На грани доверия. Книга третья.

– Ладно, я понял, – Вилли прервал эту странную паузу, поднялся из-за стола, – мне пора, – достал из кармана сигареты, зажигалку, стал крутить её между пальцами.

– Володя, – Фертовский-старший умоляюще посмотрел на внука, – есть причины, по которым я не могу тебе всё объяснить, – с волнением в голосе сказал он, – пожалуйста, поверь, так будет лучше, прежде всего, для тебя.

– Для меня? – гневно сверкнул глазами молодой человек. От эмоций они у него даже потемнели.

– Да, для тебя. Ты куда? – Владимир Григорьевич поторопился за внуком к выходу, махнул рукой Мирону Яновичу, мол, всё нормально, разберёмся сами.

– Я еду домой, на такси, – ответил Вилли деду уже на улице, закурил.

– Но я же на своей машине, – упавшим голосом напомнил Фертовский-старший.

– Спасибо, я доберусь на такси, – с этими словами Вилли, даже не поглядев в сторону деда, сел в жёлтый автомобиль с шашечками.

Молодой человек доехал до дому, но в подъезд входить не стал, устроился на скамье возле детской площадки, опять закурил. Воздух был холодным, но сухим. Уже несколько дней дожди в город не приходили. У Вилли зазвонил телефон.

– Ой, а можно сделать погромче? – попросила Виктория таксиста, когда они с Надей возбуждённо-весёлые сели в такси. Слегка охмелевшая Вика смешно доковыляла на своих тонких каблуках до машины, засунула себя туда, бурча что-то под нос. Как только услышала мелодию из приёмника в автомобиле, широко улыбнулась. Таксист прибавил звук.

– Мне так нравится эта песенка, – прокомментировала Вика, пытаясь подпеть французской вокалистке, получалось одно сплошное мяуканье и французская картавость, зато весело. Надя рассмеялась. После всех сегодняшних обсуждений и тревог она, благодаря неутомимой Викусе, сумела тоже расслабиться.

– А ты знаешь, о чём она поёт? – спросила Надежда, пытаясь вслушиваться в слова песни. Французский она изучала давно и факультативно, теперь уже мало что могла вспомнить.

– Знаю-ю-ю, – муркнула Вика, – часть текста вот о чем:

Что будет дальше?

Какая разница, куда я иду,

Пока мне не страшно

Держать за руку другого,

Пока люблю время, которое уходит.

Во всем, что я делаю,

Гнев и любовь, как одно целое.

Будь она моей, или вашей,

Этой жизни нам не понять.

Что будет дальше?

Рисую себе путь,

Не думая о том,

Где он закончится.[1 - Песня французской вокалистки ZAZ.]

– Ух, мне нравится! – восхитилась Надя, – удивительный голос, чуть с хрипотцой, но очень приятный, – да, в её устах французский особенно певучий. Хотя я здесь слышу и испанский?

– Да, она поёт на двух языках, – подтвердила Виктория.

– Хорошо-то как, Викусенька, – Надя обняла подругу за шею, – знаешь, я счастлива, что мы с тобой столько лет дружим, хотя мы такие разные, – сказала она.

– Чего это мы такие уж разные? – возразила Вика. – У нас много общего.

– Да?

– Да! Ну, во-первых, мы обе красивые и умные, – начала перечислять она.

– Так, – кивнула Надя.

– Во-вторых, у нас мужья родственники. В-третьих, Сашка – моя крестница.

– Да, действительно, у нас много общего, – она согласилась, – в таком случае – ура?

– Ура-а-а-а! – Вика хихикнула.

Таксист тем временем подъехал по первому адресу, остановил автомобиль, терпеливо ожидая, когда одна из пассажирок покинет машину. Ему понравились эти молодые женщины своей весёлостью, позитивным настроем.

– Я тебя провожу до подъезда, – сказала Вика, вылезая вслед за Надей, – ты должна дойти до дома в целости и сохранности, а то вдруг попадётся маньяк.

– Ты мой охранник? – засмеялась Надежда.

– Именно, – Вика ступила на тротуар, качнулась, но равновесие удержала, – шеф, – обратилась она к таксисту, – подождёшь?

Подруги дошли до дома, напевая и хохоча. После того, как раз пять обнялись, наконец, расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Надежда послала воздушный поцелуй Виктории и скрылась за дверью. Вика обернулась – такси не было.

Глава 41

Владимир Григорьевич, наконец, добрался до дома, так скверно на душе у него не было давно. В последние годы, с того момента, как он женился на своей бывшей студентке, несмотря на косые взгляды и осуждение окружающих, кроме семьи, конечно, Фертовский-старший словно радикально поменял судьбу. Теперь он крайне редко бывал в плохом настроении, не вмешивался в жизнь сына, а рождение внучки способствовало тому, что он, наконец, почувствовал гармонию жизни. Каждый день теперь наполнялся неведомым ему до селе счастьем, состоящим из мелочей, о существовании которых он раньше не задумывался. Эти миги счастья были разными, но неизменно прекрасными. Жена, сын, внучка. Работа приносила удовольствие, студенты его стимулировали, даже омолаживали, как и жена. Дом казался уютной пристанью, в которую всегда хотелось вернуться.

Когда внук сообщил о своём желании приехать в Россию, радости деда не было предела. Казалось, это стало ещё одним этапом в безмятежно-счастливом существовании.

И вот внук приехал – взрослый красивый, по-Фертовски сдержанный, с правильными манерами, своим взглядом на мир, но главное, проявляющий неподдельный интерес к жизни деда, недаром он столько времени проводил у них в доме. Живо интересовался коллекцией, с благодарностью принял подарок. А что теперь? Будь неладен тот день, когда всплыли результаты исследований, которые вынудили запечатать уста Фертовского-старшего.

Он горестно вздохнул, поставил машину в подземный гараж – пискнула сигнализация. Поднялся в квартиру, потер грудь с левой стороны – боль не отпускала. В коридоре попытался позвонить внуку – тот не брал трубку.

Владимир Григорьевич снял пальто, ботинки, размотал шарф, в этот момент по холлу шла экономка. Завидев хозяина, она поторопилась подойти.

– Ну, что, моя старушка, устала ты от всех нас? – спросил Владимир Григорьевич. – Что такое? – удивился он, заметив, что её глаза увлажнились, – Степановна, дорогая моя, что случилось?

– Владимир Григорьевич, вы хотите уволить меня? – она достала из кармана передника платок.

– Почему ты так решила? Разве я тебе сказал об этом? – он взял из её усталых морщинистых рук платок и вытер ими слёзы.

– Вы спросили, устала ли я от вас, – ответила Степановна, – я подумала…