. Одно из свох алхимических произведений он так и назвал «Книга монаха» (Китаб ар-Рахиб):

«Знай же, мой брат, что я дал этой книге специальное название «Книга Монаха», так как это – мой обычай, чтобы приписать все знание его обладателю, особенно если оно больше нигде не встречается. Если бы мое знание и знание моего благодушного мастера так неразрывно не смешивались, то мои трактаты, которые появились благодаря ему, не упоминались бы здесь».

После того, как власть в Халифате перешла к Аббасидам, он со своей семьёй переехал в Куфу, где сразу же оказался в поле зрения местной аристократии, как человек «незаурядного нрава, ума и умения».

Во время одной из своих поездок по стране, на него обратил внимание Джафар ибн Яхья (ум.803) – главный визирь знаменитого халифа Харуна ар-Рашида, и уже очень скоро молодой учёный оказался во дворце правителя в должности придворного лекаря и алхимика.

Однако в этой истории есть очень важная поучительная страница.

Будучи «правой рукой» халифа, Джафар ибн Яхья принадлежал к знаменитому древнему роду персидской аристократии Бармесидов, которые составляли политическую, интеллектуальную и культурную элиту Бактрии – одной из наиболее успешных провинций огромной Сасанидской империи, расположенной в те далёкие времена на территории современного Афганистана.

Это была чрезвычайно интеллигентная, образованная семья. Они прошли через буддизм, затем через зороастризм, после пророчества и завоевания Персии с воодушевлением приняли Ислам и, практически, всем составом переехали в только что отстроенную столицу исламского государства город Багдад, где образовали собой главный кластер политической и культурной традиции Аббасидского Халифата. Будучи крупными вельможами, министрами, дипломатами, Бармесиды пользовались огромным авторитетом среди властимущих и состояли их главными визирями на протяжении нескольких поколений.

Буквально с первых лет Золотого века ислама, именно Бармесиды оказались в авангарде построения арабо-мусульманской цивилизации. Обладая серьёзным влиянием на правителей, они стимулировали развитие экономики, образования, науки, искусства, брали под покровительство учёных, инженеров, архитекторов, изобретателей, музыкантов и поэтов.

Один из таких Бармесидов по имени Яхья ибн Халид состоял верховным советником ещё при халифе аль-Мансуре и был любимым наставником его внука … Харуна ар-Рашида, который называл его «отцом», а сын Яхьи – Джафар ибн Яхья был любимым другом будущего правителя. Почти ровесники, они фактически росли вместе, были, что называется «побратимы», «не разлей вода», поэтому никто особо не удивился, когда взойдя на престол могущественного Багдадского халифата в 786 году, Харун ар-Рашид сразу же назначил на должность «премьер-министра» своего ближайшего друга – Джафара ибн Яхью. Это был очень мощный тандем, основанный на прочной дружбе, на общем мировоззрении и общих идеях создания великой процветающей империи. Под безмерным покровительством халифа, новый визирь собирал учёных, философов, артистов, музыкантов и поэтов. Он часто ездил по стране, узнавал чаяния народа, занимался построением эффективного государственного управления. Харун ар-Рашид настолько доверял ему, что помимо всего прочего, назначил главой своей личной охраны и отдал ему в управление монетный двор. Джафар ибн Яхья имел огромную власть в стране, за что придворная аристократия даже называла его «султаном».

Однако в 803 году всё закончилось.

По приказу халифа, против Джафара ибн Яхьи было начато крупное криминальное расследование. Сегодня его назвали бы «процесс века». Допросы, обыски, задержания всех кто входил в его окружение, а он сам помещён за решётку, как и вся семья Бармесидов. В ходе следствия было арестовано несколько десятков человек, конфисковано имущество на огромную сумму, в том числе и имущество самого визиря. В конце концов состоялся суд, по итогам которого он был приговорён к смертной казни, а спустя ещё несколько дней обезглавлен.

Что же произошло между бывшими закадычными друзьями?!

Сегодня об этом трудно судить с достоверностью. Одни авторы полагают, что Джафар ибн Яхья пал жертвой глобального заговора, учинённого совместными усилиями духовенства и знати, которые были страшно недовольны столь сильными властно-распорядительными позициями визиря при дворе. Бармесидов обвинили в том, что они приняли ислам только внешне, а на самом деле все эти долгие годы скрывали от халифа свои истинные намерения, оставаясь верным древнему языческому культу своей семьи. У них даже обнаружили какую-то богохульную атрибутику, и конечно же такой страшной лжи Харун ар-Рашид не мог простить никому из приближённых, тем более своему «побратиму».

Другие исследователи считают, что в последние годы Джафар ибн Яхья стал вести себя уж слишком по-царски. Он позволял себе без разрешения входить в покои халифа, единолично принимал решения государственного масштаба и не по-детски своевольничал. Раздражённость правителя накапливалась и зрела от случая к случаю под беспрерывное нашёптывание «доброжелателей», пока однажды Джафар ибн Яхья не отпустил несколько заговорщиков и политических заключённых без разрешения Харуна ар-Рашида. Это была последняя капля в чашу терпения властителя и поток его царственного гнева вырвался наружу, сметая всё на своём пути.

Ещё одни авторы убеждены, что халиф не простил своему другу тайную любовную связь с его сестрой Аббасой, а сама эта история – живое воплощение шекспировского сюжета об искренней, но запретной любви двух горящих сердец, которая была обнаружена, раскрыта и трагически разрушена яростью обманутого правителя.

Однако существует ещё одна версия тех драматических событий. Как полагают, Харун ар-Рашид, отягощённый 20-ю годами тяжёлого построения многосложного исламского государства, под конец жизни стал совершенно неуравновешен.

Это был чрезвычайно набожный и, действительно, всеми любимый правитель, который всё своё свободное время проводил в мечети, штудируя Священный Коран и сунну пророка. Его духовными наставниками были такие великие богословы, как Абу Юсуф и имам Малик. Он был признанным знатоком истории, географии, риторики, экономики, музыки и поэзии. Ещё в юности будущий халиф прошёл суровую «школу муджахидов», где получил отменную физическую подготовку, обрёл крепость, выносливость и стал одним из лучших фехтовальщиков, а также одним из лучших экспертов в военном деле. Принято считать, что именно с Харун ар-Рашида начинается активная фаза «золотой эпохи исламского ренессанса», и не просто так именно он, а не кто-то другой, стал прославленным героем знаменитой на весь мир «Книги тысячи и одной ночи». Мирные посольства короля франков Карла Великого и правителя Великой Китайской империи Тан. Благоденствие и покой, умиротворение и развитие экономики, науки, культуры, искусства и архитекторы … всё здесь приводило в восторг, однако за кулисами этого благополучия существовала ещё одна, параллельная реальность, в которой верховную власть постоянно атаковали внутренние и внешние враги. Самодуры наместники, взятки, подкупы, коррупция, сепаратизм, шпионы враждебно настроенных государств даже в окружении халифа … всему этому нужно было противостоять, иногда принимая на себя бремя самых тяжёлых и самых страшных решений.

То ли накопившаяся усталость, то ли нервы, то ли что-то ещё, но в последние годы Харун ар-Рашид, как полагают, стал чрезвычайно опасаться преступных сговоров, мятежей и всякого рода заговорщиков. По его личному приказу за всеми крупными вельможами велась тайная слежка. Подозреваемые тут же попадали под жернова его гнева, пока однажды Джафар ибн Яхья не оказался очередной жертвой этого одержимого страха правителя.

С тех пор пройдёт всего 6 лет, когда вспыхнет очередное восстание против деспотичных наместников в Хорасане, одном из наиболее сложных регионов исламского государства. Во время своего военного похода на Самарканд великий правитель, воспетый народными сказаниями, Харун ар-Рашид тяжело заболеет неизвестной болезнью и очень скоро умрёт. Ему было всего 46 лет.

А пока, среди тех кто попал под массовые репрессии против Бармесидов, был ещё один очень важный человек … это герой нашего повествования, великий «шейх алхимиков» Джабир ибн Хайян. Будучи протеже опального визиря, он, как и все остальные, был задержан, допрошен и выслан вместе с семьёй обратно в Куфу под домашний арест, который продлится до самой его смерти.

Среди фундаментальных трудов Джабира ибн Хайяна по алхимии, выделяют несколько его трактатов, часть из которых осталась лишь в виде небольших фрагментов у более поздних авторов, а другая чать сохранилась в библиотеках Каира, Стамбула, Лондона и других научных центрах.

«Книга семидесяти», состоящая из семидесяти глав, отражает весь экспериментально-исследовательский корпус мастера, «Книга о печах», «Книга о ядах», где рассказано о ядах и противоядиях к ним, в сочетании химии и медицины. Трактат «О железе» излагает правила очищения металлов и производства сверхпрочных сплавов, а в своей книге «Ильм аль-Мизан» (Наука о равновесии), исламский магистр впервые доказывает, что вся земная реальность построена на определённой системе мер и пропорций её элементов … то, что спустя в 1794 году «открыл» французский химик Джозеф Луи Пруст.

Некоторые свои алхимические рецепты он составил языком цифр и символов, обращаясь к пифагорейской нумерологии, которой он владел блестяще. Расшифровать эти формулы могли лишь немногие, поэтому для нас они и сегодня остаются загадкой.

В начале своих работ Ибн Хайян отдаёт должное знанию древних, с уважением отмечая греко-египетских и персидских алхимиков, таких как Марию Коптскую, Зосиму, Агафодемона, Хостанеса… Он прекрасно знал античную философию и нередко в своих теориях ссылается на Платона, Аристотеля, Галена, Порфирия, Александра Афродийского…

В своих рассуждениях об алхимических началах он, как бы иронизирует над «здравым смыслом» противников этого учения, приводя их цитату:

«Мы настолько же в состоянии превратить один металл в другой, насколько в состоянии превратить быка в козу».

Исламский магистр полностью отвергает нападки всех этих горе-рационалистов, которые позволяли себе глумиться над эзотерической константой Вселенной, а затем переходит к обоснованию главных алхимических практик…

«Если природа должна употребить тысячу лет, чтобы образовались металлы, то можем ли мы рассчитывать на то же самое – мы, редко живущие свыше ста лет? … Высокий и сильный жар [огонь], которым мы воздействуем на тела может возыметь, и в короткое время, то же действие, на которое природа затрачивает столько лет. Но только одного огня мало … Разве кто-нибудь знает в точности, как влияют на металлы звёзды? Но это влияние едва ли всецело в наших руках».

Ибн Хайян считал, что настоящему алхимику необходимы три вещи: одержимость, то есть неутолимая жажда познания, мужество поиска и особое состояние Духа. Он неоднократно подчёркивает, что Философия Огня – это не слепое копирование действий природы. Оно, в некотором смысле, творчески независимо, хотя и не покидает границы предопределённых возможностей.