Зеркало

Она почему-то нервно твердила про себя – «Морской бриз, Морской бриз…»

Обращение написано довольно крупно, но читать из движущейся машины – все же не вариант.

Эмма почему-то решила отойти подальше от дома. Хотя какая разница. Станица – организм единый. Тут каждый его житель словно в одной ванной с другими моется.

Так и не выбрав место, с которого было бы эффективно с точки зрения результата тормозить авто, Эмма решила, отойдя на пять домов, остановиться.

И тут же поняла, что беспокоилась напрасно.

Первая же машина встала как вкопанная, как только она подняла руку, аж тормоза взвизгнули. Выглянувший в открывающееся до конца окошко мужчина, заглянул Эмме не в лицо и принялся хихикать про «раннюю пташку».

Эмма же ловя внимание водителя, как заправский фокусник выхватила и развернула плакат и пока глаза водителя, напоминающие кобыльи, налетевшие на забор, читали текст, мозг явно успел очухаться и все прояснить.

«Это что?!» – рявкнул мужчина.

«А это чтобы вы себя людьми не считали!» – высказалась Эмма, наполняясь эмоциями – хорошую помощь оказала и добавила: мерзкое отребье!»

Дальше она повернулась спиной, аккуратно сворачивая плакат и медленно двинулась дальше.

Мужик догнать не пытался. Он пропыхтел что-то неразборчивое, потом явственно обозвал Эмму почему-то: «Тупой деревенщиной», на что та снова не промолчала из-за спины – «Строите из себя горожан перед потомственной москвичкой?»

Машина унесла вдаль заткнувшегося водителя…

Эмме хватало опыта припомнить – насколько тяжело отказываются мужчины – не господа от утери перспективы подзаборного секса, даже если в его реальность верили лишь они сами.

Эмма понимала – какой адреналиновой сердитостью наполнятся сейчас тело укатившего не господина. Ведь это не он дорвется до красавицы на улице и сделает с ней что его примитивное нутро захочет. Все как раз наоборот, это с ним сделали что пожелали: «Втянули в насильственный ликбез, да еще и присвоили точное определение, словно рога на черепушку приколотили.»

Эмма понимала, что мужская злость крушит стены, то есть – ее могут серьезно зацепить, но почему-то не боялась.

Вторая машина появилась сразу, первая еще не успела уйти из поля зрения.

И тоже по взмаху послушно затормозила.

Высунувшийся оттуда мужчина развязных рож и текстов не мастырил. Оскорблял кратко: «Сколько?

До понятия сути в транспарант вглядывался заинтересовано, как в ожидаемый прейскурант цен.

Этот, несмотря на вонь перегара, распространяющегося вокруг, соображал живей – дочитал примерно до середины и начал закрывать окно. Прежде, чем оно окончательно задвинулось, Эмма подумала, что было бы не справедливо одного мерзавца именовать в лицо, другому лицу определение зажать.

Эмма крикнула: «Мерзское отребье!»

Мужчина повел себя типично. С этим Эмма тоже лично, не по рассказам сталкивалась. Классический образчик хваленной мужской логики с ювелирной точностью с ног на голову перевернутый. Когда мужские поползновения отвергают, их носители часто обзываются, почему-то из всего русского ругательного многообразия выбирая именно антиподы.

Шалава! Шлюха!

Грубые слова столкнулись на разрезе закрываемого окна, как на ноже антилогики и рассыпались по буквам в природную среду и морской ветерок разбросал их по обочинам дороги.

Эмма снова повернулась спиной и двинулась дальше. Она сделала несколько шагов и… пригнула голову. Что-то тяжелое просвистело буквально в паре сантиметров от ее правого уха.

Когда Эмма повернулась, черное авто уже набирала ход.

С обочины весело подпрыгивая жестью на камушках, скатывалась в траву банка… пиво кажется.

Определение этого не господина требует уточнения. При «не похмельной руке», он мог стать убийцей.

Следующей машины тоже долго ждать не пришлось. На этот раз на пассажирском сиденье оказалась женщина и… крика было много.

Женщины, понятно дело, мужчин эмоциональней и по отдельности по сию пору стыдливей, что ли. Эмма не раз замечала, что проезжающие по селу дамы, вне зависимости от того, сами ли ведут машину, стараются по сторонам не глазеть, а впериваться в ветровое стекло точно вперед.

Эмма решила, что они рассуждают по-другому, ближе принимают совестливую истину, что, они, придя на чужую землю и далее – имея выбор злонамеренно вредят людям, в отличи от конституционного мужского «это федеральная дорога и по ней имеют право ездить все желающие».

Позже Эмма тормознула одно транзитное авто с тонированными стеклами, где высунувшаяся в окошко девушка крайне удивлялась настоящему

положению дел.

Напряженно заявила: «Я даже не представляла причину конфликта наших отношений. Особо не вникала. Думала – аборигены скандальные… простите. Теперь всегда буду ездить по объездной. До свиданья».

Очередная дама в реальном времени не относилась к незнающей или «делаю, но стесняюсь», скорее тянула на другую крайность и Эмма узнала о себе много нового – от чужого морального облика до чужой национальности – потрясный поклеп без единого слова правды! Пассажирка словно нарочно одетая и загримированная на роль «беспредельная агрессорша» даже почти вытолкала наружу свои наеденные телеса, чтобы вручную объяснить Эмме ее неправоту. Но ее в последний момент удержал водитель.

К этому времени к Эмма тоже подошла подмога. Но она успела отправить в задвигаемое окошко на этот раз множественное число определения «мерзкое отребье!».

Первой прибежавшей оказалась Надежда.

О, привет! Я еще твое позапрошлое выступление видела. Пока с молоком валандалась… надо же… И правда отребье. Покажи, дай почитать… не наш метод… ну ты, подруга, даешь!

Вскоре человек пятнадцать изучали и очень одобрительно отзывались о тексте обращения.

Читающие не забывали разворачиваться с текстом в направлении проезжающих машин. Больше, конечно, никто не остановился. Однако, мозг устроен так, что видя буквы, «читает». А информация имеет свойство распространяться.

Эмма в принципе осталась результатом довольна.

Один из читающих сказал, что у него есть подходящий по размеру кусок стекла, чтобы так сказать увековечить золотые, потому как истинные слова.

Надежда, дольше других находящаяся в теме, предложила закрыть от непогоды написанное со всех сторон и водрузить на столб и оставаться в охране, чтобы как она выразилась – пусть не думают руки свои подлые к словам протянуть и главное, чтобы у этих даже не заводились успокоительные мысли, что они приличные люди.

Правильно, пока мы кол вкопаем, они уже будут знать, что тут написано. И хорошо. Напоминание – мать повторения.

Эмма отдала ценные обои. Люди хвалили Эмму:

«Бесстрашная какая. А если бы кто в мордобой полез! От этих все что угодно ждать можно.

Вот что значит городская образованная. Пойду Гаврику своему подзатыльников надаю – пущай лучше учится.»

Особенно гордилась Клавдия. «Повезло, должно же когда повезти, – радовалась она – Эмма – моя соседка!»

«Увы, это ничего не изменит, эти не господа будут и дальше хамить» – вздохнула Эмма, прежде, чем ушла.

Мы – русские легко радуемся оригинальности или смелости своих и чужих поступков. И нам этого вроде бы и достаточно. В то время, как всему остальному цивилизованному миру от поступков требуется результат.