Поклонница Фредди Меркьюри

Отец был плох. Господи, неужели инфаркт? Нужен врач.

Я помогла ему лечь на кровати в спальне, а сама бросилась к телефону и вызвала «Скорую». Когда диспетчер услышала фамилию, она охнула, переспросила:

– Юрий Валентинович? Инфаркт? Сейчас машина приедет. Я потороплю.

Я поблагодарила ее и побежала к отцу. Он сказал:

– Кому ты звонила?

– Пап, не волнуйся, сейчас приедет «Скорая», и тебе сделают укол, у нас ведь даже нет лекарства, только успокоительные.

– Ладно, иди встречай мать, но ничего не рассказывай ей.

– Хорошо.

Я вышла из дома и подошла к калитке. У меня было свое мнение о том, надо ли что-то говорить маме. Я считала, что надо, иначе она будет чувствовать, что что-то не так, и от этого переживать еще больше. Я решила ей все рассказать, но смягчить некоторые моменты.

Мама и «Скорая» появились одновременно.

Мама испуганно спросила:

– Что-то с мамой? – бросила мне сумки и побежала в дом. Я поплелась за ней.

Врач «Скорой», наш знакомый, неплохой кардиолог, пошел к отцу. Я успокаивала маму, и она вошла к папе почти нормально. Мы стояли все втроем: мама, я и бабушка, прижавшись друг к другу, казалось, мы дышали одним дыханием, и наши сердца бились одинаково часто. Мы смотрели, как врач осматривает отца, тихонько расспрашивает о характере боли, медсестра снимает кардиограмму. Даже без вопросов врача мне было ясно, что у отца инфаркт. Надо в больницу. Единственное, что меня утешало: я знала, что для моего отца, практически своего коллеги, врачи сделают все возможное.

Дальше все было как во сне. Кардиограмма подтвердила инфаркт, мама бросилась собирать вещи в больницу, врач звонил по телефону, медсестра делала укол, бабушка плакала, а я стояла, оцепенев, и вспоминала, как у отца в машине текли слезы. Все из-за меня! Отец на грани жизни и смерти из-за меня! Страшная ненависть к Пашке и его семье ворочалась у меня в сердце. Нужно было убить эту гниду, убить, а я струсила, убежала! Я представила, как я с наслаждением бью лежащего Пашку, как душу его голыми руками! Да, надо было так сделать! А потом позвонить Сергею, и он бы избавился от трупа. Может, отец бы ничего и не узнал, зря я ему позвонила! Если в какой-то момент у меня возник страх из-за того, что я так отделала Пашку, то теперь я просто желала ему смерти. Вот так я стала кровожадной злобной тварью. Правда, скоро это состояние сменилось страшной болью из-за отца, надо было ехать в больницу, некогда было строить планы мести. Бабушка осталась дома, а мы с мамой поехали с отцом.

Этот кошмарный день все еще тянулся, когда к нам в коридоре подошел другой уже кардиолог, молодой, недавно приехавший в наш город. Видимо, он думал, что из-за его молодости ему не будут доверять, и он сказал:

– Положение стабильно тяжелое. Мы посовещались с врачом, который привез (он заглянул в историю болезни) Юрия Валентиновича, и решили делать операцию. Иначе…

Мама охнула, я взяла ее за руку и сжала.

Я спросила:

– Когда назначена операция?

– Завтра в девять.

– К нему можно?

– Да, только ненадолго.

Мы пошли в палату в сопровождении врача.

Отец пытался улыбнуться, бодрился, мама со слезами целовала его руку, у меня от этой картины сердце кровью обливалось. Я обняла отца, сказала: «Все будет хорошо, я обещаю!», – и вышла из палаты. Врач вышел за мной. Я опять села на банкетку в коридоре, а врач спросил меня:

– Откуда такой синяк?

Я отмахнулась:

– Какая разница! Лучше скажите, кто операцию будет делать.

– Я и буду.

– Как вас зовут?

– Илья. Илья Андреевич. Карелин.

– Илья Андреевич, каковы шансы на успех?

– Трудно сказать. А вы что, медик?

– Нет, но буду медиком. И кое-что понимаю. И инфаркт распознать могу.

– А сколько вам лет? Вы учитесь в медицинском?

– Я перешла в одиннадцатый класс.

– Просто выглядите старше.

– Доктор, мой отец… Он ветеринар, его все в нашем городе знают. Он ведь не старый, ему всего сорок пять лет. Он должен жить!

На этих словах я заплакала и закрыла лицо руками. Сил больше не было. Илья ушел и вернулся с медсестрой, которая несла в стаканчике корвалол. Он влил в меня лекарство, но я знала, что не успокоюсь. Я чувствовала, что и мне надо отдохнуть. Илья вернулся в палату к отцу, потом вышел и опять позвал медсестру. Я видела, как она внесла чистое белье в палату, там была свободная кровать. Я поняла, что мама остается на ночь в больнице. Илья подошел ко мне.

– Сейчас все хорошо. Идите домой. Придете утром.

Я с трудом поднялась с банкетки. Медсестра, я ее знала, ее звали Зоей, взяла меня под руку:

– Я ее провожу!

Она проводила меня до крыльца, утешая и уговаривая успокоиться, но от усталости я почти не слышала ее слов. Как зомби, я дошла до дома, думая, что надо еще успокаивать бабушку.

Бабушка держалась на удивление мужественно. Она даже заметила мой синяк и спросила про него. Я отмахнулась, мол, ныряла в речке и ударилась о корягу. Вряд ли она поверила, но расспрашивать перестала. Она все еще занималась какими-то делами, а я мечтала только об одном: добраться до кровати. Я еще не успела лечь, как зазвонил мой мобильник. Я схватила телефон, не посмотрев на номер, подумала, что из больницы. Но я услышала голос, который слышала только один раз, сегодня утром, и забыть который не смогу никогда:

– Ты очень пожалеешь о том, что сделала! Ты пожалеешь, что на свет родилась! Твой папаша сдохнет, а потом и ты отправишься на тот свет! – я онемела, и в этот момент услышала звуки борьбы, видимо, кто-то вырывал телефон, а потом я услышала голос Исмаилова:

– Вера, не слушай ее, прости, ничего не бойся!

Раздались гудки. Я сидела на кровати, раздавленная всеми событиями этого дня. Кончится он когда-нибудь? Я повалилась на кровать, уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания. Папа, папочка мой, неужели они что-то сделают в больнице, неужели убьют его? А я валяюсь здесь и реву вместо того, чтобы быть с ним!

Опять зазвонил телефон. В этот раз я посмотрела: звонил охранник Исмаилова, Сергей.

Я ответила, но в моем голосе еще звучали слезы, потому что он сказал:

– Успокойся, пожалуйста, все будет хорошо. Меня хозяин отправляет в больницу, дежурить у твоего отца. Я никого не пущу, будь уверена. Сам он утром приедет, когда с сыночком разберется. А хозяйкины слова не слушай, она дура.

– А что с Пашкой?