Зеркало

–Чего так рано подтянулись? На приключения потянуло? Или в природе что тревожное?

–Да какие у тебя тут приключения.

–Не скажи. Тут почти каждый выходной что-то буйноватое случается. Троян не даст соврать.

–Ну и что сегодня случилось?

–В том и дело, что пока ничего.

–Значит…

–Ну да…

–И как это увидеть?

–Держи глаза открытыми.

–Давай попробуем.

Народ начал было рассаживаться прямо на край свободного причала, глядя на море через решетчатую дверь. Но потом обозрения ради ударная группа отошла на возвышение к сторожке. Девушки уселись на три пологие ступенечки, к ним ввинтился Артем – положением сразу под Надеждой, ниже него попала Ритка. Случайно, наверно.

Визгу было много, противодействия никакого. Хотя любая из крепких местных при желании легко отправила бы нахала минуя дверной новодел и даже пирс с яхтами, сразу в открытое море.

Парни расположились внизу, обсуждая по городскому наглого и оборотливого Артема. Особенно им возмущался местный прикольщик и страдалец – Тиша.

Артем отшучивался с помощью местных присказок – типа: «Кто смел, тот и съел. И отсебятины – а вам слабо обжиматься сразу с тремя девушками да еще в своеобразно тесном, разно уровневом контакте.»

Эмма послала Артему выразительный взгляд – типа: «Смотри, набьют тебе лицо, не девчонки, так парни – додразнишься.»

На фоне тихой вошкотни звуком другого эмоционального настроя охнула Ритка.

Так или иначе, все расселись и принялись ожидать какой никакой заварухи, внимательно обозревая пирс и стараясь, чтобы зрение дотягивалось дальше.

На пирсе сейчас оставались всего две яхты, обе с левой стороны. Остальные богатеи вышли в море.

Погода стояла отменная, самая подходящая для морской прогулки в поисках освежающего ветра. Ближайшая из просматриваемых новенькая яхточка тоже собиралась на большую воду.

Народ во главе с Пипом дружно заулыбался, увидев как лихо упитанный яхтсмен, красуясь перед своей прекрасной спутницей, пытался отдать швартовые. И едва не ухнулся за борт в самое опасное место после винта место – между пирсом и бортом яхты. Вскрикнула испуганно одна Надежда.

Это был единственный раз, когда незнакомая присутствующим красавица оживилась лицом вне остальных моментов, когда явно свежий яхтсмен и едва не свежий покойник на нее смотрел.

Игра контрастов выглядела настолько явно и красноречиво, что народ принялся хихикать.

Пип тоже улыбнулся и уже собрался совсем расплыться в улыбке, когда вспомнил, что забавный богатей – не безобидный толстяк, а первостепенная… Пип не просто так стал молчуном. Он при описании острейших моментов своей жизни не использовал цивильные эпитеты – они бы тут неточно звучали, а матюгаться еще прежде не любил.

Пип вообще заметил, что все больше местных походят на него – не желая быть с пришлыми на одной матерной волне, уходят от бла-бла в неразбавленную глухую ненависть.

Пип поежился, подумав в тысячный раз, что это не навсегда и что когда наконец прорвет, будет что называется – святых выноси!

А мужик этот – да. Это с ним – единственным из богатых схватились местные. И уж наелись они унижений уже в его объяснениях. Его послушать, так все полторы сотни его килограмм все вместе и даже каждый в отдельности – это единственные для чего должен жить не только он сам, но и все люди на земле. Его же надоедливые собеседники-болтуны веса вовсе не имеют, они–пустые мыльные пузырьки, подуй и нету. И посему…

Интересно, что из тех разговоров, Пип проверял, никто не мог вспомнить конкретных фраз. Лишь ощущения, что их связали и поступили с ними противоестественно.

Мужики говорят – лучше поножовщина. Самовлюбленного героя обходят стороной большинство с ним знакомых. Не только станичники, от него шарахаются уже собственные соседи. Список этот длинный и выписан на лице красавицы подружки… Успел мужик денег заработать.

Эмма смотрела на красавицы яхты, девушку, отдельным взглядом – на яхтсмена, наблюдала сценки из жизни богатых, но в голове ее зрел план.

Она все обдумала. Она не позволит себя запугать, да главное еще кому, волосатой руке из страшного сна? Или она – дите малое? Нет, свети ей удар топора какого-нибудь психа, она бы подольше шансы бы поприкидывала. Но если бы по окрестностям рассекал маньяк, это было бы не только ее дело, а общественное. А со своими страшилками она должна один на один справиться. И после этого включиться в работу на общество. Тут все, если не в полной куче, так плотно взаимосвязано.

Как она уедет отсюда, зная, что ничем не помогла, когда именно на такую профессию заканчивает обучение? И главное, по какой такой серьезной причине? От того, что неудобного лежала и отлежала себе ухо и потому увидела дурной сон?

Уверенность – подружка удачи. Как она вообще после происходящего собирается вершить защитные юридические дела в такой-то жалкой шкурке трусихи?

«Да что это с тобой?» – строго спросила себя Эмма.

Итак, ближайший вечер она посвятит работе. И проявит активность. И вообще – хватит уже держаться отстраненной элегантности, когда хорошая знакомая, по некоторым данным дальняя родственница, вместе с односельчанами живет словно не в соседнем доме, а на соседней планете… грубый крах прежней жизни… кто?!

Отсидев на ровном порожке на этот раз всю худую попу, Эмма попрощалась и попросилась домой. Ее отвез Павел. С ней уехала Надежда. С девушками, в отличие от смежных рейсов, двойная перевозка всегда проходила спокойно. Зато Ритка по удалению Эммы обрела монументальный вид остаться на ступенях до скончания времен…

Итак, приступаем! Эмма раздобыла кусок старых обоев с вполне себе гладкой изнаночной стороной, разве что всего пару раз приклеивали, а также – черный маркер, несколько фломастеров и быстро, поскольку давно подспудно крутила тему, довела в уме текст обращения.

«А что, – убеждала она себя в правильности выбранных цивилизованных мер борьбы. – В городах люди протестуют с плакатами, а здесь. что, и в самом деле другая планета?»

Поработав еще и с бумагой, проверив как смотрится написанное, Эмма решила, что готова переносить его на ценные обои.

Она прочертила карандашом пунктирные горизонтальные линии себе в помощь, но за сам подчерк волновалась не особо. Когда недавние предки в твоем роду владели каллиграфией… передается это что ли. Хорошо бы англичанам идею подкинуть, они все изучают.

Красивый подчерк уже не раз служил Эмме хорошую службу, в наши-то дни, когда принтер – лучший друг текстовых составителей.

Эмма тормознула с личным обращением – начала с сути. А позже решила его вовсе опустить. Людям, выбравшим антимир, на ответные порядок и вежливость рассчитывать не приходится. Эмма писала.

Желаем и вам:

– потери спокойствия и обвала в ваши жизни многочисленной мерзости!

– убитой родной природы: загаженного чужаками леса и уморенной реки!

– нескончаемого хамского транзита под самыми окнами ваших домов!

– криминальных теток, вымогающих деньги на дорогу с «безлошадных» пенсионерок!

– желаем вам справедливости!

Эмма последний раз все перечитала, снова споткнувшись на «родной природе» – ведь для таких, как эти пришлые, родного-святого нет. И снова решила оставить. Может мозг прочтет и душа встрепенется…

Ни сказав никому не слова, Эмма поднялась ни свет, ни заря. Учитывая, что многие из адресатов обращения поедут отсюда на работу, тем более сегодня в понедельник.

Она оделась как обычно при делах – продуманно. Она всегда считала, что образ должен работать на дело от языка до шпильки. Ее наряд, учитывая, конечно, летний период, тем более пляжный сезон пребывания, можно было принять двояко. На работу в красном декольте и дорогих бриджах тоже в принципе можно пойти. Она учитывала яркое желание донести свою акцию до потребителя.