О котах и людях: О маках и пижме. Книга 1

– Спасибо.

Эльфин покачал головой:

– Погодите благодарить.

Дану коротко поклонился и вышел. Керидвен поспешила за ним.

Дану стоял на крыльце и натягивал перчатки.

– Ваш брат сделал свой выбор, и противоречить ему я не могу, – сказал он, не глядя на Керидвен. – Вам… боюсь, в ближайшее время вам с ним будет нелегко. И ему самому с собой тоже. Не пугайтесь, если он начнет чураться окружающих. Первое время, скорее всего, среди людей находиться он не сможет. Потом, может быть, станет легче… Ему нужно будет найти занятие, простое, но занимающее все внимание. Перебирать крупу, собирать грибы, читать розарий… что угодно. Если у вас есть на примете священник – я имею в виду, хороший, а не… как это часто бывает, – Эльфин поморщился, – можете попробовать показать его священнику.

Керидвен, наконец, поняла, кого он ей напоминает – геральдического леопарда с вывески «Кота и клубка».

– Странный совет от падшего духа, – сказала она.

– Ну, я же не себе его даю, – в сумерках сверкнула усмешка и пропала. Он помолчал, терзая пуговицу на запястье. – Вы, люди… вам кажется, что чудо – это сверток под елкой, а это не так. Чудо – это шанс, который разбивает душу, чтобы осколки можно было сложить заново. – Он говорил торопливым яростным шепотом, и с каждым словом становился моложе, и моложе, и моложе. – Но… это тяжело. Никто не искушает так, как Единый, и никто не предлагает таких сделок, как Единый, и если вам кажется, что чудо – это подарок, то нет. За чудо всегда приходится платить, и никто никогда не платит в одиночку, и вы никогда не узнаете, чем вам придется расплачиваться, пока не придет пора платить.

Керидвен стало неловко. Она вспомнила, что ни разу не подумала о том, как дану будет выполнять ее просьбу.

– Тогда… почему вы помогли нам? – спросила Керидвен.

У Эльфина опять сделалось такое странное, плывущее выражение, будто он держит перед собой свечу.

– Мне хотелось посмотреть, – просто сказал он.

– На что?

– На вас.

У нее, наверное, стало совсем глупое лицо, потому что Эльфин тихо засмеялся.

– Спросите вашего брата. Он теперь знает.

Керидвен оглянулась на дверь, за которой лежал Блейз. Странно, теперь она совершенно не боялась. Любая цена была оправдана.

– Я вам должна, – сказала она.

– Вы мне должны, – улыбка Эльфина погасла.

Дану вынул из кармана часы и щелкнул крышкой.

– В Срединных землях прошло двенадцать часов. Я попрошу двенадцать часов вашего времени. Как вы думаете, это будет справедливо?

– Да, – ответила Керидвен. – Наверное.

Двенадцать часов – это может быть очень мало. Или очень много.

Дану прищурился на отсвет закатного неба над крышами.

– Завтра утром должен быть хороший свет, – сказал он. – Приходите к десяти часам в «Кот и клубок». У меня остался набросок – но вы, люди… вы быстро меняетесь. Он уже неверен. Мне нужно будет его подправить.

Керидвен не поверила услышанному.

– И… это все?

Эльфин улыбнулся – такой древней, мудрой, печальной улыбкой, что у нее мороз прошел по спине.

– Это все.

– Ладно, – сказала Керидвен. – Хорошо.

Он слегка поклонился и зашагал вниз по холму. Серый сюртук быстро растворился в сумерках, но Керидвен еще долго стояла, обхватив себя за локти, и смотрела, и слушала, как, невидимые в темноте, шелестят листьями яблони, и ветер тянет дымом из печных труб.

– Благодарю вас, господин Каммингс, – сказал господин Гаттамелата, забирая перевязанный сверток. Выглядело все совершенно обычно. Ничто не напоминало о вчерашнем происшествии. Молочник уже успел с утра нажаловаться Анне, что девица О’Флаерти опять над своим малахольным братом квохчет как наседка – взяла полпинты лучших сливок, но всю душу вынула, торгуясь, – и, значит, все обошлось. Но Каммингс все-таки позволил себе спросить:

– Как все прошло вчера? Все в порядке с молодым О’Флаерти?

Господин Гаттамелата поднял на Каммингса взгляд, и Каммингс порадовался, что его гость делает это так редко.

– Я не знаю, все ли с ним в порядке, – сказал он. – Но он дома.

– Простите, – сказал Каммингс. – Это излишнее любопытство.

– Нет-нет, не извиняйтесь… – Господин Гаттамелата опустил веки. – Ваш вопрос понятен. Но я не знаю на него ответа. – Он помолчал. – Вы очень деликатный собеседник. Я всегда получал большое удовольствие от разговоров с вами.

– Вы как будто прощаетесь, – с сожалением сказал Каммингс.

– Мне, скорее всего, понадобится уехать. Лет, может быть, на двадцать. Или тридцать, сложно сказать.

– Жаль, – сказал Каммингс. – Нам с Анной будет вас не хватать.

– Мне тоже. – Гаттамелата помедлил. – Но мы… мы, дану, кого вы называете Добрым Народом, не отличаемся от фир болг по сути. Только выбором, который делаем. И иногда… приходится делать именно такой выбор.

– Вы уезжаете сегодня?

Гаттамелата не ответил. Он покачивал карандашом в воздухе и смотрел куда-то за стекло. Каммингс перевел взгляд за окно. Улицу заливал ясный утренний свет, поблескивал солнечный луч в луже, девица О’Флаерти решительно вышагивала по дороге, и ее зеленые юбки развивались, будто флаг.

– Нет, – произнес господин Гаттамелата. – Еще нет.

[1x03] ВИДЕНИЕ

– Через десять лет вы со мной сравняетесь. Через двадцать лет я и такие, как я, перестанут быть вам интересны. Через тридцать – вы врастете в эту землю, в ее скалы, в ее корни, в ее людей… – Эльфин говорил, неторопливо шагая вверх по склону, и с каждым словом и каждым шагом мир все больше скрадывали сумерки. Будто краски вымывало.

Керидвен шагала рядом, и изо всех сил старалась вести себя по-светски.

Получалось отвратительно.

То есть, пока что ей удавалось не ругаться вслух, как сапожник, но на этом успех заканчивался.