Ступеньки – хранители самого сокровенного. Мы взрослеем, познаем мир, радуемся и страдаем, а подчас и заканчиваем свой жизненный путь, спускаясь и поднимаясь по лестнице родного дома. Ступеньки знают все наши секреты, а мы помним точное их число.
…Сорок, сорок один, сорок два.
И вот долгожданная дверь.
Аня нетерпеливо нажимает на кнопку звонка.
– Иду! Иду!
На пороге – мама.
Девушка прикрывает глаза и слегка втягивает носиком воздух в предвкушении кулинарных изысков. Как радостно вернуться домой!
Вслед за Аней поднимается с сумкой отец:
– Все. Прибыли.
Мама накрывает на стол:
– Доченька! Мой руки! Мы тебя ждем!
– Да, мам, сейчас.
Прислонившись к косяку двери своей комнаты, Аня с удовольствием обводит взглядом любимый уголок. Кровать, шкаф, пианино, стол, диванчик, широкий подоконник. На подоконнике – две куклы.
Она ни разу о них не вспомнила! События последних дней пролетают в памяти одним мгновеньем.
Крис?!
Кукольный Крис по-прежнему обнимает кукольную Аню.
***
Утро следующего дня переносит Аню в детство. Стол в ее комнате накрыт кухонной клеенкой и придвинут к окну. На столе – коробка с измельченной газетой и кастрюлька с остатками клейстера. Кисточки, ножницы, наждачная бумага, скальпель, пилки, стоматологические инструменты ждут своего часа. В центре стоит большая миска с готовым «тестом» папье-маше. Рядом лежит кукольный Крис и портрет настоящего, нарисованный на миллиметровке в профиль и анфас. Крылышки отстегнуты. Волосы куклы аккуратно подвязаны полоской ткани.
Аня берет из миски кусочек массы.
Тихо тикают настенные часы. Тонкие пальчики делают ювелирную работу.
***
Солнце садится. Кукла лежит на подоконнике. К завтрашнему утру папье-маше высохнет. Аня обработает наждачной бумагой миниатюрное личико, покроет его грунтовкой и раскрасит.
Завтра. А сейчас она стоит у окна в рабочем фартуке, с неизменной «метелкой» на голове и устало наблюдает в окно за тем, как вечер тихо накрывает город сумрачным покрывалом.
Глава 9
Октябрь разлил охру по желтому сентябрьскому ковру. В воздухе звенят первые заморозки.
Аня не спеша идет по аллее и поддевает ногами листья. Она вспоминает прежние осенние «шуршащие» прогулки в сквере у дома: в раннем детстве – с мамой, позже – с друзьями, в романтический период – с поэзией. Сегодня рядом «шуршит» Крис.
Он приехал без предупреждения.
Олег пригласил Аню на чашечку кофе. Она давно не видела Олега и с радостью согласилась. В кафе за столиком рядом с ним сидел Крис.
Аня уходит вперед, собирая в букет опавшие листья. Оборачивается. Желтые волосы, длинное темное пальто. Крис похож на деревья. Аня ловит себя на мысли, что он приходится им дальним родственником. Очень забавно.
– Мы с тобой одной крови, ты и я! – весело выкрикивает Аня и подбрасывает вверх листья. Она бежит назад к Крису. Щечки розовеют от холодного воздуха.
Крис улыбается и качает головой:
– Это Киплинг, я знаю! Ты будешь становиться серьезной?
– Уже…
Аня немного задыхается от бега:
– Мой преподаватель в музучилище дал мне послушать оперу «Лючия ди Ламмермур» Доницетти. Скажи, разве можно сойти с ума от потери любимого человека? Разве жизнь останавливается на этом?
– Причины безумия бывают разные. Человек – великая тайна природы. Одни мужественно и стойко переносят куда более тяжелые испытания. А у других не хватает душевных сил смириться с утратой. Но Лючия стала жертвой циничного обмана близких людей. Вероятно, внезапное ощущение полного одиночества и стало причиной ее помешательства. Бывает, что люди не выглядят потерявшими рассудок. Но их сознание не справляется с переменой в жизни, и они тихо теряют к ней интерес.
– Это, наверное, хуже смерти?
– Пожалуй, да. Тяжелое, безрадостное движение по кругу, вокруг одной точки должно быть похоже на преисподнюю. И вырваться из этого круга невероятно сложно.
Аня замирает.
– Что же ты загрустила?
Крис с улыбкой смотрит девушке в глаза:
– Скажи-ка, тебе понравилась сцена сумасшествия Лючии?
– Ой, Крис. Это фантастика! Мне кажется, что я никогда не смогу спеть что-то подобное.
– Никогда не говори «никогда».
– О, слова Михаила Степановича! Когда я пришла в августе к нему в музучилище и сказала, что хочу подготовиться к сдаче экзаменов в консерваторию, он не поверил. Он уговаривал меня заниматься академическим вокалом еще в мою бытность его студенткой. Я даже пыталась пробовать. Скорее всего, не хватило терпения и понимания. А может быть, было рано. Да я тебе рассказывала. Я была категорична и сказала: «Никогда». И теперь, услышав о моих намерениях, Михаил Степанович посмотрел на меня, как на только что вылупившегося цыпленка, поднял вверх палец и произнес вот эти же самые слова.
– Правильно сказал. Как успехи?
– Бывает всякое. Но в целом он доволен.
– А ты?
– Сложно, но мне нравится.
– А Олег?