Долгосрочное планирование. Космоопера

Миз Нягу присела на краешек дивана, наклонилась ко мне и зашептала:

– Штефан, понимаете, он… он правда разработчик, очень хороший. Не оборонные чипы, нет, нас тогда бы вообще не выпустили, связь, но очень хороший, да. Карьера у него была, повышение за повышением, мы и дом присмотрели, но вы же знаете, как они перерабатывают… То одно, то другое… – Миз Штефан всхлипнула. – У него был инфаркт. Но вы же знаете, у нас в Романе как… помер – значит помер. Биологический мозг запрещено восстанавливать, это ересь. Конечно, у Штефана была цифровая копия, все держат цифровые копии, но цифровая копия лишается гражданских прав, национализируется… Конечно, компания Штефана могла бы его выкупить, но это то же рабство, только в профиль… Но у нас был знакомый доктор… он… я… нам удалось договориться, и он… дай бог ему здоровья! – он перезаписал цифровую копию в самого Штефана. И мы уехали. Мы уже давно подумывали о том, чтобы переехать в Империум, вы знаете, сколько в среднем живут в Романе? Сто двадцать лет! Всего! А так я могла бы рассчитывать на пятьсот… может, больше, если повезет… В Романе в девяносто ты уже карга, никому не нужная!

– Да, – сказала я. – Это ужасно.

Средний срок жизни на Станции – семьдесят три года. Я рассчитывала на шестьдесят. У старой крови есть свои обратные стороны.

– И вот, и вот, Штефан уже, оказывается, давно подбирал контакты, рассылал резюме… ему прислали оффер… А я могла бы получить въезд как сопровождающая первой степени. Это же Империум! В Империуме нет разницы, биотело у вас или нет!

– Совершенно верно, – кивнула я.

Киборгами и прочими занимался Корсо, и в модули с 7 по 13 я старалась не соваться. Это тот самый случай, когда чем меньше ты знаешь, тем меньше лишнего в случае чего покажешь на допросе с глубоким ментоскопированием.

– Но ваш друг, он… он сказал…

В кармане у нее зазвенел комм. Миз Нягу вздрогнула и схватила трубку.

– Санда, переключи канал!!!

– Ах, простите… – Миз Нягу вздрогнула и упорхнула.

«Так что он ей сказал?» – вопросила я у дома.

Моего затылка коснулся холодный вдох – лар подключился к нерву.

«Ваш муж мертв, донна Санда, – произнес ровный, учтивый голос на записи. – Его душа в аду. Вы можете остаться на Станции и молиться о ее возвращении в тело. Это возможно, хотя маловероятно. Вы можете перенести его цифровую копию на другой носитель и подать на визу Империума в качестве сопровождающего второго рода. Это сделает возвращение души еще маловероятнее, но даст вам гражданство. Мне стоит вас предупредить, что цифровые личности подобного типа допускаются в Империуме только на низкоквалифицированную работу, и вы до конца жизни будете обязаны быть при вашем супруге хэндлером. Без души и без хэндлера цифровые копии слишком быстро распадаются, но распад копии автоматически аннулирует ваше гражданство. Вы можете сказать вашему мужу правду. Вы можете поселиться на Станции и оставить все, как есть. В любом случае – я бы хорошо подумал, что выбрать. За что именно вы предпочтете отвечать на Страшном Суде, донна Санда.»

Я вздохнула и набрала братика.

– А? Чо, разобрались?

– Фаско, дай мне этого своего…

– А, Дерио? Дерио, тебя Джемма! Что значит «какая», сестра моя!

– Я вас слушаю, – вклинился ровный голос.

– У вас есть членство в Гильдии нотариусов и экзорцистов?

Из комма донесся тяжелый вздох:

– Нет.

– Тогда большой вам совет – не злоупотребляйте своими экспертными заключениями, если не хотите проблем с законом, – прозвучало это как-то совсем не дружелюбно, и я попыталась смягчить тон. – Хотя большое вам человеческое спасибо, конечно. От меня и от донны Санды.

– Я сделал это не ради вас, донна Джемма, – сообщил учтивый голос. – Я сделал это ради души Штефана Нягу.

Пошли гудки – собеседник сбросил вызов.

Я заглянула на кухню. Миз Нягу с виноватым видом резала мужу колбасу. Мист Нягу громогласно о чем-то рассуждал. «Как вы это видите?» – спросила я ларов. Зрение моргнуло.

Миз Нягу – оранжевое, не слишком яркое пламя, в окружении синеватых огней – мелких ларов, составляющих цифровое население дома. Духов очага, чайника, комма, проводки и зубной щетки – всего того великого множества вещей, которые плотной стеной окружают биологически рожденных, позволяя им существовать в бездонной пустоте космоса. Мист Нягу, мертвый, не подозревающий о своей смерти, не принадлежал ни тем, ни другим. «Что не так со Штефаном?» – спросила я.

«Не поддерживает огонь, – зашептали у меня в ушах голоса. – Не является огнем. Не служит огню».

Лары не хотели его принимать.

Я подошла к алтарю и привычно возложила руку на жертвенник. Привычно кольнула игла, пробуя кровь, подтверждая мое право говорить.

«Штефан Нягу – пустое вместилище для огня, – сказала я ларам. – Пожалуйста, берегите его, чтобы, если его собственный огонь вернется сюда, ему было куда вернуться».

«Хорошо, – зашептали холодные голоса. – Хорошо. Хорошо.»

«Электричество осветит его. Вода умоет его. Еда накормит его. Мы будем бережно относиться к вместилищу для огня, пока оно находится здесь».

«Благодарю вас».

Я поклонилась. С ларами невозможно быть чересчур вежливой.

Я попрощалась с жильцами и вышла наружу. Пахло свежестью и озоном – в старой части города, самой укрепленной, построенной вокруг остова корабля-матки, всегда было хорошо с кондиционированием.

О семействе Нягу думать мне не хотелось. Хорошо, что удалось найти жильцов на долгий срок – последние несколько лет, после последнего обострения между Престолом и Империумом, находить постояльцев стало сложнее. Приорат колебался. Неясно было, какая сторона одержит верх на Станции. Кому здесь будет безопасно, а кому нет. Пока что лучшей стратегией было сохранять соотношение 50 на 50… Последние несколько поколений она себя оправдывала.

Пожалуй, спокойней всего ощущали себя старые семьи. Модули, ведомые ларами, обладали полной автономностью и могли выдержать осаду. Если, конечно, Престол или Империум не подкинут какой-то пакости, как это бывает.

Опять зажужжал комм. Я покосилась на экран – это был отец.

У меня сжало сердце. Отец не звонит по пустякам. Мы встречаемся на большом семейном обеде раз в десять дней, в промежуточное время я просто сбрасываю ему отчеты.

– Джемма, включи полное подключение, пожалуйста.

Я надвинула визор на глаза. Передо моими зрачками соткалась голограмма – отцовский кабинет. Отец стоял у голоокна, выходящего на главную площадь. Трансляция была совсем как настоящая, и воздух из кондиционеров шевелил мех на отцовской мантии так, будто между ним и городом нет бронированной стены в метр толщиной.

– Ты слышала новости?

Мне уже не нравилось, куда это идет.

– Корсо мне сказал.

Отец кивнул:

– Приорат принял закон об уплотнении, – отец поморщился. – На самом деле, я думаю, что никто там не ждет, что кто-то действительно будет уплотняться. Они просто хотят стрясти больше налога.

– У нас нет сейчас свободных денег на налоги! – вырвалось у меня.

Отец покивал.

– Я знаю. Но это и не нужно. – Он ласково улыбнулся – будто мне пять лет и я прибежала к нему с пустяковой жалобой. – Все продумано. Тебе просто нужно активировать помолвку.