Собачий сын. Мистика и приключения

– Ай—ай. Нехорошо это, без мужа.

Василий долго и вдумчиво курит, глядя на бледный огонь костра, а я лениво размышляю: сорок лет – это уже старость, или все же еще молодость?… Наконец, не придя ни какому соглашению, осмеливаюсь нарушить северную тишину:

– А как у вас тут с волками?…

…Напившись чаю и вдоволь потрындев про хищников, я ускользнула спать в гостевой чум, в котором, к счастью, никого не было, и тут же заснула, как убитая. Снились мне останцы, агаты, райские кущи Тимана, хариусовые озера и роднички, бьющие прямо из песка…

Проснулась я от быстрого нерусского говорка за шкурами. Пока тужилась понять, что происходит, полог отогнулся и в полутьме появилась какая—то фигура. Я в ужасе подскочила и зажгла фонарь, направив его прямо на пришельца. Пришельцев оказалось трое. Бельдыев широко улыбался кривыми зубами:

– Я сам старый. Это сыновья мои, Семен и Уман. Красавцы. Выбирай любого! Или лучше обоих бери. С такой большой бабой одному не справиться!

И то правда. Рост у меня сто восемьдесят пять, а вес под стольник. Я в молодые годы в баскетбол играла в университете, центровая, противниц просто сшибала на бегу. У меня и прозвище было – Атомная Война.

Красавцы скромно переминаются, вытирают сальным рукавом волнение, и пахнет от них заколдобистой тундрой. У меня ежик в горле застрял от благодарности, но в полутьме шатра этого не видно:

– Знаете, Василий Иванович, я это… того… ну, это… ммм… У меня, знаете, голова болит…

– Сейчас все боли как рукой снимет! – лыбится оленевод и подмигивает мне узким глазом. Семен и Уман в возбуждении приплясывают и согласно кивают лохматыми головами – ща мы тебя вылечим. Виданное ли дело – без мужика жить!

Братья – близнецы, оба совершенно одинаковые, ладные такие, пялятся на меня, не моргая, как две лягушки на змею – безнадежно и зачарованно.

– Тебе что, соколы мои не по нраву? – занервничал Бельдыев и грозно уставился мне в лицо.

– Ну, как бы вам сказать, Василий Иванович… Отличные парни… Но, видите ли… Мне… больше нравятся женщины.

Повисла тяжелая минута молчания. Мужики, смущенно потоптавшись, ушли, и я со вздохом откинулась на шкуру, но заснуть уже не могла. Долго слышно было, как они у костра препираются о чем—то, на своем языке.

Минут через двадцать Бельдыев явился снова. Но не один…

– Я твой должник сегодня. Ты гость. Это дочь моя, Рыжая Лиса. Не побрезгуй, Захаровна. Лучшее отдаю, однако!

Девочке лет пятнадцать, волосы заплетены в кучу мелких косичек, перетянуты ярким шнуром, а в диких коричневых глазах страх, смешанный с любопытством. Что—то в ней такое есть, но она этого еще не понимает. Она действительно красивая, и совсем не рыжая, хотя на лису однозначно похожа.

Вот досада…

Чувствую, что у меня и впрямь заболевает голова:

– Видите ли, Василий… Иванович… Я это…

– Что, и дочь моя тебе не по нутру?! – офигевает Бельдыев.

– Понимаете… Блондинок я люблю. Высоких… Вот таких! – показываю рукой, что ростом примерно с меня. – Толстых. С умными голубыми глазами. Ясно?…

Оленевод понял, о чем речь, пригорюнился, дочь свою забрал и ушел. Блондинок в стойбище нет. Слава тебе, Господи!… Еще немного поприслушивавшись, я засунула фонарик под свернутую куртку, выполняющую роль подушки, и погрузилась в беспокойный сон.

В итоге, измученная сложным днем, да еще постоянно просыпаясь в испуге, я продрыхла до двух часов дня. В лагере никого не было, все ушли со стадом. Оставшийся моросливый день я бродила неподалеку от кораля, высматривала следы, изучала обстановку. Набрала подосиновиков на суп.

К вечеру дождь перешел в ливень и прогнал меня с полей окончательно. Спать легла рано, но не успела прокемарить и часа, как разбудил громкий голос Бельдыева… Полог вдругорядь откинулся, и на пороге чума появилась… высокая блондинка с водянистым, слегка нетрезвым взором. Увидев меня, она потеряла дар речи; за ней мелькала радостная рожа Бельдыева:

– Просыпайся! Трактор приехал, однако! Я вчера по рации женщину успел достать. Оленя за нее отдал!

– Какую еще женщину?… – чувствую, как у меня холодок поднимается по позвоночнику.

– Это Катька, – поясняет оленевод, – в поселке на почте работает. Муж рыбак, в море прошлой осенью утоп… Какая баба, а? Подходит? Ну?!…

– Вполне! – говорю и выпихиваю его из чума.

– Тьфу, пропасть… Ну, чего уже теперь. Нам все едино… – говорит вдруг эта радистка Кэт, и начинает раздеваться. – Только давай по—быстрому! Трактор уезжает обратно с утрева, а я бы еще поспала.

– Ну, так и спи! – ржу я.

– Спи?…

– Тут как в царском будуаре. Дымом, правда, воняет, это я на ночь комарье травила.

– Господи! – радостно вопит она и бросается ко мне обниматься, – Наконец—то я высплюсь, хоть раз в жизни!!!… Наврал Бельдыев, черт узкоглазый. Сказал, мужик из Москвы, ученый, интеллигент, типа… Я и рискнула. А как тебя увидела, мне аж поплохело… а потом подумала – а почему бы и нет?… Что я в жизни видела?!

– Действительно…

– Спать, спать… Знаешь, я ведь каждый день в полседьмого встаю. Почта с восьми, пока печку разогреешь, завтрак приготовишь, то да се, а до нее еще идти…

– А в выходные?

– А в выходные, – говорит она, туго заворачиваясь в суконное одеяло, – все то же самое. Мелкий ночью часто просыпается… У меня ведь их трое! Да еще две овцы, гуси. Всю эту ораву кормить—поить, обихаживать надо. Мой—то сгинул, а как теперь жить? Зарплата крошечная – вот и вертись, как хочешь. Огород все уже, накрылся, заморозки скоро… Да и то лишь картоха приживается!

– Н—да… Детям нужен кормилец. Или на голубоглазых блондинок на севере нынче спросу нет?

– Спрос—то в поселке есть… Мужики местные под бочок все норовят залезть, да замуж пока никто не зовет. Только с бутылками и приходят, паразиты. А тут целый олень! Я строганины наморожу, до зимы с голодухи не помрем…

– Супер! Ну, добрых снов. – я сладко зеваю, предвкушая спокойную ночь.

– И тебе… ой, знаешь… я ведь уж и не помню, когда последний раз высыпалась… Наверное, никогда. Анатолий мой, когда жив был, храпел, как лодочный мотор.

Прошептав это, женщина тут же вырубилась, будто тридцать три года не спала. За ней провалилась в сон и я, точно зная, что в чум больше никто не полезет…

Утром, потягиваясь, я вылезла на проводы. Было солнечно и славно. Тракторист лениво копался в движке; видно, что пьян, но не мертвецки, так что все в порядке. Все семейство дружно увязывало тюки. Катерина с одним из братьев разделывала тушу. Мне было радостно оттого, что сегодня по прогнозам с метеостанции тепло и не будет дождя, а ей – что впервые в жизни отоспалась, да еще целого оленя подарили.

Глядя на наши с ней счастливые лица, хитро улыбался и Бельдыев.

«Странные они, эти бабы, однако…» – думал старый оленевод, набивая любимую трубку.

«Ну ни фига себе денек… Вот подфартило… Жизнь – лотерея!» – думала Екатерина Андреевна, с любовью заворачивая куски парной оленины в рогожу.

«Как хорошо просыпаться без похмелья! – думала я. – Надо бы договориться с новым хозяином, чтоб подвез на упряжке до охотничьей избы на Каменном, или хотя бы до Богатинских сопок, а дальше я сама…»

Для сменщиков у меня остался чай и блок сигарет.

…Я долго смотрела вслед гусеничному трактору, который тяжко тащил за собой волокушу из бревен, нагруженную скарбом и людьми, махала рукой до одеревенения, а затем пошла в чум собираться – меня ждет Тиман.