Эльфин выпрямился:
– Прошу прощения, – он опять оскалился. – Нес-сколько вовлекся. – Он одернул манжет и опять стал выглядеть как джентльмен с открытки. Только тени вокруг него светлели, как разбавленные водой, и становились из чернильных серыми. – Как ваш брат?
– Он… не хотел возвращаться. – Керидвен механически погладила Блейза по голове. Эльфин опустился на одно колено рядом с ним.
– Понятно, – сказал дану. Он задумался. – Есть ли у вас место, которое одинаково дорого вам обоим? Какое-то общее воспоминание, может быть?
– Наш дом, – не задумываясь, ответила Керидвен.
– Отлично, – Эльфин без усилия вздернул Блейза за шиворот. Тот повис, как марионетка. – Закройте глаза и подумайте о нем, пожалуйста.
Керидвен повиновалась. Она закрыла глаза и попыталась представить их дом с соломенной крышей, яблоню на заднем дворе, плющ, обвивший стену, каменную изгородь – из нее опять выпадает кладка, когда Блейз заменит ее, наконец! – ощутила толчок в спину, и чуть не упала носом в розовый куст, запнувшись о клумбу.
Одуряюще пахло влажной землей, травой, дымом, навозом и розовыми лепестками.
Они были дома.
– Что теперь? – спросила Керидвен, когда они вошли внутрь и уложили Блейза на узкую постель в его спальне.
Эльфин вздохнул.
– Теперь вам нужно его позвать. Думайте о нем. Говорите что-нибудь. Я попробую посмотреть, где он.
Он наклонился к камину. Пламя вспыхнуло мгновенно.
Сам он развернул кресло от камина, уселся ближе к огню и застыл, опустив веки, с неестественно прямой спиной.
Керидвен вздохнула, присела на край постели, взяла Блейза за руку и начала напевать:
– В чащобе чертог высокий стоит,
Я слышал небес колокольный звон,
Траурным пурпуром весь он укрыт.
И Бога люблю я превыше всего.
Эльфин вздрогнул и открыл глаза:
– Простите, это что?
– Это кэроль, – сказала Керидвен. – Мама пела… пока жива была. – Она нахмурилась. – Это подойдет?
– Более, чем. – Он поерзал в кресле. – Знающая женщина была ваша матушка, что еще сказать… – он потер лоб, будто у него разболелась голова. – Продолжайте, пожалуйста.
Она спела про ложе, которое стоит посреди чертога, и про алый покров, и про поток без берегов, в котором текут вода и кровь. Когда она запела про терновник, который не увядает с первого Рождества, Блейз пошевелился. А когда она спела про луну, он очнулся.
Вздрогнул, сел на кровати и уставился на нее глазами с чайные блюдца. Как на праздничную елку и прокаженного одновременно.
– Керри, ты… – пролепетал Блейз и осекся. Потянулся погладить ее по щеке, но тут же отдернул руку, как от пламени. – Керри, я… извини меня, пожалуйста.
У нее защипало в носу.
– Дубина ты, братец. Прибью я тебя когда-нибудь.
Блейз слабо улыбнулся:
– Есть за что, – он хотел еще что-то сказать, но наткнулся взглядом на дану и замер.
– Меня зовут Эльфин, – в который раз сказал дану.
– Вы из… – Блейз запнулся и покраснел.
Эльфин мягко улыбнулся:
– Из падших духов, да. Не волнуйтесь, я скоро уйду, – он уперся локтями в подлокотники и сложил пальцы «домиком». – Но перед этим – один вопрос. Я могу сделать так, что вы не будете видеть то, что видите.
– Насовсем? – быстро спросил Блейз.
Эльфин покачал головой:
– До смерти… или до следующего выхода из тела, если такое с вами произойдет.
– И я все забуду?
– Если захотите.
– И чащу?
– И чащу.
– И Реку?
– И Реку.
– И… – Блейз опять покраснел. – И Талло?
– И Талло.
Блейз сглотнул, зажмурился и мотнул головой:
– Нет. Тогда нет, – и, прежде, чем Эльфин успел что-то ответить, выпалил. – Только не переспрашивайте меня! А то я передумаю.
Эльфин поднялся:
– Хорошо.
Блейз с облегчением выдохнул: