Поклонница Фредди Меркьюри

Повернувшись к хозяину, бледному, как смерть, отец сказал:

– Все, больше ничего не могу. Ждите, но прогноз неутешительный. Все внутренние органы отказали. Оставьте его на ночь здесь. Может, выживет. Моя дочь и я тоже останемся, будем следить.

Хозяин тоже остался. Он сидел рядом с собакой, гладя ее по голове, я была рядом. Отец пошел немного поспать, велел разбудить, если что.

Я шепотом спросила:

– А как это произошло, как его отравили?

– Да не знаю я, но если узнаю, убью гада.

– Вы думаете, кто-то нарочно…

– Ну конечно, меня достать не могут, так бьют по самому дорогому.

Мне так странно стало: неужели нет семьи, детей, хотя для меня наши животные тоже были как дети.

Я замолчала, не хотела нарушать тишину, в которой только было слышно тяжелое дыхание Джоя. Хозяин, не переставая, гладил его по голове.

Потом, обратившись ко мне, сказал:

– Как думаешь, выживет?

– Не знаю. Попробуйте поговорить с ним, как с человеком, скажите, как он вам нужен. Он услышит, даже если не отреагирует, он услышит, обязательно услышит!

– Джой, голубчик, ты нужен мне, как же я без тебя… – слова выползали из него с трудом, как бревна.

– Не могу говорить, – он отвернулся от собаки в сторону.

Я с трудом встала, от долгого сидения все затекло, налила ему корвалола. Он выпил, поморщившись:

– А коньяка нет?

– Не знаю. Может, я вам мешаю, вы хотите наедине с ним побыть?

– Да, наверно.

– Я тогда пойду к папе в кабинет, если что, я дверь оставлю открытой.

Сначала я вышла на крыльцо. Так приятно было вдохнуть теплый летний воздух, очиститься от запаха больницы и страданий, послушать пение дроздов, которые обосновались в садике по соседству. Я потянулась, почувствовав, как устала. Было тихо, темно, но стояла машина, в которой сидели охранники. Один подошел ко мне. Было видно, что он переживает за собаку.

– Ну как там пес?

– Пока неизвестно. Ждем. Дышит еще.

– А ты дочка ветеринара? Вера? Я о тебе много слышал.

– Н-да? И что ты слышал?

– Ну, много хорошего. А я Сергей, охранник.

– У вас такой важный хозяин?

– А ты что, не знаешь, кто это?

– Нет, а кто?

– Исмаилов.

– Знакомая фамилия, кажется, его сын учится в нашей гимназии.

– Да, сынок у него еще тот… – он тоже не договорил, но ясно было, что ничего хорошего о сыне своего хозяина он сказать не мог.

– Тебе не холодно? – спросил Сергей. – Ты такая летняя.

Я была в сарафане, который купила перед поездкой в Грецию и часто его надевала. Очень удобный.

– Да, я с утра не успела переодеться. Ладно, – сказала я, – пойду посмотрю, как там дела.

– Ну давай, пока, – сказал Сергей. – Ты еще выйдешь?

– Наверно. Ну, пока.

Я вошла в кабинет, где спал отец. Он тихо посапывал во сне. Я немного прикрыла дверь и тихо вошла к Исмаилову. Он положил голову рядом со своим псом и тоже спал.

Собака была еще жива. Дыхание было хриплое, но не такое тяжелое, как раньше, или мне так показалось. Я подошла с другой стороны стола. Пес так и лежал на операционном столе, я постелила только ему простыню. Может быть, ему было холодно. Я погладила песика по большой лобастой голове, почесала за ушками, провела рукой по спине. Джой зашевелился, открыл глаза и еле-еле повилял хвостом. Я потрясла хозяина за плечо:

– Проснитесь, он очнулся!

Исмаилов еще не успел ничего понять, как пес облизал его лицо. Хозяин чуть не плакал от радости, стал что-то бормотать, обнимая собаку.

Я сказала ему:

– Аккуратнее, не берите его, я сейчас разбужу отца.

Я пошла к папе, но он уже сам шел навстречу, видимо, разбуженный нашими громкими голосами.

Молча, ничего не говоря, он стал осматривать собаку, посмотрел глаза, пропальпировал живот.

Потом сказал:

– Вера, дай воды.

Я принесла специальную поилку. Отец дал воду Джою, тот жадно пил. Отец сказал:

– Если не будет рвоты, может, все будет неплохо.

Мы все сидели, как на иголках, я молилась, чтобы собаку не вырвало. А еще мне было жалко отца. При ярком, беспощадном свете операционной я вдруг увидела, какое у него серое лицо, мешки под глазами, как он плохо выглядит. Папа сам нуждался в медицинской помощи, а никто этого не замечал!