Дневники дьявола

– Когда скажешь, солнышко.

– Скажу. Теперь скажу. Завтра тебя пригласят в обком и назначат директором стройки в Холмске-5.

Антон уже из своих источников еще неделю назад знал о принятом решении и именно поэтому подготовил этот пикничок в безлюдном месте на берегу реки, которое искал целых два дня. Но он умел играть, поэтому посмотрел на Татьяну с искренним восторгом и недоверием:

– Солнышко, ты шутишь?

– Ну, когда я шутила такими вещами, Тошенька? Так что твоя женушка обещание сдержала, и мой Тошенька теперь очень-очень большим начальником станет, а потом глядишь и вместо моего старпера в обком тебя протащу, но это со временем, он ещё лет пять проскрипит поди, не сковырнуть. Ну целуй, безобразник, свою благодетельницу!

Антон приподнялся на локте и заглянул в горящие похотью глаза:

– Это надо отметить особым сексом. Как ты на это смотришь?

– Это как еще?

– Мы с тобой так еще не пробовали, силенок у меня маловато твое роскошное тело поднять, а так хочется. И я читал, что в прохладной воде оргазм ярче, чем в теплой, острее. Представляешь, я войду в тебя и покачивая на волнах, буду язычком все твои точечки ласкать, согревать тебя, а потом разверну, в воде-то легко и мягко получится, и спинку твою мраморную и почешу, как ты любишь, и покусаю слегка…Мы же каскадом кончать будем и так пока не устанем, крошка! М-м-м, как вкусно будет! – Антон мечтательно закрыл глаза и изобразил на лице блаженство, причмокнув губами.

Он немного помолчал, не открывая глаз и сохраняя маску эйфории, чтобы усилить впечатление, а потом, как будто очнувшись, встряхнул головой и произнёс с озабоченным видом:

– Только одна проблема, прохладновата водичка уже наверное.

– Ерунда. Что у нас вина мало?

– Вином вряд ли быстро прогреемся, что бы час в воде плюхаться. Я тебя и себя знаю, мы пока сто раз подряд не кончим, не остановимся!

– Ах ты, проказник! Старую женщину час в воде студить задумал?

– Это кто здесь старая женщина? И не студить, а жарко любить, солнышко, а от этого не мерзнут! Как говорят чукча с женой и в снежной тундре не замёрзнут, а мы с тобой что ли хуже чукчей? Ты уже с кем-то замерзала? Так он – урод бессильный, а мы с тобой реку гейзером вскипятим! Не веришь? А ну иди ко мне! Или может до лета отставим, годик подождём, старушка моя?

– Ну уж нет. Предложил – делай, нечего увиливать!

Антон принес из машины две бутылки водки и разлил по стаканам с верхом. Протянув Татьяне стакан, он подал ей в другую руку кусочек красной рыбки с лимоном.

– Боже, как изысканно! – Татьяна махом выпила водку, занюхала лимоном и залихватски вернула рыбу:

– После первой не закусываю!

Антон свой стакан так же выплеснул под куст и налил следующие…

****

Антон аккуратно сжег всю одежду и туфли Татьяны, погасил костер и приложил дерном, аккуратно припрятанным в кусах, кострище. Он собрал снедь и бутылки, положил сумки в свою машину. Затем отогнал машину Татьяны километра за три вниз по течению реки, спрятал ее на лесной дороге, а сам пешком вернулся к своей машине и уехал, когда уже начало темнеть.

Теперь торопиться было некуда, и Антон доехал до набережной Холмска. У реки гуляли парочки, звенел смех, у музыкального фонтана играла приятная музыка. Ему было спокойно и даже весело. Он присел на скамью у фонтана и, глядя на подсвеченные цветными огнями струи, еще раз посмаковал в памяти подробности…

****

Татьяна набралась быстро и только с его помощью смогла снять платье. Белье с нее он снял аккуратно сам, она лишь похихикивала, пытаясь подставить под его поцелуи то одно, то другое бедро, да закидывала ему на плечи толстые икры. Антон мягко отстранялся от ее попыток заняться сексом на покрывале и, с трудом подняв ее, завел в воду. Покрывая ее лицо страстными поцелуями и кружа потерявшую ориентацию пьяную бабу, он развернул ее к себе спиной, пристроился к ней сзади, имитируя намерение ввести член и с силой толкнул от себя. Татьяна плашмя плюхнулась в глубину. Она попыталась встать, но Антон тут же оседлал её, стоящую на четвереньках, с опущенной под воду головой, и, схватив её за предплечья, не дал женщине ни встать, ни освободить руки, ни поднять из воды голову. Татьяна была слишком пьяна, что бы сориентироваться в мутной воде и понять, что происходит и ему не составило большого труда удержать ее в таком положении несколько минут. Она вяло возилась, пытаясь схватить его за руки, но только глубже увязала всем телом в иле и скоро утихла. Антон ещё пару минут посидел в воде, потом слез с тела Татьяны и подтянул за волосы ее голову к поверхности воды, не вытаскивая лицо, и еще минуты три наблюдал, не пойдут ли от носы или рта пузыри воздуха.

Убедившись, что Татьяна мертва он повернул ее лицо к себе, смачно плюнул в него и снова опустил под воду. Антон резво сбегал к своей машине и принёс на спине тяжёлый мешок. Волоком тащить мешок было нельзя, чтобы не оставить следов, поэтому пришлось попыхтеть. Вывалив в реку в трёх метрах от берега кусок сваи с проушиной, к которой карабином был пристёгнут тросс с закрепленной на его конце надёжной сваркой цепью, он подтащил тело любовницы и обмотал на два витка цепь вокруг жирного живота трупа и застегнул стыковочные звенья висячим старым замком. Он закрыл замок на ключ и выкинул его подальше от берега и потащил сваю и тело к середине реки, удерживаясь на плаву. Примерно в шести метрах от берега Антон отпустил сваю вниз. Он с удовольствием посмотрел через толщу мутноватой воды, как медлено, но верно груз утянул на глубину труп Татьяны. Река в этом месте была глубокой, метров пять, не меньше, он и как рыбак знал и, на всякий случай, специально лоции посмотрел у знакомого в речпорту, неожиданно нагрянув прямо к нему в кабинет и упоив армянским коньячком до отключки. Да и искать труп здесь не начнут, он об этом позаботился. В ещё достаточно теплой воде Танюху раздует и цепь только сильнее вопьётся в её телеса, так что не вынырнет никак. А через месяц река встанет и поиски в воде прекратят. Ну а потом от Татьяны вовсе ничего не останется.

****

Я дочитала последние строки о Татьяне. Нет, читать это я Сурмину, конечно, не дам. Но и лишать брата возможности приходить хотя бы на место гибели сестры я тоже не могу. Решив , что и как можно рассказать Павлу, я набрала номер Сурмина.

Глава двадцать четвёртая.

Мы брели по аллее прекрасного парка. Охрана могла расслабиться, так как территория охранялась разве что не серьезнее, чем апартаменты президента России.

Я сразу сообщила Павлу, что не смогу дать ему прочитать дневники Максюты, т.к. я их сожгла, но ручаюсь за абсолютную достоверность информации, которую сообщу по памяти и, скорее всего, при его возможностях, он сможет получить этому доказательство. Сурмин молча кивнул в знак согласия, и я подробно пересказала все, что узнала о связи его сестры с Максютой и последнем дне ее жизни, опустив циничные высказывания Антона в адрес Татьяны. Я подробно описала место пикника и предположила, что возможно удастся его вычислить по расположению найденной машины, по описанию поля и заиленного берега, а если обследовать русло, то, возможно, найдется и кусок сваи и цепь. Может где-то в записях сотрудников милиции, которые вели поиски, найдутся отметки о найденных следах автомобилей, ведущих от трассы к берегу. Павел напряженно выслушал меня, не проронив не слова. Потом он извинился, что вынужден откланяться, и мы вернулись на стоянку, откуда разъехались каждый по своим делам.

С этой встречи прошло почти полтора года, и в начале июля я получила приглашение губернатора Холмска принять участие в открытии нового детского санатория. Я очень удивилась персональному приглашению, но командировка моя была уже подписана и Михалыч, вручая мне документы, как-то хитренько блеснул глазками из-под старомодной роговой оправы.

Едва я спустилась с трапа самолета, как знакомый голос окликнул меня из стоящей рядом огромной серебристой машины:

– Мария Станиславовна, лошадь подана!

Я оглянулась на голос и тут же утонула в охапке ромашек, которые я обожаю больше всех цветов мира. Ксюха звонко хохотала где-то рядом, а я никак не могла выбраться из душистого бело-желтого облака. Оказывается Степка Мальгин, спрятавшись за трапом, незаметно подкрался сзади и, резко выскочив передо мной, притиснул мною огромный букет полевых цветов к себе, цепко обнимая меня своими длинными ручищами. Весь гениальный план церемонии моей встречи разработала Ксения и потом с удовольствием рассказывала всем желающим и не очень, как я беспомощно барахталась в цветах.

Мы ехали довольно долго в сторону от города, но и Степка и Ксюха говорили о чем угодно, кроме предстоящего торжества. Не ответили мне они и на вопрос, с каких доходов Мальгин приобрел такую крутую тачку. Почувствовав подвох в трескотне Ксении и хитром молчании Степана, я поняла, что эти партизаны будут молчать и решила дождаться естественного развития событий.

Машина свернула с трассы в лес и через сотню метров въехала в изумительной красоты кованные ворота. Я точно такие видела, вот только не помню, толи в каком-то замке в одном из наших с Данькой путешествий по Европе, толи в Петергофе, который, по нашему общему мнению, был много прекраснее любого европейского дворцового комплекса, включая Версаль.

По широкой аллее машина довезла нас до входа в изумительное по красоте и просто сказочное здание, очень похожее высокими кружевными башенками на дворцы южного берега Крыма. Ксения выпорхнула из машины сама, пока Степан, как образцовый водитель, открыл дверку и галантно подал мне руку. Весьма занятая соображениями своего соответствия столь изящному выходу из машины, я на несколько секунд отвлеклась от входных дверей. Когда же я подняла глаза, передо мною, радостно улыбаясь, стояли сразу четыре персоны из моего второго списка, переданного Павлу Сурмину. Удивлению моему просто не было предела и я, даже забыв поздороваться, выпалила:

– Батюшки, почему вы все здесь?

– Живем мы тут, потому что !– хохотнул Иван, а из-за его широкой спины вынырнула Любушка-голубушка и протянула мне на расшитом полотенце плетеный каравай с солонкой:

– Добро пожаловать, Машенька, мы очень рады тебя видеть в добром здравии!

– Спасибо, родные! Но чего мне-то каравай, а как же торжественное открытие?

– Сегодня мы гуляем, так сказать, в узком кругу, а официальное открытие завтра в семнадцать ноль-ноль. Там свой каравай будет Милости просим, Манюня, располагайся в своём номере и айда в сауну, поболтаем всласть, пока мужики уху и шашлычки варганят,– пропела Ксения и Ирина повела меня через вестибюль с фонтаном в центре к одному из двух лифтов.

Номер был просто великолепен, и я поинтересовалась у Ирины, чьим он будет после открытия.

– Это номер обслуживающего персонала, но они здесь все такие.

–Ничего себе размах, откуль в казне холмской такие деньжищи на детский санаторий завелись?

–Ну, это не к нам вопрос, мы всего лишь наемные служащие. – Ирина вела себя весьма сдержанно, если не сказать чопорно.

– Ир, ты теперь всегда такая важная или я тебя чем-то обидела? – с недоумением отреагировала я на более чем прохладный тон ответа.

– Мань, не парься, это она так понимает свою новую должность. Она со всеми губки в полоску поджимает. Ей только пенсне на носу или лорнета в руке , да кукиша на макушке для полноты образа не хватает! – залилась опять смехом стремительно возникшая из коридора Ксения. Она подлетела к вытянутой в струнку Ирине и, неожиданно и весьма ощутимо хлопнув ее ниже спины, приказала:

– Давай оттаивай, экономка, чай здесь все свои. Завтра напыжишься и наважничаешься до одурения!