Собачий сын. Мистика и приключения

Стало почти совсем темно, насколько это возможно на 67-ой широте, когда за спиной послышались бубенчики. Я с надеждой оглянулась: четыре оленя бойко несли по кочкарнику деревянные санки, на ящике восседал мужичок, вопя во всю глотку ненецкую песню. Олени, не нуждаясь в погонялове, весело пронеслись мимо, и не цугом, как я ожидала, а веером, словно кони с Большого театра. Сани почти поравнялись со мной, но мужик даже не остановился.

«Стооо—ой!!!» – заорала я.

Каков мерзавец!… Даже не оглянулся! Чтоб те провалиться…

Уныло бредя в темноте, я догадалась, что оленевод пьян. Мудрено было ему увидать одинокую белую женщину в сумеречном тумане. А может, он – косые глаза – решил, что это браконьер. Вообще, странно, у них ведь сухой закон на выпасе. Ну, да ладно…

Через полчаса хода я, к своему великому изумлению, догнала ненца. Двое левых олешек провалились в болотину, а правые не сумели их выдернуть сходу. Сани боком ушли в жижу, и возле них с руганью метался разом протрезвевший оленевод Бельдыев. Он то хватался за увязший полоз, то за крайнего оленя, пытаясь вытащить бедное животное. Олень был некрупный, но оленевод еще мельче, и ни черта у них, понятно, не получалось. Ящик с неведомым драгоценным грузом уже почти ушел в болото. Пришлось отложить рюкзак, засучить рукава и взяться за дело…

Через двадцать минут я выдернула все это хозяйство. К счастью, ни один из оленей не повредил ног, и можно было двигаться дальше. Бельдыев ходил кругами, совершенно счастливый:

– Вот баба! Ай, какая баба! – весело приговаривал он, поглядывая на меня снизу вверх, – садись, баба, подвезу. Скоро дом. Гулять будем!

Я не стала ждать повторного приглашения, взгромоздилась на мешки и тут же задремала сидя, как сова на жердочке – вроде спит, но и не падает…

Очнулась я от веселого многоголосья и запаха дыма: вместо долгожданного чума в долине оказался целый поселок – несколько натуральных вигвамов из шкур, костры, говор, смех… Двое молодых людей, раскосо поглядывая на меня, принялись отстегивать упряжь. Тут же в темноте завалили арканом оленя и долго топтали его сапогами. Я осторожно подошла поближе:

– Отбиваете, что ли?…

– Водянка. Больной олень, выбивать надо. Видишь, брюхо опухло?

– Ага… – ответила я, с подозрением глядя на вздутую тушу, из которой сочилась какая—то мокрота. – Будем его есть?

– Вкусный, хороший олень! Для гостей берегли, однако.

– Бляха—муха…

От сырца я отказалась, с ужасом наблюдая, как отпрыски Василия Ивановича с вурдалачьими харями чавкают кровавой печенью. Через час мы сидели у общего костра, сыто порыгивая вареной олениной и попивая чаек с молоком. Меня церемонно познакомили с населением стойбища. Главе рода была подарена пачка хорошего английского чая и бутылка «Флагмана». Но пить с ним я отказалась, чем ужасно разобидела старика:

– Я в поле не пью. Вообще. Что—то вы разгулялись не на шутку. Разве можно сейчас?

– Можно. Смена едет!

– Какая смена, когда водила в запое?

– Трактор завтра придет, однако…

– Откуда вы знаете?

– Радио! – оленевод гордо показывает мне черную коробуху рации, перевязанную изолентой.

Понятно. Мне про трактор ничего не сказали, троглодиты. Ну, ничего, зато прогулялась…

– Выпей, Наталья Захаровна, не обижай! Или не угодил чем?

– Все хорошо.

– Странная баба. Оленей вытащила, а водку не хочет!

– Чаю еще хочу.

Семейство Бельдыевых в полном составе: сам, жена, двое сыновей, дочка, да еще сезонный помощник – сели в кружок, как индейцы, и неторопливо закурили. Да, что-то в них было от тунгусов, пришедших на север с востока. А тунгусы, известно, имеют одни корни с индейцами.

Хозяин с почетом передал мне трубку, я вежливо отказалась. В молодости еще можно подцепить сифилис через общий стакан, но сейчас—то уже мозги есть!

Да и не курю я…

– Захаровна, шкуру возьмешь? В подарок.

– Тяжелые они, эти шкуры, и воню… в смысле, зачем мне? Я дома на диване сплю, под одеялом.

– Бери рога! Красиво!

– Не надо, дома от них уже деваться некуда.

Бельдыев задумался, потом отцепил от пояса нож и протянул его мне:

– Нож бери. Хороший нож! Отец сам делал. Ручка – моржовая кость. Такой нигде не купишь!

Вместо ответа я задираю штормовку и вытаскиваю свое единственное оружие:

– Во!

– Ай… Твой лучше… – почти сердито говорит оленевод, разглядывая мою знаменитую финку.

– Это тоже от отца.

Василий хмуро запихивает любимый мясорез обратно в ножны:

– Захаровна, так нельзя. Все скажут – я неблагодарный! Тогда оленя тебе дарю. Забирай любого!

– Спасибо, конечно… Но куда мне целый олень? В рюкзак не засунешь, и верхом не поедешь. Оставьте себе.

– Плохо…

– Что плохо?… – я согрелась, клюю носом и уже плохо соображаю.

– Кольцо не носишь? – спрашивает вдруг Бельдыев с хитрым прищуром.

– Кольцо?..

Гляжу свои грязные, в царапинках, пальцы – колец там, понятно, никаких нет.

– Ты ведь замужем?

– Не—а. Пять лет как развелась.

– Э-э! Такая молодая баба – не замужем?! – растерялся оленевод. Помолчав, он поцокал языком: