Людей было десять – Шон, Диллон, Оран, Калум, Эйдан, Клода, Кэтлин, Морин, Мэдлин, Шевонн. Они гомонили, перекрикивались, смеялись. Сначала на мотоциклах они куда-то ехали, потом что-то пили (какая гадость, и зачем бы это им?), потом горланили, потом опять пили, потом опять ехали. Потом Шон показывал, как работает пулемет, который установлен у него на мотоцикле. Потом все стреляли по очереди. Потом опять ехали. Людям было весело. Мирддин не особо вслушивался в реплики. Стремление не выпасть из процесса занимало все внимание. «Эмрис» махал руками и горланил вместе со всеми. Шон хохотал, хлопал «Эмриса» по спине, «Эмрис» хохотал тоже.
Потом они приехали к какой-то скале над обрывом и полезли вверх. Оттуда открывалась вся округа. Людям было весело. Мирддин пытался понять природу этого чувства, но внимание соскальзывало.
– Шон! Шон, куда ты лезешь, чтоб тебя!
– Отсюда вся округа обстреливается! Если что, закрепиться можно! Вооот… вооот тут!
– Чтоб тебя черти взяли! И правда!
– Чур меня! Кто тебя за язык тянул? Самайн скоро!
– Не труусь! Черти?! Да кто угодно!
– Пусть приходят!
– Мы им всем покажем!
– Знай наших!
– Мы их всех уроем! И на могиле спляшем! Вот так! – Шон, на самой верхушке скалы, сделал несколько па, высоко выбрасывая вверх колени. Камень под его ногой подвернулся, и Шон полетел вниз.
Мирддин рванулся вперед и схватил его за шиворот. Кожаный ворот куртки затрещал, но выдержал. Мирддин теперь висел на левой руке, а правую оттягивал человек. Внизу плескалась темная вода. Кто-то визжал. Мирддин сделал усилие, выбросил человека наверх и вылез сам. Визг прекратился. Мирддин стал разминать запястье.
Шон, отплевываясь, поднялся с четверенек.
– Ты?! – лицо у него вытянулось. Он, кажется, узнал, с кем имеет дело. – Ты?!
Мирддин понял, что, отвлекшись, забыл про «Эмриса».
– Тварюка ушастая!
Шон размахнулся и заехал Мирддину в глаз.
Мирддин настолько не ожидал этого, что пропустил удар. Прижал руку к лицу и отступил на шаг.
– С ним по-человечески, а он! Накликал! Всегда все нормально было, а тут!
Шон примерился еще раз. Мирддин перехватил кулак. Он не понимал, что происходит. Некоторое время они так стояли.
– Чтоб тебя! – Шон вырвался, зло плюнул под ноги. – Люди! Пошли отсюда!
И они ушли.
– На, приложи, – Блейз пошарил в морозилке и вытащил замерзшую в кость котлету в полиэтиленовом пакете. – А то синяк будет.
Мирддин подчинился. Синяка не было бы и так, но держать холодное было приятно.
– Что произошло? – спросил Мирддин. Его никто никогда не бил по лицу – не на спарринге, а просто из возникшего желания ударить. – Я нарушил какое-то… – он поискал подходящее слово, – табу? Я должен был позволить ему упасть?
Блейз всплеснул руками:
– Бог с тобой! Он бы убился!
Котлета начала таять. Мирддин аккуратно положил ее на стол.
– Я так и подумал. Тогда почему он так отреагировал?
– Он испугался. А испугавшись – разозлился.
– Он испугался, что мог упасть? А почему он не подумал об этом раньше?
Блейз закатил глаза к потолку:
– Господи Боже, за что мне такое наказание! Как я отвык по-вашему изъясняться, Мирддин, ты бы знал! Шон не подумал, потому что Шону и его ровесникам вообще не свойственно думать. Особенно о таких вещах. Да, он испугался, что мог упасть и разбиться. Это во-первых. А во-вторых, он испугался тебя, Мирддин. Как ты бы испугался, если бы обнаружил, что тебя держит над пропастью кто-то из фир болг. Неведомая опасная тварь, которую ты принимал за такого же, как ты, и от которой неизвестно, что ожидать.
– А зачем он меня ударил?
– Не зачем, а почему. Потому что он хотел доказать себе и окружающим, что не беспомощен в этой ситуации. А ничего лучше ему в голову не пришло. Не мог он показаться перед ними слабаком, понимаешь? А ты его, невольно, конечно, таким выставил. Мирддин, я понимаю, это человеческие дети, они не кажутся тебе опасными. Но вы с пулеметом катались. А если бы они начали в тебя палить по дурости? Что бы я твоей матери сказал? Ты-то чего с ними туда полез?
– Мне было интересно. Я думал, они знают, что делают.
Блейз вздохнул:
– Мирддин, дану, твои ровесники… они всегда понимают, что делают?
– У меня… не очень много ровесников, – ровным голосом сказал Мирддин. По истертой клеенке в цветочек медленно растекалась натекшая с тающего пакета лужица воды. Мирддин с усилием поднял взгляд на Блейза. – Но да, понимают. В большинстве случаев. В большинстве случаев, если столкновение с эмоцией данного типа и принятие решения не происходит впервые или под воздействием изменяющих сознание факторов.
– Не всегда, значит, – заключил Блейз.
– Почему Шон не боялся меня раньше? – спросил Мирддин.
Блейз вздохнул, уже в который раз. Вид у него был, будто он бревна грузил – взмокший и усталый:
– Потому что ты выглядел смешно. Люди воспринимают смешное как безопасное. В следующий раз в такой ситуации…
– Следующего раза не будет, – сказал Мирддин. – Всего тебе доброго, Блейз.
Он достал оранжевую шапку. Натянул ее по самые брови и вышел.
– Шон.
Шон, ковырявшийся в двигателе, попытался сделать вид, что не слышит. Мирддин молча продолжал смотреть на его спину, в точку между лопаток, туда, где так удачно сходились швы на куртке – продольный и поперечный. Шон дернулся, будто его обожгло, выпрямился, обтирая руки тряпицей, и буркнул:
– Чего тебе?
– Я пришел извиниться. В мои намерения никоим образом не входило выставить тебя «слабаком» перед теми, чье мнение кажется тебе важным, как-то задеть твою самооценку или напугать.
Шон побагровел и аж задохнулся: