В гостиной было сумрачно. Эльфин щелкнул пальцами, и все свечи вспыхнули разом – по стенам, на столиках, в многоярусной люстре. Загудел огонь в камине.
Эльфин обернулся на Керидвен, ловя ее взгляд. Это фокус… фокус для меня, растерянно подумала она. Это была такая мелочь по сравнению со всем… но Эльфину, кажется, это правда было важно. Почему?
Он усадил ее на золоченый диван – как странно сидеть, когда за спиной еще столько пустого места, кто ставит мебель посреди комнаты? – и сам сел рядом, подогнув колено. Взял ее ладони и подышал на них.
– Потому что это уникальное мгновение. Миг, который пройдет и не повторится. Ты согрелась?
Керидвен кивнула.
– Ты читаешь мысли?
Он виновато улыбнулся:
– Совсем немного.
Все эти улыбки пробегали по его лицу, как сполохи. Будто он держит перед лицом свечу, и она колеблется.
Вошел слуга с подносом, расставил чашки. Эльфин сделал короткий жест – он тут же отступил к двери. Эльфин принялся сам разливать напиток. Запахло чем-то сладким. Керидвен взяла чашку – она была такая, что страшно взяться. Керидвен отпила, хлюпнув пенкой. Слуга зыркнул на нее из угла неодобрительно. Керидвен обозлилась и хлопнула кружку на стол обратно. Блюдца зазвенели.
– Что он так смотрит? Что, обопью я его? Да пожалуйста, не надо мне ничего!
Эльфин обернулся на слугу:
– А, Флинн? Он просто тебя боится. Но продолжает выполнять свой долг, как его понимает, – он взял печеньице с блюдца и начал жевать. – По-моему, это достойно похвалы. Ах, и бискотти здесь отличные, попробуй!
Керидвен неохотно взяла печенье и откусила кусочек. Флинн у двери ощутимо выдохнул и отвел глаза. Эльфин откинулся на спинку дивана и засмеялся.
Керидвен оглянулась на слугу:
– Что это с ним?
– Это старая традиция. Съеденный в доме хлеб означает, что гость не может причинить вреда. Это было бы невежливо.
– Он принял меня за дану? – удивилась Керидвен.
Эльфин протянул руку, поправляя выбившуюся у нее прядь.
– Это очень легко сделать.
Ей захотелось обернуться и посмотреть, нет ли кого за ее спиной, потому что, конечно, он не может смотреть так на нее. Как на раскаленное стекло. Но потом она вспомнила то, что видела – там, над Ллангатеном – и поняла, что может.
– Ты всех людей так видишь? – спросила она.
Эльфин опустил ресницы, погашая взгляд. Потом кивнул.
Это ее успокоило. Это все объясняло.
Керидвен взяла еще одно печеньице и принялась разглядывать стены. Напротив висели портреты – мужчина в мундире, с алой лентой через плечо, и женщина в алом платье, с диадемой на голове. У ног ее играл мальчик.
– Кто это? – спросила Керидвен, кивая на женщину.
– Королева. И ее сын, Утер.
– Красивая, – задумчиво сказала Керидвен. – И платье вон какое…
Интересно, бывал ли Эльфин во дворце. Видел ли королеву. Наверное, видел. И лицом к лицу и… изнутри.
Интересно, а королева? Королева видит так людей? Нет, наверное. Наверное, так только монахини могут. Да и то не все…
– У такого художника кто угодно красивым будет. А что до платья… – Эльфин тихо засмеялся и скользнул по ней взглядом, как портной.
Керидвен невольно глянула вниз – не разлила ли она чего на передник и ойкнула. Вместо шерстяной юбки по коленям струился бархат, тяжелый и мягкий одновременно. Широкие рукава расходились вниз, из-под них пеной стекало кружево.
– Оно настоящее?
Эльфин покачал головой:
– Это иллюзия. Но я подумал, что тебе понравится.
Керидвен потрогала тяжелый алый бархат. Потом изогнутый подлокотник дивана. Потом разломила печенье. Странно это было – где-то внутри себя она знала, что все это состоит из пустоты, кружащей внутри себя. Настоящие – только люди. И то не полностью. Не целиком. И еще Эльфин.
– Все иллюзия… – медленно проговорила она. Печенье было сладкое. Бархат был мягкий. – Можно мне мое платье обратно?
– Да, конечно, – торопливо сказал Эльфин, и все стало, как было. – Тебе не понравилось?
Керидвен пожала плечами:
– Красивое. И вырез удобный, младенца кормить самое то. Только не мое. Лучше я буду как всегда, – она усмехнулась. – Надеюсь, твоего друга-епископа это не слишком скандализирует.
– Он мне не друг, – сказал Эльфин.
Слуга растворил дверь, и появился человек в черном.
– Господин Гаттамелата.
Эльфин встал ему навстречу и чуть поклонился:
– Господин епископ.
Керидвен тоже поднялась, не вполне понимая, как ей вести себя. Она сделала реверанс на всякий случай. Человек в черном повел в ее сторону глазами.
– Флинн сказал мне, что вы явились по поводу долга.
– Совершенно верно, – Эльфин кивнул, и все свечи кивнули за ним следом. Тень епископа сжалась и опять выросла до потолка.
– И что вы потребуете?
Эльфин улыбнулся: