Да, надо жить! Как сложно бы не было!
21.04.2014
Делаю уже третий круг по тропинкам сквера, первый был, пока Паша спал, второй и третий— с ним на руках, на дорожках лежат гнило-коричневые листья, перезимовавшие под снегом, а сквозь них пробивается новая трава.
Я рассказываю Паше, что наступает весна, подношу к деревьям и показываю набухшие почки, наклоняюсь к веткам, чтоб понюхать вместе с ним, как пахнет новая жизнь листа.
Я улыбаюсь сыну, но мысленно я там, рядом с Аленкой, на похоронах. Дима поехал на прощание один, оставить Пашу не с кем: свекровь работает с утра до ночи, а маму свою я даже спрашивать побоялась, зная, что она и на похороны брата не поехала, считая, что надо помнить человека живым, и на выписке внука не была, считая, что потом в суете дней не удалось бы перебрать картофель.
Паша тянет ручками ветку на себя и хватается за едва появившиеся листочки, я пытаюсь разжать его крохотные пальчики, но безуспешно, зелёные ещё липкие, они летят на землю, так и не успев стать полноценной листвой.
Я пытаюсь усадить сына в коляску, несмотря на его активные возмущения и думаю, что я так и не смогла созвониться с Аленой за эти два дня: она выключила телефон, через маму передала, что пока ни с кем говорить не хочет.
И ее можно понять, вернее, я даже боюсь хоть чуть-чуть понять ее чувства сейчас, боюсь и не хочу представлять, каково это.
Я набираю снова Диме, долгие гудки, снова долгие гудки, уже хочу сбросить вызов, как слышу тихое:
– Лен, ты чего названиваешь? Тут ничего нового за двадцать минут не произошло. Я также на похоронах.
– Я не могу не звонить. Как Алёна? Плачет? Скажи хоть что-то, – понимаю, что последние слова я произнесла, когда муж уже положил трубку.
На выходе из сквера я решаюсь купить чай с сосновыми шишками в память о Лешке, как-то он привёз нам целый мешок шишек, рассказывая, что это голимая польза, и всю зиму мы то и дело с Димкой их щёлкали, а потом материли дарителя, когда голой ногой наступали на острый кусок скорлупы.
Отпивая чай, с этим мыслями и улыбаюсь, будто прощаюсь с Лешкой, с его ироничной ухмылкой, его желанием достичь иногда недостижимого…
Делаю ещё глоток, на дне бумажного стакана остаются лежать две небольшие шишки, запрокидываю голову назад, чтоб они упали мне в рот:
– Брррр, вкусно, но горько.
– Прям, как жизнь!
– Прощай, Лешка!
28.04.2014
Только я смирилась с тем, что Паша пытается облизывать любую обувь, которую ты не успел убрать повыше, так появилась новая напасть— сын как хищник, как Лев в ожидании газели, отслеживает, когда ты выйдешь из кухни, чтобы юрко доползти, открыть дверку шкафа и перевернуть мусорное ведро. Иногда он ползёт сразу с грязным ботинком, пытаясь прорваться через оборону матери.
– Дим, хватит смеяться. Я не встану. Да, так и буду сидеть весь вечер, держа дверку спиной.
– Лен, заклей на скотч, как в коридоре.
– Неудобно, дверца под мойкой в кухне, понимаешь, это крайне неудобно, там ещё и овощи лежат, я устала заклеивать-приклеивать обратно, а блокираторы он отдирает.
В это время я услышала радостное пыхтение, и в дверном проёме кухни появился наш улыбающийся хомяк, готовый бесконечно двигаться.
– Вот видишь, подполз обстановку проверить, – обратилась я к мужу, а затем повернула голову в сторону сына. – Три раза за день достаточно, четвёртый раз я не буду собирать мусор, понял? Понял меня, хитрый жук? Я не сдамся.
И чем шире улыбался мне Пашка, пытаясь залезть на меня и обниматься, тем нежнее звучали мои угрозы.
Я целовала его, повторяя про себя, как мантру слова: так он исследует мир, надо каждый раз спокойно объяснять ему, что мне и папе это не нравится, что это плохо, и он перестанет. Быстро перестанет. Думаю, сработает!
05.05.2014
– Сынок, прости меня! —сказала я свои мысли вслух и поцеловала Пашу крепко. Никогда не знаешь, где «соломинку себе подстелить», это точно про меня, и то, как тщательно я готовилась к первой беременности.
Откладывала деньги на врача, читала отзывы, выбирала клинику.
Помню, как сидела, поджав ноги под себя, пила сваренный на виноградном соке глинтвейн по фирменному рецепту мужа и в глаза бросилась фраза: «доктор часто ведёт сложные беременности». Она спасла меня и жизнь моему ребёнку, потому что без неё его б не было».
Я закрыла крышку ноутбука, понимая, что надо идти к ней, но надо ли было меня
Спасать, вот в чем вопрос?!
И такие сомнения возникали не раз:
– когда назначили очень много препаратов на первом же приеме;
– когда у меня открылся, токсический гепатит;
– когда после каждого посещения я выходила от доктора с чувством страха, с ощущением, что беременность – это болезнь;
но какая-то внутренняя трусость и понимание – я вообще ничего не смыслю в медицине – останавливали сменить врача.
И первый раз об этой своей трусости я пожалела в конце беременности, когда доктор, отдавая мне документы для роддома, сказала с ухмылкой: «Мой девиз лучше перебздеть, чем недобздеть».
Я стояла тогда в нежно-розовом платье в мелкий цветочек, смотрела на неё, переводила взгляды на стены, на свой живот, и не могла поверить в услышанное, в то, что пока она переСТРАХовалась, я жила в СТРАХе.
Второй раз жалость по поводу своей трусости пришла уже в роддоме, когда напротив бОльшего числа прописных ею лекарств в выписке значилось: «Необоснованное назначении препарата».
И сегодня я пожалела о своей трусости в третий раз. На приеме у дерматолога в частной клинике мы наконец-то до конца поняли причину сильной угревой сыпи у Паши в течение всего этого периода.
Сначала педиатры убеждали меня, что это не угри— это «цветение новорождённых», и волноваться нет смысла, затем, и Катя, и Аленка, и остальные трындели, что все высыпания – это аллергия на то что я ем, потом, когда сын стал искусственником, начали сетовать, что я не могу верно подобрать смесь. Катя делала при этом ещё упор и в хваленую психосоматику, доказывая, что мое непринятие роли матери – это и есть прыщики у Паши.
Я шла к машине:
– Сынок, прости меня! – повторила я во второй раз, вспоминая одну «бездушную машину», в декабре нас направили в областной кождиспансер.
И дерматолог, сняв очки, резко сказала мне:
– Мамаша, сами подумайте: угри— это внутренний аллерген, пичкаете его чем-то.
– Посмотрите, это дневник питания – я пыталась показать ей тетрадку, которую скрупулезно вела с сентября, записывая в таблички сначала сколько и чего съела сама, какие смеси и в каких пропорциях по часам давала, какими кремами пользовалась.
Но доктор резко обрубила меня, сказав:
– Подгузник не надо снимать, мне не нужен его член.
Тогда я вышла от неё с ужасом, на улице было морозно, но меня трясло ещё сильнее от безразличия и холодности дерматолога, и это отношение было куда жёстче зимней непогоды.