Натальная карта

Я облокачиваюсь на стол и немного наклоняюсь в ее сторону.

– Может быть, я продолжаю, потому что, по последним данным, кто-то уехал из города и не отвечал на мои сообщения, чтобы закончить.

– Понятия не имею, о ком ты. Ближе к делу. Сколько я должна за ремонт твоей жукастой машины? – Хлоя повторяет мое движение, приближая свое лицо к моему. От нее исходит запах, название которому я не могу дать. Существует ли аромат солнечного света?

Хлоя действительно думает, что я возьму с нее деньги, после того, что она для меня сделала? Эта женщина не перестает меня удивлять.

– Нисколько.

– В каком смысле? – Она слегка качает головой, из-за чего пчелка в ее волосах шевелится.

Это забавно.

– Я не возьму с тебя денег, Хлоя, – воздух покидает мои лёгкие, – ты последний человек, который мне что-то должен.

– Почему? – тихо спрашивает она.

– Потому что благодаря тебе я жив, Незабудка.

Мои шальные руки никак не могут удержаться от прикосновения к ней, поэтому я позволяю себе лишь в первый и последний раз заправить за ее ухо прядь волос.

Надеюсь, пчела меня не ужалит.

Глава 8

Хлоя

Гороскоп дня: отличный день, чтобы навести порядок в своей голове. Можно делать практики очищения. Но не переусердствуйте, иначе есть риск закопаться в бардаке по уши. 

Какова вероятность, что вы поцарапаете загадочную машину, после чего наткнетесь на нее снова, а затем встретите ее владельца, которым окажется тот, с кем вы не виделись двенадцать лет? Будете организовывать свадьбу его друга, где он будет щеголять со своим глупым красивым лицом с глупыми ямочками и не менее глупой улыбкой? И, прости, Господи, какова вероятность, что Натаниэль Фриман – по совместительству моя глупая первая безответная любовь – прикоснется к моему уху спустя столько лет?

Нулевая!

Так я думала до прошлой субботы.

В среду, прокручивая эту встречу снова и снова, мои расчеты приближаются к восьмидесяти процентам.

– Хлоя, мы решили, что заменим пионы на ромолункусы, – голос невесты, у которой послезавтра свадьба звучит где-то вдалеке, потому что мои мысли находятся где-то на соседнем континенте.

– Ранункулюсы, – безэмоционально поправляю я, бездельно водя стилусом по планшету.

– Да, они самые.

Уважаемый Бог, дай мне сил сообщить это декоратору за два дня до проведения мероприятия и не быть сожранной с потрохами.

– Ты уверена?

К концу подготовки свадьбы я становлюсь для невест почти что лучшей подругой, поэтому они предпочитают общаться непринужденно. Уважительные «вы» и «вас» уходят в отставку, когда мне нужно посреди ночи успокоить чью-то истерику по поводу того, что цвет салфеток не соответствует скатертям.

Невесты бывают немного… тревожными.

Иногда я ощущаю себя акушеркой, которая то и дело кричит: «Дыши!».

– Да, пионы слишком банальные.

Я не говорю ей о том, что ранункулюсы недалеко от них ушли в своей оригинальности, потому что, если честно, в последние дни мне лень разговаривать. Однако мой мозг отказывается отдыхать и постоянно подбрасывает новую почву для размышлений.

Все они связаны с Натаниэлем, укуси его за задницу пчела, Фриманом. Он выглядел… живым, и почти что счастливым. В его глазах и поведении все еще прослеживался фальшивый блеск, но, наверное, это была самая правдивая версия этого человека. Или же он стал еще профессиональнее прятаться за своей маской. А может быть, таинственная Хоуп навела порядок там, где я была бессильна.

Не знаю, жена ли она ему или же просто девушка. На его руке не было кольца, но, зная Натаниэля, он мог потерять его в день свадьбы, поэтому делать выводы по данному наблюдению бесполезно.

Господи, почему я вообще думаю об этом?

Было бы преуменьшением века, если бы я сказала, что эта встреча не оказала на меня никакого влияния. Каждое слово и движение Натаниэля засели в голове так глубоко, что превратили меня в девочку тринадцати лет. Я думала – нет, была уверена, – что этот человек полностью и безвозвратно удален из галереи моих воспоминаний. Даже в папке «недавно удаленные» его тоже давным-давно нет. Но видимо, мой мозг все-таки сделал резервную копию и спрятал ее за семью замками.

Двенадцать лет назад 

Я не отрываю глаз от парня на другом конце столовой. Не могу прекратить смотреть на него ни за обедом, ни в школьных коридорах, ни на заднем дворе его дома, около которого прохожу каждое утро и вечер. Естественно, специально. Его дом совсем мне не по пути, но я упорно продолжаю ходить маршрутом под названием «Натаниэль Фриман». Опасной дорогой, которая каждый раз заставляет мое сердце подпрыгивать на кочках, а затем улетать в кювет, разбиваясь в дребезги. 

Я слышала о первой любви. Говорят, она безжалостна, зла и бесстыдна, несмотря на свою искренность и девственную чистоту. Говорят, что она возносит тебя до небес, а затем резко отправляет на землю без парашюта. Все, кто утверждает это, абсолютно правы. Единственное, что они забывают уточнить – этого никак не избежать.

Больше всего на свете, я хотела бы его не любить. Не тянуться за его улыбкой, как подсолнух к солнечному свету. Не позволять сердцебиению разгоняться до скорости гоночного автомобиля еще до того, как я услышу его имя. Но первая безответная любовь глуха и слепа, ей плевать, что мне больно от каждой мысли о нем. Она продолжает вгрызаться все глубже и сильнее, заставляя меня терять контроль.

Я даже не помню, когда это началось. Возможно, в тот момент, когда мы с Харви впервые пришли в эту школу два года назад. Возможно, когда я обнаружила, что новый одноклассник брата живет не так далеко от нашего дома. Возможно, в тот день, когда мой велосипед сам собой проехал мимо его двора.

В тот вечер Натаниэль сидел на пороге, сжимая свои кудри так сильно, что мне казалось еще чуть-чуть, и он их вырвет. Его голова была опущена, взгляд устремлен на потускневшую краску деревянных ступеней. Казалось, что он разрывался между улицей и домом. От него исходили волны сдерживаемой агрессии вперемешку с отчаянием. 

Я с визгом затормозила, шины велосипеда оставили за собой серые полосы на асфальте. Они соответствовали цвету синяков от усталости под глазами Натаниэля.

Когда он поднял голову, мне стало ужасно неловко, потому что я нарушала его давящую тишину. Что-то личное, принадлежащее только ему. Гнев, отчаяние, одиночество и… слабость. Все это читалось в его ауре, окутавшей меня, как туман. В налитых болью глазах Натаниэля мелькнул страх, словно он до ужаса испугался, что кто-то заметил и, что главное – сумел увидеть его совершенно оголенного и беззащитного. Я могла рассмотреть высохшие белесые дорожки от соленых слез на щеках парня, почувствовать горечь, плещущуюся в нем. 

– Уже поздно, почему ты здесь? Ты совсем маленькая, – голос Натаниэля ужалил, как крапива.

– Мне одиннадцать, – с гордостью ответила я.

– Поезжай домой… – он замешкался, пытаясь вспомнить как меня зовут, но навряд ли он знал. Они с Харви только недавно начали дружить, не думаю, что брат-сатана хвастался своей надоедливой сестрой. – Хлоя. 

– Ты знаешь мое имя? – Странное тепло разлилось в моей груди при этой мысли. 

– Я должен знать и не забывать имена тех, кто лезет не в свое дело, – грубо ответил он. 

Это укололо. Больно. 

Натаниэль поднялся на ноги и развернулся к двери, собираясь с мыслями, чтобы зайти внутрь.

– Чувствовать себя слабым не стыдно, – слова вырвались из меня, а я не успела их остановить. Они на смертельной скорости прорезали воздух и врезались в кудрявый затылок Натаниэля.

– Мужчина не может быть слабым, – жестко сказал он, открыл дверь и хлопнул ей так, что в моих ушах задребезжало.