– Лен, он просто познаёт мир, – произносит Катюша с улыбкой и такой внутренней уверенностью, что становится стыдно от того, что у меня возникли какие-то сомнения.
– Я это понимаю, ты говорила, да и я сама читала, что дети всё тащат в рот, что с помощью языка она понимают свойства предмета: его температуру там, шероховатый он или гладкий. Я это умом понимаю, но …, – от эмоций мои руки начинают нервно чистить грейпфрут.
– Ленусь, ты Главное не волнуйся, это передается Паше, а он и так беспокойно спит. Посмотри на это с другой стороны, – пытается успокоить меня подруга или все-таки психолог, я уже не понимаю.
Оранжевая кожура падает мимо ведра, и не дослушав про какую-то ещё сторону, я начинаю почти кричать:
– Да не могу я с другой стороны, пойми. Он так орал вчера, сидя с чёрным ртом у порога, потому что я у него отобрала Димин ботинок, орал и смотрел на меня, как на врага народа.
Катя встала, подошла к вёдру и начала вместе со мной собирать кожуру, говоря магнетизирующее:
– Во-первых, Лен, сын априори тебя любит, ты для него до года Особый человек. Во-вторых, у него ни поноса нет от этого, ни язв никаких во рту. Это уже плюс. Далее, что ещё из положительного имеем: в-третьих, подошвой он не подавится, как недавно яблоком.
Я выдыхаю, понимая сколько мудрости в ее словах. В голове проскакивает мысль, что зря Димка ее недолюбливает, нет, ну не так уж, чтоб недолюбливает; он считает, что Катя мешает мне думать, навязывая только своё мнение. Я будто слышу его слова: «Она словно эксперимент на тебе проводит, чтоб кандидатскую написать. Советует и смотрит, а работает ли это в жизни или только в ее теории красиво», – поэтому я неожиданно, уйдя от темы ботинок, произношу:
– Катя, скажи честно, Паше точно соска не нужна была тогда в раннем детстве?! Сейчас-то уже подавно в восемь месяцев – нет, хотя он, засыпая, так отчаянно, другого слова подобрать не могу, сосет и сосет большой палец. Прям засунет в рот и чмокает.
– Соска нужна реально очень маленькому количеству детей, прям мизер. Не надо ее совать каждому, а это ведь неверно закладывается у будущих мам. Ты сама вспомни любую книжку, если младенец, то в коляске и с соской во рту. Я, Лен, честно говоря не понимаю твоё принятие колясок, это ж отсутствие единения с ребёнком, как товар в тележке, ребёнка перевозите, хотя я не в коей мере не критикую, – Катя отставила вбок тарелку, а я про себя отметила, что теперь коляска стала не садовой тачкой, а тележкой, а дети – уже не овощи, а товары. – Плов, кстати, вкусный, спасибо, и барбарис тут к месту. В общем, давай успокоимся, примем ситуацию с ботинками, и приступим к новому: рисование с Пашей пальчиковыми красками в ванне.
Я наливала нам чай, готовясь к новому этапу в развивающих занятиях с сыном, протягивая чашку Кате, мне хотелось донести до неё то, что она даёт так много:
– Спасибо, спасибо тебе, только ты можешь меня по-настоящему успокоить, ты прям Гуру. Твоему будущему малышу очень повезёт.
12.04.2014
Моя мечта сбылась! Возможно впервые после рождения сына! Прям совпали категории ожидания и реальности, ведь как бывает: рисуешь себе в воображении картинку чего-то идеально-красивого, стремишься к ней, идёшь к цели, как к вершине горы, спотыкаешься на маленьких препятствиях и думаешь, что всё… Мечты ты не достигнешь, пора поворачивать обратно к подножию или выбрать, как остальные, путь попроще, и лишь потом, добравшись до самой вершины своей мечты понимаешь, что эти препятствия были не препятствиями, а лишь ступеньками к исполнению задуманного Вселенной.
Именно Так было вчера, мы залезли с Пашей в ванную, и начали рисовать красками. Рисовать, не думая ни о чем, естественно, я следила, чтобы он не тянул ее в рот, но восторг, который был в его глазах передавался и мне, как заряженные частицы тока от него ко мне, от меня – к нему, только это были заряды счастья, необыкновенного материнского счастья.
Паша кряхтел и мазал мне на щеки, руки краску, размазывал ее своими пухлыми пальчиками по себе, смотрел на меня, будто спрашивал:
– Что так можно? – и улыбался.
Именно к такому материнству я стремилась, когда ждала сына, мечтала, что мы с ним вместе будем открывать этот новый мир, я буду тонуть в его довольных глаза, пытаясь дать ему только хорошее, и это сбылось – прямо три в одном: первое рисование красками в ванне в восемь месяцев, настоящее комфортное материнство, раннее развитие ребёнка в естественной среде.
Просто кайф-кайфовый, сегодня вечером перед купанием снова будем рисовать.
19.04.2014
Солнце по-летнему светит через зашторенные бежевые окна, и отдельные его лучи пробиваются в комнату, падая на голубой плед, мы с Пашей сидим на полу и читаем книгу про птиц. Вернее, я читаю, а сын с довольным видом хитрого барсука сосет обложки книг, пытаясь понять, что ему больше нравится на вкус – картон или просто бумага:
«треск яйца и скорлупы – «дзень»…
Ах, какой волшебный день»!
Стараюсь я читать с интонацией, меняя голос, и так греет солнышко изнутри, думаю, про такие моменты и говорят, счастье в мелочах. Ведь не надо ничего глобального порой, а просто улыбка твоего ребёнка, как знак: «правильной жизнью живешь, женщина!»
– «Здравств…», Пашуня, папа звонит, погоди, грызи пока книгу, отвечу Папе, – говорю я и начинаю разговор с довольной улыбкой, – да, енот.
– Лёша Кулискин разбился! – слышу в трубке и мне кажется, что это бред, сон, такое ж только в кино бывает… мы позавчера виделись; да, меня раздражили его шуточки и лекции по верному воспитанию детей, но это же Бред, что Всё!
Я закрываю глаза изо всей мочи, пытаясь проснуться, но слышу из трубки монотонное:
– Они с Аленой поссорились, он прямо в тапках и домашних шортах выскочил на улицу, сел в машину, Алена ему звонила, они продолжили ругаться по телефону, и он влетел в отбойник.
Я слышу дальше растерянный голос мужа, но не могу разобрать слов, в ушах будто какой-то глупый звон.
– Лена, ты меня слышишь, – Дима говорит громче, и слыша мое частое дыхание, продолжает. – Мама Леши только что звонила, чтоб помог с похоронами!
Я сижу на полу, нервно сжимая руками плед, а рядом улыбается в свои девять зубов сын, а у них ведь тоже сын…маленький сын…запомнит ли он папу, папу, который его ждал, любил, любил и вот этого самого папы нет.
Вспоминаю нашу последнюю встречу на 8 марта… Лешка тогда Пашуню нашего на левое плечо посадил, Степку их – на правое.
Носил по комнате и приговаривал:
«Я вас потом научу за девчонками правильно ухаживать, цветы им без повода дарить, просто потому, что девочки не могут быть счастливы без маленьких радостей».
Сказал и подмигивает нам с Аленой, а она сидит такая Счастливая, светится ярче солнца; знает ведь, что он ради неё горы свернёт.
«О, Боже, Алена моя, Алена, что с тобой сейчас, я не могу даже представить», – по моему горлу спускается комок, и становится тяжело вздохнуть.
Погиб после ссоры, вернее во время ссоры, погиб, не сказав, последнее «люблю», а ведь он очень любил и Аленку, и сынишку, как ждали они его, как он на роды ее сам агитировал, говоря, что именно тогда понял, что за жизнь у него теперь началась, жизнь Добытчика для семьи, пока жена – Домоправительница.
Чувствую, комок в горле разрастается, будто воздушный шарик!
«Стоп, успокойся, Лен, – шепчу я сама себе, и мысленно добавляю. – Да, она же всегда себя будет за это винить, как после этого жить. Как объяснить сыну, что папы больше нет! Что нет того, который по ночам после пар по сопромату работал грузчиком, чтоб заработать на обручальные кольца с гравировкой, как Алена хотела.
Нет того, кто отказался от стажировки в Дании, чтоб сидеть с тобой, сломавшей ногу, носить на руках в туалет…
Беру в руки книгу, а перед глазами, как в фильме их подержанная «Хонда», разбитая в хлам, красная, как кровь Лешки, ком стоит, но я вижу любопытные глаза сына и продолжаю:
«Здравствуй, папа-петушок! Мне б такой же гребешок», – читаю, и слёзы градом из глаз, надо ценить, ценить и любить, а мы, бабы, порой «пилим» не за что.
Просто выЁживаемся: я утром вот высказала своё «капризное фии», что муж кофе в турке мне сварил рановато, он остыл, и сколько вот таких придирок складывается в одну большую, которая может привести к трагедии!
Переворачиваю страницу, Паша лезет мне на колени и ёрзает, пытаясь усесться поудобнее, тычет в книгу, перед глазами расплываются строки:
«Как же рады мама с папой, что сынок у них родился», я начинаю громко всхлипывать, поворачиваю голову в сторону коридора и вижу Лешку с Аленкой: вот он нагнулся, чтоб надеть ей, беременной, сапоги, застраивает молнию, подняв голову вверх и улыбается так, как не умеют актёры кино, улыбается из самой глубины души.
– Дииииим, – звоню я мужу! – что теперь делать-то? Скажи, я сижу и плачу! Что делать?
И слова мужа, как холодный душ с утра или как голос разума, я так и не поняла:
«Лен! ЖИТЬ! Надо просто жить! Радоваться каждому моменту и ЖИТЬ»…
Беру в руки книгу, пытаясь найти тот стишок про цыплёнка, и читаю Паше, собрав все силы, что остались:
«…здравствуй, новый мир вокруг!»