Сначала я негодовала и пыхтела похлеще паровоза, что «Цезарь» не получится, потому что Дима отказался ехать в одиннадцать тридцатого декабря в большой гипермаркет, сказав, что все купит в магазинах по соседству.
Я шептала, злобно выглядывая из-за сиреневей шторки в ванной:
– Выходит, ты предлагаешь мне делать «Цезарь» с сыром Советский?! Верно? Может, ещё все майонезом сверху зальём вместо соуса?!
На что Дима стойко был СТЕНОЙ:
– Лисенок, с тобой я готов просто отпраздновать Новый год хлебом, запивая чаем без сахара.
Но меня, Лену Полякову, которая в то время была в роли КУВАЛДЫ, раздражало спокойствие мужа, я была готова крушить любые крепости и стены во имя чести французского сыра, прав Аргентинских пингвинов и единения африканских племён, поэтому выглядывала из-за шторки со словами:
– Хлеба, кстати, может тоже в магазине не быть! Будем чай пить. И дверь не закрывай в ванную, я слежу, чтоб сынок не проснулся.
– Лисенок, ну я ж приехал домой, мойся спокойно, я успокою, если закричит, – шептал Дима, трогая меня за живот через шторку.
– Успокоишь так же, как сыр купил с голубой плесенью, – я повернулась спиной и стала демонстративно намыливать голову.
– Лен, не начинай, я тоже устал, – Дима вышел, а я так хотела продолжить баталию про не купленный сыр.
– Дверь закрой, мне дует, – крикнула я негромко, снова выглядывая из-за шторки.
Дима вернулся со словами:
– Ты ж просила не закрывать или я что-то путаю?
– Сыр, главное, завтра не спутай! – я вылезла из ванной, чувствуя себя победителем в споре, ведь Дима сдался почти без боя.
До утра он молчал, а потом, как и полагается проигравшему, безропотно оделся и покинул «поле боя», ну как «покинул», пошёл гулять с Пашей, да и как «сдался без боя», вот сейчас спустя два дня я понимаю, что он просто принял тактически верный ход отступления.
А потом я «отошла» от своего состояния, вернее вернулась в себя, добрую и нежную, в тринадцать ноль-ноль тридцать первого декабря две тысячи тринадцатого года. Отошла, когда нажала «отправить» в письме с переводом.
Именно в этот момент моя «внутренняя кувалда» начала уменьшаться до уровня строительного деревянного молота, я набирала мужу, а он не брал трубку, отвечая сообщением «у нас с Пашей важные секретные дела».
И вот моя «кувалда» сдувалась до опасности резинового детского молоточка, при нажатии на который возникают сиплые китайские звуки, и ты думаешь: «да будь проклят тот самый хрен, который подарил нам этот чертов молоток».
Я читала новое сообщение от мужа «хватит нам звонить, мы заняты», улыбалась и понимала, что порой Дима так и думает про меня— Ленка как китайский резиновый писклявый молоток, проверяющий уровень терпения, а потом, наверное, муж вспоминает, что меня ему не дарили, сам выбрал такую.
А где-то через час раздался звонок в дверь, хотя ключи пацаны, уходя, взяли с собой. Я открыла и первое, что увидела: елку, настоящую всю в снегу, обычно мы ставим искусственную, а тут стоит это пахнущее новогодними чудесами чудо, мы помирились, начав целоваться прям на пороге.
И, уже разбирая сумки, я слушала, как Дима с сыном на коляске объездили все магазины кругом, и нашли и Пармезан, и сыр с плесенью, и елку, и мое любимое шампанское, поэтому вчера впервые за год с небольшим выпила немного.
Мы сидели, обнявшись на кухне, ели «Цезарь», рядом с нашими фужерами стояла готовая бутылка смеси на случай «если сын проснётся, а уже готово всё!». И эта бутылка была будто символ новой жизни, начавшиеся для нас не так давно, символ жизни, в которой я научусь жить без инструкций, порой «включая» только сердце.
Мы прижимались друг к другу, пожалуй, впервые настолько сильно и нежно, впервые, как стали родителями, целовались, делились впечатлениями от подарков.
И оба сошлись на том, что уходящий год выдался нервным, счастливым, но нервным, а затем Дима признался, что хочет уволиться с работы, на которой достиг, как мне кажется, хороших результатов, уволиться, чтоб открыть своё дело.
Я сидела, рассматривая, как поднимаются пузырьки в игристом, и не могла поверить, что он не шутит:
– Лен, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Я хочу дать вам с Пашей большего.
Я отпила глоток, обдумывая его слова, и в то самое время Дима предложил мне взять отпуск от работы:
– Енот, умом, я, наверное, понимаю, что ты прав, но это с одной стороны.
Я начала икать, будто в меня вселился бес, чем вызывала хохот мужа:
– Перестань, я не опьянела, дай закончу …ик …мысль …ик
– Я весь во внимании! – и снова шли смешки от Димки.
– В общем, я понимаю усомниться, что не справляюсь, ну не вывожу, как кобыла, знаешь, раньше в гортопах[1 - Гортоп – сокращение от городской топливный пункт (склад). Место заготовления, хранения и распределения топлива для домовых печей, кочегарок и котельных: хранилища угля, дров, торфобрикетов и т.д. Данное словообразование характерно для уклада первой половины 20-го века.] были лошади …ик.
– Так! Елене Андреевне больше не наливать, она ушла в себя.
– Хватит меня перебивать, Дим! Ну, пожалуйста, —я призывно взглянула на мужа. – Так вот, раньше в гортопо работали лошади, на которых вывозили уголь. И вот, с одной стороны, я понимаю, что не вывожу… ик …свалившиеся на меня новый образ жизни и работу, вместе я это «не тяну», но, с другой стороны, так не хочу быть просто мамашей в декрете, которая пучит глаза, как ёрш, чтоб не уснуть и бубнит себе под нос детские стишки как молитву.
Дима обнял меня, понимая, с одной стороны, что я не оценю сейчас его шутки, а, с другой, алкоголь «ударил» в голову:
– Решение, безусловно, за тобой, Лен. Нас ждёт год перемен, верю в это! А тебя я люблю в любом обличии, даже ершом, причитающим бред!
12.01.2014
Какой-то неизвестный город. Где я? Почему одна? Немного страшно, но дух захватывает от красоты, лианы с ярко-алыми неизвестными мне цветами окутывают статую Будды…и чья-то маленькая ручка протягивает мне банан.
Ой, это обезьянка, таких карликовых я прежде не видела. Просто прелесть! Похожа на игривый комок нежности. Куда? Куда? Ты скачешь? Дай я тебя поглажу или ты дразнишь меня, козявочка мохнатая?
Протягиваешь мне какой-то бурый банан, будто играя в «кошки-мышки», ну и кто кого обхитрит, а?!
– Кричишь? Чего ты кричишь не пойму?
– Ааааааааа…… Аааааааа… что это!? Ты где? обезьянка?
Шире открываю глаза и вижу потолок, тусклый свет в коридоре, это был сон, красивый сон, я также дома, вот на диване рядом свернулся, как малыш, Дима, надо быстрее встать, чтоб Паша не успел его разбудить.
Как хочется спать, пойду на ощупь, не открывая глаз, может, так будет легче.
– Тише, тише, я уже бегу, всё намешала, несу тебе смесь, чего так кричишь, роднуся?! – шепчу, я, подбегая к кроватке.
В голове путаются мысли: «Как бы прислонить бутылку к стенке кровати так, чтоб она стояла и попадала прямо в рот, и я б не держала, а пошла спать…а если под бутылку подложить пелёнку, как подставку… нет, выпадывает, а если ее свернуть валиком? О, вот так сделаю! Конец, значит, зажала, в рот хорошо попадает, ничего мимо не льётся. Вообще ловко вышло! Какая я молодец, сяду на пол подождать, пока ест!»
– Ну и зачем мне кожура?! – спрашиваю обезьянку, будто она даст логичный ответ, а она хитро улыбается, показывая, что умнее меня, что не я задаю тут правила игры, а она, потому что это я «пришла» в этот новый город, а она тут уже давно была…она живет по законам природы и инстинктов, а я – по законам стереотипов и книг! – Дай, дай же мне банан! Не хочешь!?
А вот я сама лезу по лиане, я знаю, что во мне много силы, надо просто подтянуться руками вверх…ещё чуток, ну же, кто-то протяжно кричит.
Опять темнеет перед глазами!
Какие-то странные сегодня сны.