Мысли мамы, или Как не загнать себя в угол

И, вроде, понимаю, что Дима, как всегда «Лисёнок, я всё улажу», знаю, что он позвонил, узнал, что делать теперь с ртутью, какую службу вызывать, но чувствую себя я загнанной на охоте лисой, которая смогла залезть в нору, а кончик хвоста всю же торчит наружу, и за него цепляются собаки, пытаясь вытащить и съесть.

17.02.2014

– Смотри! Это бумажка! Смотри внимательно, Паш. Она большая, и я рву! Смотри, и у меня уже две бумажки – я стою сбоку и не вмешиваюсь, тихо улыбаясь. Паше почти шесть месяцев, к нам сегодня пришла Катюша, моя лучшая подруга.

Я быстро побежала на кухню заваривать чай, оставив их вдвоём, пожалуй, Катя – это единственный человек, к которому я безоговорочно прислушиваюсь в вопросах воспитания Паши, потому что она очень умная, знающая, ее слова невозможно не принимать на тысячи процентов.

– С Пашей пора заняться вплотную развивающими уроками, книжек, которые ты ему читаешь вслух уже с месяца два недостаточно, – написала она мне на днях, и я кивала в экран телефона, будто она меня видит. Кивала, понимая, что пишет это человек знающий.

И сегодня она впервые пришла к нам не как «подруга Катя», а как педагог, пришла не одна, а с разными лентами, ватой, свечкой, коробочками, маленькими фигурками кошек, флешкой с песенками.

– Лен, ты что так долго? – я спешила в комнату с подносом, на котором стоял чайник, лежали сухофрукты, потому что Катя была вегетарианкой, не признающей даже мёд, потому что в одной ложке была жизнь одной пчёлы, поэтому при ней я не доставала не то что шоколадки, но и всё, что могло задеть ее чувства. – Давай быстрее, мы начинаем уже.

Катя включила музыку, и вот мы с Пашей сели, прозвенел звонок, прям как в школе: делали пальчиковую гимнастику, тёрли ладошку о ладошку, дули на ватку, ну как «мы дули»?!

Я дула, Катя утрировано дула, а Паша, мой щекастый хомячок, норовил сосать в это время кусок моего платья, громко пукал, пытался вставать на четвереньки и часто дышать, как Димка, когда пробежит километров десять, но я не сдавалась, вернее мы с Катей не сдавались, я садила Пашу снова себе на колени, и мы с его педагогом хором пели «едет, едет на телеге», Паша в это время начал усиленно грызть мои пальцы, но Катюша успокоила меня:

– Это поведение нормально для его возраста. Не сразу втянулся в занятия, будем с этим работать.

Паша в это время начал усиленно грызть пластиковых кошек, которые Катя пыталась считать, скажет «один», и раз хлопнет в ладоши, скажет «два», и хлопает два…

Сказала «три», и начала хлопать, и тут сынок как рассмеется, видно было, что он втянулся, мне кажется.

А какой восторг был у сына в глазах, когда Катя зажгла свечку и начала утрировано показывать сыну, как на неё дуть.

– А дуть, Лен, – это очень важно, – объясняла она мне, жуя курагу после первого в жизни урока сына. – Дуть – это развитие дыхательных путей необходимых для формирования речи в будущем, да и вообще пора уже с Пашей не только есть гулять, да спать, время ведь летит так, что не успеешь оглянуться.

Я слушала подругу и кивала, мне кажется, что она не может ошибаться. Я смотрела на неё, как заблудившийся путник смотрит глазами на появившейся огонёк вдали, в надежде, что там его ждёт спасение.

23.02.2014

Гонка на пределе человеческих возможностей, не иначе: я б так не смогла, но не факт.

Лыжи касаются снега так, будто парят. Я пью чай, жую пирожки с вишней, смотрю Олимпиаду, наши парни просто – герои! На них держится страна!

Я беру второй пирожок, радуясь, что сын спит уже второй час, в такие редкие дни я могу спокойно погладить белье, поработать за ноутбуком, сварить обед, прибираться в квартире, иногда посмотреть телевизор….

И вот сейчас смотрю на экран, переживаю изо всех сил за наших спортсменов, на лице улыбка, будто они это делают ради меня тоже, гордость страны, одним словом.

Беру третий пирожок, сажусь, вижу, что осталась финишная прямая, выскакиваю со стула и решаю досмотреть, уже стоя. – Их имена останутся в истории навеки, а такие, как я канут в лету, уже через лет шестьдесят обо мне и не вспомнят, да? – возникает в голове риторический вопрос. – Или вспомнят мои правнуки? Вернее, если вспомнят, то что?!

Комментатор начинает истошно кричать, что победа уже почти у нас в руках.

Я запиваю свой сытный обед чаем, и продолжаю думать:

– И так правнуки вспомнят, что жила-была баба Лена, и всё! Что я сделала великого? Да ничего? Только если пирожки вот эти с вишней, да кому они сдались! Дима – уже три дня в командировке, Паше их не дашь.

Из телевизора в это время доносится гул зрителей: «Вперёд! Вперёд!»

Я смотрю и вижу, как сегодня утром ехала домой с магазина.

Сильный холодный ветер хлещет в лицо, будто дает затрещины мокрой тряпкой, колёса коляски глубоко вязнут в снегу, прокручиваются и ещё глубже «тонут» – праздник ведь, а тропинки чистить надо только в рабочие дни, в руках моих – большой пакет с едой, пачку подгузников я засунула в ящик над колёсами коляски.

И я иду так домой, вернее, гребу, как танк, гребу, повернув коляску на себя, чтоб Паше было удобно, а сама выгнулась вся, борясь даже не с ветром, а, кажется, с невзгодами материнства.

Но я знаю, я сильнее этого ветра. Одна рука отчаянно толкает коляску с Пашей, как будто мы идём не домой, а в бой, пакет с едой почти волоку по сугробам. Вот виднеется подъезд, будто финишная прямая у наших спортсменов-биатлонистов, осталось лишь выстрелить точно последний раз, чтоб не было штрафного круга, в моем случае надо просто дойти до лифта, и всё… получай награду, в моем случае, поднимайся спокойно на пятый этаж и выдыхай, но осечка, как так-то… осечка, и штрафной круг – лифт сломался, а это значит на себе тащить и коляску с сыном, и тяжёлый пакет, и подгузники, но сдаваться нельзя.

– По пролётам! Буду поднимать по пролётам, – проносится в голове. – Штрафной круг почти преодолён, но трибуны не скандируют отчего-то: «Лена, вперёд! Давай! Давай!», – и зрителей никаких нет, но я пру. И это, наверное, моя гонка на пределах человеческих возможностей.

А на экране парни, что есть мочи, несутся, мои глаза не успевают следить за их скоростью, лыжи разрезают снег, как я утром коляской сугробы, палки втыкаются и взмывают вверх, как мои руки, несущие коляску от этажа на этаж, один из трёх (чувствуется, весь пьедестал будет наш) берет в руки флаг, как и я, взявшая после очередного падения пачку подгузников подмышку… всё финиш… я открываю дверь! Победа!

И пусть мое имя не впишут в историю страны, но если она останется в памяти моих внуков, то это уже будет Подвиг, моя «личная медаль за жизнь», ведь каждый из нас проживает каждый день свою гонку.

01.03.2014

– Мне кажется, это полная чушь! – до меня доносится голос Димы, и я включаю на всю мощь воду, чтоб заглушить его голос. Нервно мою морковку, всё же ожидая, что муж продолжит разговор, но он молчит, нервно сжал губы и молчит.

Я не выдерживаю первая:

– А ты много книг прочитал по психологии? Прям в этот разбираешься? Да?

Дима встаёт и подходит ко мне, не близко, а чуть поодаль, будто боится прикоснуться:

– Лен, остановись, пожалуйста, обдумай всё ещё раз. Да, я прочёл про воспитание меньше книг, чем вы с Катей, но я уверен, что это полный бред, – он взял паузу. – И пользы от этого меньше, чем от …

Я громко отставляю вбок терку, и мелкие кусочки моркови сыпятся на недавно вымытый пол:

– А вот ты увидишь результаты уже через год, увидишь и пожалеешь о своих словах.

Я стою, чищу картофель, и так больно внутри, я пытаюсь быть супермамой, а Дима норовит усомниться в том, что я говорю, в том, что пишут эксперты, в том, что советуют специалисты, он будто пытается проверить их знания «на зуб». Без конца всё взвешивает, оценивает, вот и сейчас опять его скептическое «зачем сыну нужны эти развивающие занятия», если б знала, то не стала бы просить Диму рвать на мелкие кусочки вату для завтрашнего урока, сама б сделала.

– Скажи честно, ты просто не хотел помогать? Верно? – мне хотелось, чтоб муж признался, чтоб сказал правду.

– Нет, Лен, всё не так. Вообще не так, – продолжал он упираться. – Я думаю просто, что больше пользы дать Паше незаметно эту самую вату, и посмотреть, что он станет с ней делать: рвать, грызть, теребить. А эти занятие в семь месяцев – это мягко говоря, бред.

Мне осталось почистить последнюю картошку, но я не могла, от услышанного было желание разбить всё вокруг вдребезги, казалось, что муж не слышит меня:

– Я лишь пытаюсь дать ребёнку Лучшее, нашему ребёнку. А что может быть лучше образования, а? – я повернула голову в сторону мужа, который ещё больше отстранился и смотрел на меня, оценивая. – Да, суп можно есть и, если добавить целую огромную картошку с кожурой, просто вари, Дим, подольше, и делов-то, но вкуснее суп будет, когда ты ножичком кожуру срежешь, на брусочки всё нарежешь, так ведь и в жизни…суп супу – рознь.

Дима подошёл ко мне и обнял, я почувствовала, что он понял всё, что я хотела донести, а затем услышала его:

– Где вата, которую надо тебе нарвать? Давай!

03.03.2014

«Давай, ауф видерзеен» – скажу я карьере дружно, или, как говорит мой папа «родила, Лен, сиди спокойно и супы вари! Имеешь на это право!».

Почти полгода приходило это осознание – не могу я работать в полную меру! Не могу! Срываюсь на сына и мужа из-за того, что не успеваю в срок, волнуюсь, что не додаю им, когда вечерами отправляю вдвоём гулять, играть, а сама запираюсь на кухне, даю себе отчёт, что перестала кайфовать от работы, она стала в тягость, ну не могу я «кайфануть», когда заводишь будильник на четыре утра, чтоб часа два поработать до начала «мамско-декретного дня», но все же последней каплей стал клиент-мебельщик.