Слово Оберона

– Так, Ленка, вылезай, – решительно сказал вдруг Гарольд. – Никуда ты не пойдешь. Прости меня, дурака. Давай руку!

Дверь за его спиной открылась, и появился Оберон. Гарольд не видел короля, зато я встретилась с ним взглядом…

И, потеряв равновесие, полетела в черную яму – вслепую, вниз, в объятия к людоеду.

Глава 8

Некромантов есть позорно

Уйма поймал меня, как и было обещано. Руки у людоеда оказались твердыми, будто трамвайные рельсы. Я поспешила высвободиться, встала на трясущиеся ноги и сделала вид, что нисколько не волнуюсь.

Там, откуда я только что свалилась, быстро затягивалась дыра в стене. Словно испарялась радужная клякса.

– Тут они и падали, – просвистел Уйма, втягивая в себя плотный сырой воздух. – Помер – плюх – и здесь.

Я оперлась на посох – для уверенности – и огляделась.

Загробное царство и выглядело соответственно – черная пещера с нависающими сводами. Теперь, когда «вход» закрылся, мы с Уймой оказались в тупике: вверх и вверх тянулась неровная, черная, будто облитая мазутом стена.

– А вот так они поднимались, – Уйма коснулся железной скобы, вбитой в стену. Чуть выше была еще одна скоба. И еще одна.

– Некроманты, – Уйма шевельнул ноздрями, глядевшими из бороды, как бледные ласточкины гнезда. – Вишь, лесенку себе прибили, трупоеды, жритраву, – в его голосе было неодобрение.

– Что?

Уйма обратил ко мне желтые глазищи:

– Ключ потеряла?

Я испуганно схватила себя за карман. Отпечаток пальца Гарольда был на месте.

– А деньги?

Кошелек с золотом остался лежать на подставке для мела, и я только теперь об этом вспомнила.

Людоед глядел на меня сверху вниз. Мне не нравилось, как он глядел. Неприятно было, что он сразу же поймал меня на оплошности. Подумаешь, золото забыли!

– Ну пошли, – предложил людоед снисходительно.

Еще и командует! Я взвесила посох в руке:

– Ты что, здесь раньше бывал?

– Нет.

– Так куда мы пойдем?

– Туда, – Уйма показал пальцем. – Что, еще есть куда?

Я повертела головой. Проклятый людоед был прав: из тупика вел только один путь.

Не дожидаясь моего согласия, Уйма повернулся и пошел вперед, по обыкновению легко и бесшумно. Мне пришлось почти бежать, чтобы успеть за его неторопливым шагом; мельком глядя по сторонам, я впервые обрадовалась, что Гарольд навязал мне в спутники людоеда. Окажись я в этом месте одна… Нет, я не струсила бы ни за что… Но.

Повеяло ветерком. Уйма остановился. Я догнала его, встала рядом, стараясь дышать поспокойнее и потише.

– Тут они шли, – сказал Уйма.

Перед нами был глубокий ров шириной с небольшую улицу. Через ров была перекинута медная труба – во всяком случае, мне подумалось, что это должна быть медь. Никогда в жизни не видела такого музыкального инструмента – он был похож на распрямленный и вытянутый в струнку саксофон колоссальных размеров.

Слева от трубы ров был неглубокий, можно было разглядеть кучи хлама на каменистом дне. Справа зияла черная пустота. Уйма столкнул туда камушек носком сапога – звука падения мы так и не дождались.

– Тут они шли, – повторил Уйма. – Кто, к примеру, дурак – валится налево. А кто, скажем, трус – направо…

– Трус?

– К примеру, жритраву. А кто хороший – переходит на ту сторону.

– По-твоему, если не дурак и не трус, то уже хороший?

Уйма уставился на меня с непонятным выражением. Я смутилась.

– Ну а мы куда свалимся? – спросила грубым, как после простуды, голосом.

– Мы хорошие, – возразил Уйма. – К тому же мы живые. Зачем нам идти через эту трубу? Там перелаз есть…

Я проследила за его взглядом. Слева, чуть в стороне, ров был завален каменными глыбами, и по их гребням можно было перебраться на ту сторону.

Уйме было просто – он перешагивал с камня на камень. Мне мешал посох, и, если честно, ноги оказались коротковаты. В одном месте я не удержалась и сползла по скользкому камню почти на самое дно.

Людоед, к моему ужасу, не стал тут же вытаскивать меня. Он, наоборот, спрыгнул, перелетел через мою голову и приземлился на дне – беззвучно.

Присел. Потрогал черный камень.