В плену королевских пристрастий

– Ну страху на пустом месте нагнать Климентина мастерица, это всем известно, – рассмеялась Римма, – хорошо, что хоть посоветоваться решила вначале, а не сразу резать, вот бы тогда муж ей взбучку потом устроил.

Грегор, ничего не отвечая, прошел к тазу, для умывания.

– Польешь? – обернулся он к жене.

– Конечно, – Римма с готовностью взялась за кувшин, чтобы полить ему, а потом повернулась к Алине. – Пойди ребят покличь ужинать.

Алина тут же вышла. Умывшись, Грегор прошел к столу и сел.

– Что-то ты смурной какой-то… Случилось, что ль чего? – осторожно поинтересовалась жена.

– Ничего не случилось. Устал просто. Думаешь к графу ездить, ближний свет? Да еще Климентина со своими бреднями. Попусту ведь сходил. Час бычка со всех сторон осматривал – здоров он.

– Может, тогда, не из-за бычка тебя звала она? Муж уехал у нее, вот и решила тебя к себе зазвать, вдруг что обломится, – Римма весело хихикнула и, подойдя сзади к мужу, ласково потрепала его по волосам. – Ты ж у меня красавец видный, на тебя полсела еще до свадьбы засматривалось. Да и сейчас, небось, не меньше тайно по тебе сохнут. А она баба бойкая, ты смотри, не влюбись в нее часом.

– Ты мне эти бредни брось! – Грегор зло стукнул рукой по столу. – У тебя что, тоже ум отнялся?

– Ну что ты раскипятился? Пошутила я… – Римма испуганно отступила от него. – Пошутила… не сердись, пожалуйста.

– Ты на шутки такие язык-то прикуси, нашла, чем шутить.

– Извини, не буду больше, – Римма ласково дотронулась до его плеча. – У баб же знаешь, когда беременные они, ум совсем отнимается, так что не серчай.

– Не серчаю, – раздраженно проговорил он и добавил: – Мы есть-то будем или как? Где дети?

– Сейчас придут, Алина их позвать пошла.

– Вот ведь девка, хоть бы раз, что бегом сделала… нет, ходит, будто королева какая.

В этот момент в горницу вошли Алина и сыновья.

– А мы уже во дволе умылися, мам, – весело сообщил Николка, – мы за стол слазу, – он залез на свой стул, – Пап, а ты нас давно здешь?

– Давно, – хмуро отозвался Грегор, он дождался, чтобы все сели, и они прочли молитву.

За все время ужина, Алина так ни разу и не подняла на него глаз. После ужина Грегору захотелось улучить момент и подойти к ней самому, чтобы наедине как-то объясниться. Не оправдываться, нет, но как-то дать понять, что, во-первых, она полезла не в свое дело, а во-вторых… а что во-вторых, Грегор и сам не знал. У него было муторно на душе и хотелось как-то это чувство сбросить с себя. Однако подойти вечером к Алине он так и не смог. Сначала вокруг той постоянно крутился Николка, а потом, когда она его уложила, девочка сразу, отпросившись у Риммы, ушла спать сама.

Следующий день не принес изменений, Алина по-прежнему старалась не смотреть на него и кроме всего прочего стала его явно избегать.

А вечером к Грегору подошла Римма.

– Ты бы поговорил с Алиной, – тихо попросила она.

– Это еще зачем? – Грегор раздраженно посмотрел на нее.

– Обидел ее кто-то, а она не говорит кто. Я еще вчера заметила, не такая она какая-то, а сегодня смотрю, Николку на руки подхватывает, и аж губы закусила и побелела вся. Ну, я к себе ее завела, заставила платье снять, а там синяк на полбока и похоже ребро повреждено, дышать ей больно. Ну я намазала мазью, потом спрашиваю: кто-то обидел тебя или сама упала? Молчит, словно воды в рот набрала, глаза в пол опустила и молчит. Так и не добилась я ничего. Ребят поспрашивала, они говорят, что вроде не падала она и не обижал ее никто… В общем, поговори, может, тебе что расскажет. Ведь, может, кто чего дурное сделать хотел… она девочка красивенькая… ведь не просто так молчит она… не дай Бог из рабочих кто или из соседей…

– Да что ты второй день уже как бред какой-то несешь? – сердито проговорил он. – Ее скорее всего тот вор, что я к графу отвез, ударил, а ты: "дурное кто чего сделал".

– Осматривала я ее тогда, не было этого, Грегор, не было. Он только душил ее, а здесь похоже, что палкой ее очень сильно ударили или упала она очень неудачно, а может и то и другое вместе. Поговори с ней. Скажи, что заступишься и защитишь. Ведь ей больше не у кого защиты просить.

– Да, хватит, право! Вот придет, защиты попросит, тогда защищу. А верить этим твоим домыслам – уволь. Она может в сад чужой лазила и упала там, поэтому рассказывать и не хочет. А ты из меня дурака сделать пытаешься, чтоб я бегал и ее обидчика, которого и в помине-то нет, искал.

– Она? В чужой сад? Да что ты, Грегор, право… Да она даже тряпку какую и то без разрешения не возьмет, а если и возьмет, то для дела, и обратно, откуда взяла, на то же место обязательно и положит. Неужто не замечал?

– Мне еще не хватало следить за ней… Совсем ополоумела что ли? Это тебе она помогает, вот ты и следи. А я и так, и кормлю ее за нашим столом, и пою, и денег тебе дал, чтоб ты ей платье новое справила. В общем, хватит… Придет девочка жаловаться, разберусь, а не придет, разбирайся с ней сама. И хватит мне голову чушью своей бабьей забивать! Мне и без того проблем хватает.

– Ты что так разошелся-то? – Римма удивленно посмотрела на него. – Досадила она что ль чем-то тебе?

– Ты что, не слышишь, что я говорю? Я что, сказал, что она чем-то досадила мне? Это ты мне досадила своими глупостями!

– Почему же глупостями? Ты вон, даже если скотина какая зашиблась, и то переживаешь всегда, и всегда говорил, что за любую скотину во дворе, раз ты хозяин, ответственность несешь. А тут не скотина, а человек, к тому же девочка маленькая, и она у нас живет. Что это с тобой случилось, что ты по-другому заговорил? Ты, кстати, тоже со вчерашнего дня прям какой-то сам не свой. Это не ты случаем так ее за что-то, и именно поэтому она молчит?

– Ты совсем рехнулась? – Грегор схватил жену за плечи и легонько тряхнул. – Да вот тебе, крест, что не бил я ее, – он размашисто перекрестился.

– Тогда что ты так о ней? Ведь помогает во всем, спокойная, тихая, и в то же время против вора не побоялась выступить, наше добро защищая, между прочим. Тебе что даже не жалко ее, что избил так ее кто-то?

– Как я о ней? Как? С чего ты взяла, что ее кто-то избил? Она сказала тебе о том? Нет! Она не скотина бессловесная, которая говорить не может. Скажет, кто ее избил – разберусь, а на нет, и суда нет. И не смей мне перечить! Надоело твои бредни слушать!

– Да не бредни это. Я же не слепая – вижу. Девочка просто боится рассказать. Почему – не знаю, но боится, и ты как хозяин должен разобраться в этом.

– Да ничего я ей не должен! Я из жалости, потому что ты просила, приютил эту нищенку, кормлю ее, пою, и теперь еще оказывается, я ей что-то должен! Ничего не должен! Ничего! Поняла? И чтоб больше не смела рта раскрывать по этому поводу!

– Да с чего ты так взъелся на нее? Что не так она сделала? Что такого предосудительного я попросила? Я попросила лишь попробовать узнать, что с ней случилось, и не обидел ли ее кто. Почему это тебя так разозлило? Я ничего не понимаю, Грегор.

– Выходит, слов ты не понимаешь. Ну что ж, значит, сейчас по-другому поймешь, – он рывком сорвал с себя ремень. – Иди сюда!

И в это время дверь раскрылась и на пороге показалась Алина: – Римма, Вы не дадите мне… – начала было она и осеклась, изумленно глядя на Грегора, который замер с ремнем в руке. От лица девочки сразу отхлынула вся кровь, она сильно побледнела, закусила губы, а потом решительно шагнула к нему:

– Не смейте ее бить! Слышите? Не смейте! – яростным шепотом произнесла она, глядя ему прямо в глаза. – Она ребенка ждет! И бить ее нельзя!

– Вот что, Алина, иди погуляй, – к ней стремительно подошла Римма и взяв за плечи, повела обратно к двери. – Ты знать должна, что то мужа право, жену неразумную поучить, тогда, когда он нужным посчитает. Иди, я потом дам тебе, то, что ты хотела. Иди, – она практически вытолкала ее из комнаты и, плотно закрыв за ней дверь, подошла к Грегору. – Мне на колени встать, али лечь куда? Где бить-то будешь?

– Нигде… – раздраженно бросил Грегор, вновь надевая ремень, после чего стремительно вышел.

С этого момента одно присутствие Алины вызывало в нем волну неприязни и раздражения. Грегор пытался бороться с этими чувствами, убеждая себя, что девочка ни в чем не виновата, но ничего поделать с собой не мог. Ко всему прочему у него стала вновь сильно болеть нога, которая после богомолья практически перестала напоминать ему о себе. Он ходил сердитый и раздраженный, и никакие попытки Риммы вывести его из этого состояния не действовали. Именно Алину он не трогал, но всем остальным доставалось из-за любой мелочи. Он ругался и бил работников, пару раз выпорол Арни. А когда однажды за обедом Николка нечаянно уронил кружку, и она разбилась, потребовал, чтоб Римма немедленно высекла сына, пообещав, что в противном случае его накажет сам и намного сильнее. Римма вывела плачущего Николку из-за стола и через некоторое время из соседней комнаты раздались его громкие крики, а потом топот его ног. Поняв, что сынишка сбежал от матери, стараясь избегнуть наказания, Грегор посмотрел на сидевших напротив него и подавленно потупившихся Арни и Алину, после чего приказал старшему сыну: – Иди помоги матери, и пусть накажет так, чтоб больше не смел противиться, иначе это сделаю я.

Когда Арни вышел, Алина подняла на него глаза, и тихо проговорила: – Вы делаете это все из-за меня, я чувствую. Позвольте мне забрать Малыша, и я уйду.

– И что еще, интересно знать, ты чувствуешь? – мрачно усмехнулся Грегор.

– Чувствую, что мне необходимо уйти, а Вам исповедоваться и причаститься. Тогда Вы и успокоитесь, и нога у Вас пройдет, – спокойно и очень серьезно ответила девочка.

– Считаешь, мне нужно исповедоваться, потому что жене я изменил?

– Нет, это Вы думаете, что я так считаю. А я так не считаю. Я знаю, что приворожить Ваша соседка Вас пыталась, потому и пришла я тогда. И знаю, что смогла ее чары развеять, а без них Вы вряд ли стали продолжать, то, что она вынудила Вас начать.

– Так в чем мне каяться тогда?