Наконец настал день открытия выставки. По случаю, Нина старательно уложила волосы, подвела губы и даже одела купленное заранее ужасно дорогое (по её меркам) платье.
Хотя само открытие ей не понравилось. Прессы могло быть и побольше, да и прийти чиновники позначительнее, но в принципе была довольна: она ведь могла теперь весь день говорить только о Феррано.
Он появился в предпоследний день выставки.
Нина не сразу обратила на него внимание, хотя мужчина был красив – высокий, черноволосый. Он не присоединился к группе, бродил по залам, бросая короткие взгляды на картины. Нина заметила его лишь тогда, когда он – о! святотатство! – протянул руку к одному из портретов.
– Пожалуйста, не трогайте! – кинулась она.
Мужчина одернул руку.
– Простите.
Нина смягчилась.
– Феррано был величайшим художником своего времени… – начала она, но мужчина прервал:
– Величайшим? Не надо так громко! Он был небрежен.
Нина оскорбилась, а незнакомец, словно не заметив этого, продолжил:
– Смотрите, вот здесь! – Он указал на одну из картин из цикла «Окна Италии». – Самый обыкновенный дом, бедный квартал, множество окон и всё такое. По замыслу здесь должен быть вечер, но вот эту часть, – незнакомец ткнул пальцем, – художник рисовал утром, а свет после не исправил. Понимаете? Небрежность. – Он улыбнулся.
– О! – только и сумела сказать Нина.
– А вот здесь… – Незнакомец сам провел молодую женщину по залам, указывая на ходу ей на те или иные недочеты картин. Нина была очарована: о многом не знала даже она!
– Скажите, а почему картины висят так? – спросил вдруг незнакомец.
– Что Вы имеет в виду? – удивилась Нина.
– Ну, насколько я знаю, академики выделяют периоды в творчестве Феррано несколько иначе.
Нина, краснея, пояснила.
– Думаете?
Нина кивнула, незнакомец почему-то улыбнулся.
– А вот эта картина, – он указал на «Портрет мертвой женщины», – почему она висит отдельно?
– Я думаю… – Нина вздохнула. – В картинах Феррано ранее не было трагизма. Понимаете? Он рисовал только радость, красоту. А здесь – смерть. Я думаю, что-то с ним произошло тогда, ведь картина нарисована после длительного перерыва. Что-то что переменило его… Знать бы только что?..
Они оба вгляделись в картину. На ней изображена женщина, глубокая старуха, сидящая в кресле на террасе дома. По всей видимости, родственники вывели её погреться на солнышке, и ещё никто не знает о случившемся.
– Посмотрите, она ведь улыбается, – продолжила Нина. – Она прожила долгую жизнь и умерла так, как подобает в старости. В тепле, достатке, в своём доме. Я думаю, что Феррано только тогда начал понимать, что такое смерть.
– Спасибо, – сказал вдруг незнакомец и пожал ей руку.
Это было так неожиданно, что Нина раскраснелась и быстро затараторила:
– А Вы знаете, Феррано не нарисовал ни одного автопортрета!
– Почему Вы так решили? – рассмеялся незнакомец. – Он нарисовал уйму автопортретов. Разве можно научиться рисовать чужое лицо, если не можешь изобразить своего собственного?
– Но ведь нет ни одной картины!
– Значит, они уничтожены, вот и всё.
– Но почему?
– Наверное, он просто не хотел, чтобы потомки знали его лицо.
* * *
– Ниночка Аркадьевна, а ведь он красавчик! – сказала вдруг Лариса. Это была ужасно красивая и не менее вульгарная девица, едва закончившая колледж культуры и ещё не успевшая выйти замуж. Нину она откровенно презирала, и сама Нина отвечала ей мягкой нелюбовью.
– Что? – не поняла её Нина.
В тот же день, вечером после работы, она вместе с другими сотрудницами галереи одевалась в служебном помещёнии. Правда, обычно просто так топталась рядышком – прихорашиваться не считала нужным, но уходить первой не хотела.
– Ну, тот парень, что премиленько так взял Вас за руку у той дурацкой картины с мертвой старухой, – продолжила Лариса.
Слова сказаны – смутившуюся молодую женщину окружила стайка коллег, жаждущих подробностей. За Нину говорила Лариса. Оказывается, она успела разглядеть незнакомца с головы до ног: он был хорошо и, главное, дорого одет, явно иностранец, а уж как он смотрел на Нину!
– А из его кармана выпало вот что! – под конец заявила Лариса и достала из кармана флаер какого-то клуба. – Это, между прочим, весьма модное, очень дорогое закрытое заведение. – Она церемонно протянула флаер.
И внезапно Нина поняла, что Лариса ей завидует.
III
Её жизнь иссякла.
С последней картиной, упакованной для отправки, всё утратило смысл. Её тело продолжало дышать, двигаться, но делало это чисто механически, в силу необходимости производить те или иные действа.
Она соприкоснулась с Богом, и ничто более не могло сравниться с этим.
Нина взяла отпуск.
* * *
Весь день она сидела на диване, скрестив руки на коленях, в полной тишине.
Абсолютной тишине.
Давящей тишине.
Феррано!