Криасморский договор. Пляска на плахе

Артанна кивнула и попыталась встать. Веззам вовремя подоспел на помощь. Спустя пару попыток у наемницы получилось удержать равновесие.

– Спасибо, Ри. Ты снова вытащил меня из переделки.

Вместе Веззам и Рианос помог женщине дойти до двери. Худое вытянутое лицо лекаря, обезображенное клеймом раба на щеке, осунулось. Под глазами легли тени.

– Постарайся попасть в следующую переделку чуть позже. А еще было бы здорово закупить трав для бальзамов. – добавил он. – У меня заканчиваются. Что-то городские зачастили влипать в передряги.

Артанна нахмурилась, подсчитывая сумму, в которую могла обойтись эта просьба. Отказать Рианосу она не могла. Как не могла запретить ему лечить в свободное время тех, кто не мог позволить себе услуг врачей.

– Совсем дело плохо, видать, – печально улыбнулась Сотница. – С травами помогу завтра, достану деньги. Ибо без твоих мазей мы точно подохнем. Как там Нареза?

Лекарь покосился на ширму, за которой спала спасенная девушка.

– Потеряла ребенка. Много синяков, кости сломаны, по голове ударили сильно и кое-где порезали, но жить будет. Однако большие опасения у меня вызывает ее душевное здоровье. Танзира, например, она к себе не подпустила. Едва увидела его, начала что-то кричать про голубые глаза. Еле успокоили.

Артанна тихо выругалась.

– Похоже, слишком впечатлилась. У Маттео, того, кто сделал с ней это, глаза были голубыми. Были. Больше он никого не потревожит.

– Ей нужен покой. Буду давать ей сильные успокаивающие отвары. Ну и руками поработаю, – Рианос многозначительно кивнул. – Надеюсь, поможет.

– Спасибо. Как встанет на ноги, отправлю ее прочь из города: Гивой бесчестья не простит, а она теперь порченная девка, хотя и не виновата. Но сначала выясню, что за чертовщина творится в войске Танора.

Рианос кивнул, мягко, чтобы не тревожить отдых Нарезы, закрыл за наемницей дверь и прислонился спиной к отсыревшему дереву. Из коридора донесся тихий шепот:

– Я обязательно достану все твои травки, Ри. Если, конечно, переживу подъем по лестнице.

***

Гивой уже третий день не радовал гостеприимством, поливая путников, горожан и скот потоками холодной воды. В это утро в свинце небес появилась первая проплешина, вселявшая надежду на скорое потепление. Человеку в капюшоне на погоду было плевать, чего он не мог сказать о запахах. Характерные миазмы распространялись западным ветром по нескольким кварталам, аромат тухлой рыбы преследовал одинокого путника от самого порта. Миновав склады, человек в капюшоне принюхался и вздохнул с облегчением: здесь воняло куда меньше, зато к городскому букету прибавились ароматы пойла и рвоты – неизменных спутников дешевых таверн. По мере продвижения к центру города путник начал улавливать и другие запахи. Он был уже рядом. Обоняние никогда его не подводило. Учуяв аромат крепкой хайлигландской травяной настойки – недешевого удовольствия для аристократии и наемников при деньгах, человек поднял голову и внимательно рассмотрел вывеску таверны. «Порочный монах» – прочитал он и, надвинув капюшон на глаза, зашел внутрь.

Его нос тут же атаковали аппетитные запахи еды. Человек в капюшоне осмотрелся: добротная дубовая мебель, такую легко не сломаешь. Посетители ели из тонкой глиняной посуды – хозяин больше заботился о производимом впечатлении, чем о надежности. Впрочем, раз в этом месте наливали знаменитую хайлигландскую, владелец мог позволить себе даже несколько десятков битых тарелок в день.

Путник приметил маленький стол вдали от шумной компании, горланившей какую-то веселую песню. Наемники задорно пели нестройным хором и, наконец, закончили словами:

– Не может вагранийка не дать отпора злу и за благое дело схватила в зад стрелу! Хэй!

Не желая перекрикивать громогласный хохот, человек в капюшоне жестом подозвал служанку. Молоденькая девушка в удивительно чистом переднике проскользнула между столами и очутилась возле нового гостя.

– Добро пожаловать, милостивый господин! Чего подать?

– О чем они поют, красавица? – тихо спросил гость, растягивая слова с южным акцентом.

– Об Артанне из «Сотни». Говорят, она получила шальную стрелу прямо в это место, спасая десятника из банды врага, – девушка заливисто рассмеялась. – Глупость несусветная!

– Артанна из «Сотни», говоришь… Интересная история. Расскажи мне.

– Расскажу, господин, расскажу. Но сначала поведай, чем тебя накормить.

Путник приподнял голову, и служанка увидела лишь его улыбку, обнажившую ряд ровных белых зубов.

– Зови меня Джертом. И накорми самыми вкусными слухами, дорогая, – произнес он, кладя серебряную монету в карман ее передника.

Глава 2

Миссолен

– Мне действительно жаль доводить до этого, леди Эвасье.

Фрейлина императрицы испуганно взглянула на шевельнувшуюся в углу тень. Сама она сидела на жестком стуле и тряслась – от холода или от страха, а, скорее, от того и другого сразу. Из всего освещения в камере была лишь толстая чадящая свеча, что стояла на столе возле узницы. Пламя осветило кусок грубой каменной кладки – ее привели в подземелье. Леди Эвасье била крупная дрожь. Ноги мерзко обтекал сквозняк, лизал ступни и лодыжки холодный ветер. Из-под запертой двери тянуло затхлостью и отчаянием.

– Почему-то все при дворе уверены, что у меня нет сердца, однако, смею вас заверить, они не правы. Для начала я предоставлю вам шанс рассказать все, что вы знаете, без применения грубой силы. И прошу вас, Одетт, будьте благоразумны. Что бы обо мне ни говорили, я ненавижу причинять людям боль.

Она узнала голос. Эта вкрадчивая, подчеркнуто вежливая даже для аристократа манера говорить была ей хорошо знакома. И от осознания, в чьем обществе ей случилось оказаться, у Одетт Эвасье стыла в жилах кровь.

– Лорд Демос, клянусь, я ничего не знаю! – пискнула женщина. – Вы ведь уже расспрашивали меня!

– И остался недоволен тем разговором. Мне думается, нам еще есть что обсудить.

– Гилленай мне свидетель, я все вам сказала!

– Увы, мы оба знаем, что это не совсем так, – Горелый лорд скорбно вздохнул. – Мастер Девини, вы не окажете любезность, подготовив инструменты для более предметного разговора?

От стены отделилась еще одна тень и медленно подошла к столу. Одетт заглянула в застывшее безо всякого выражения, словно высеченное из мрамора, лицо Девини и побелела. Этот палач на прошлой неделе отсек голову нескольким мелким аристократам после обвинения в тех измене и попытке поднять мятеж против графа Фаруи. На эшафот их тащили – раздробленные во время пыток конечности не позволяли передвигаться самостоятельно.

– Смилуйтесь, ради Хранителя, – прошептала Одетт, когда Девини замер возле нее.

Палач не удостоил женщину взглядом, словно та и вовсе не сидела перед ним. Он молча забрал свечу со стола и принялся разжигать факелы на стенах, задумчиво водя пальцами по стыкам между камнями. Покончив с факелами, палач подкинул дров в камин. Стало немного теплее, но эта перемена не внушала узнице надежды.

Она бросила взгляд на стол. Перед ней в кожаном чехле лежали небольшие ножи с тонкими, словно детский ноготок, лезвиями. В начищенном до блеска металле отражались всполохи пламени. Фрейлина невольно вздрогнула и покачнулась на стуле. Чья-то теплая рука легла ей на плечо и не дала потерять равновесие.

– Вам известно, что означает понятие «вагранийское милосердие», леди Эвасье? – Демос Деватон, слегка прихрамывая, подошел ближе и опустился на табуретку прямо напротив узницы, так, чтобы их разделял лишь узкий стол. – Так называют, не побоюсь этого слова, искусство сдирания тончайших лоскутов кожи с живых людей. Ремнями шириной не более мизинца. Народ Ваг Рана отточил мастерство этой пытки еще тысячелетия назад, воюя с рундами. Вагранийцы преуспели в нем настолько, что слава об их жестоких допросах разнеслась на весь мир. Уже представленный вам мастер Девини в совершенстве овладел этой техникой и с удовольствием продемонстрирует мне свое умение. Блестящих талантов человек, смею вас заверить. Мне с ним очень повезло.

Одетт перевела взгляд с обожженного лица Горелого лорда на инструменты, зловеще сверкавшие наточенными лезвиями. Нет, это ей не приснилось. Она всегда отчаянно боялась боли. Одетт живо представила, как эти тонкие острые лезвия вонзаются в ее плоть, и медленно, чтобы она почувствовала каждое мгновение этой муки, снимают со спины белую кожу. Ремешок за ремешком, пядь за пядью. У нее перехватило дыхание, в ушах загрохотал стук собственного сердца.

Леди Эвасье открыла было рот, пытаясь взмолиться о пощаде, но в следующий момент лишилась чувств.

***

«Самую малость переборщил».

Демос смерил печальным взглядом обмякшее тело фрейлины. От падения Одетт Эвасье удерживала лишь стальная хватка эннийской телохранительницы Демоса Лахель. Сверкнув черными узкими глазами, она хищно вцепилась в плечи узницы.

– Приведите ее в сознание, – приказал казначей и обратился к палачу. – Мастер Девини, боюсь, сегодня придется обойтись без вагранийских методик. Дама не выдержит, сами видите. Нужно что-то привычное, но не менее убедительное. Надеюсь на вашу фантазию.

Палач подал плечами и, немного поразмыслив, сунул железный прут в огонь.

«Какой высокий полет мысли! Какое новаторство! Проклятье. Если он собирается развязывать ей язык раскаленным железом, то этот процесс превратится в пытку для меня самого».