– Нет, это не розыгрыш, – он посмотрел матери прямо в глаза. Севка предупреждал, что мать будет в ярости, но это только начало, она не знает главного.
– Ты с ума сошёл? Отвечай немедленно! – потребовала она.
– Отвечать немедленно – что? Что я с ума сошёл? – Дима вдруг почувствовал такое спокойствие, такую уверенность, что сам себе поразился. Хватит уже жить чужим умом, чужими желаниями, чаяниями. Это его жизнь, его судьба и его ответственность, прежде всего, перед самим собой.
– Почему ты решил отменить свадьбу? – произнесла по слогам Фаина Витальевна. Ей безумно хотелось немедленно выпустить пар, но она понимала, что если это сделает сейчас, то ничего не узнает о планах сына. Он просто замкнётся.
– Потому что я не люблю Мишель, – пожал плечами Дима.
– Не любишь? Что это значит?
– Мама, тебе объяснить, что значит, когда не любишь человека? – Дима передвинулся, поменяв позу.
– Прекрати поясничать, – она повысила голос, – ты прекрасно знаешь, о чём я.
– Я повторяю тебе, что не люблю Мишель и не хочу на ней жениться. Я так и сказал ей об этом.
– Ты не понимаешь, что это хамство?
– Может быть и хамство, но я хотел быть честным, – Дима стала тереть кисть руки, на которой был гипс, пальцы на ней периодически немели.
– Кому нужна твоя честность?
– Мне, мама, мне нужна моя честность, – ответил он.
– Это глупость, – Фаина Витальевна вскочила, – я не позволю из-за твоей выходки рухнуть всем нашим планам. Этот брак выгоден нашему бизнесу, ты прекрасно знаешь.
– Мама, но не всё в жизни подчинено материальному достатку. Ты хочешь сделать меня жертвой своего бизнеса?
– Нашего бизнеса, нашего, детка, – она стала ходить по палате, – ты забыл, видимо, всё, что ты имеешь, – благодаря этому самому успешному бизнесу. Твоя учёба, твои развлечения, прихоти, поездки, отдых, комфорт, твой образ жизни в целом.
– Но почему за всё это я должен расплачиваться браком с девушкой, которую не люблю? – Дима поднял глаза на мать, которая остановилась перед ним, перестав лихорадочно ходить взад-вперед.
– Что ты заладил со своей любовью? Что за внезапный приступ пошлого романтизма?
– Ты считаешь, что любовь – это пошлый романтизм? – удивился Дима. – Мама, ты, конечно, деловой человек, прагматичный, рациональный, но ты не можешь отрицать того, что любой нормальный индивидуум способен чувствовать, хотеть, желать, испытывать тягу к другому человеку, и не только физически.
– Интересно, – она опять села, внимательно посмотрела на сына, поправила волосы, сложила руки на груди, – либо я тебя совсем не знаю, что, в принципе, исключено, либо… – задумалась, – ты встретил другую? Ты изменил Мишель?
– Причём тут измена? – Дима покраснел, но не от того, что мать попала в точку, а от того, что больше всего на свете не хотел с ней обсуждать эту тему, то есть всё, что так или иначе, может коснуться Миры. И не дай Бог мать узнает о ней. По крайней мере, пока. И Миру как можно дольше надо прятать от неё.
– Дмитрий Данилевский, ответь мне на вопрос, – она опять повысила голос.
– Какой, мама?
– Ты увлёкся другой женщиной? Кто она?
Дима, превозмогая боль в боку, тяжело поднялся с места, прошёл по палате, опять затекла кисть руки, опять стал её растирать. Зато голова больше не кружилась. Нет, кружилась, только от осознания того, что в его жизни появилась Мира. Мысли о ней придавали ему сил. Такое с ним было впервые. Конечно, были романы. Дима был правильно воспитан, выдержан. Но он предпочитал не размениваться, не бросаться в омут с головой, если не был влюблён, не использовать женский пол для удовлетворения лишь своей похоти. Склонности к романтичности за собой тоже не отмечал, но никогда не был столь прагматичен, как мама. Брат мышлением и характером был больше похож на неё, но до того момента, как разочаровался в своём браке, в своей жене. Именно тогда он понял, что не всё в этой жизни покупается и продаётся, и что самые деловые отношения так и останутся деловыми, а жить с бизнесом не получается, потому что чувства – они рождаются и сохраняются не на банковских счетах, а в сердце.
– Кем ты увлёкся, Дмитрий? Я повторяю свой вопрос, – потребовала Фаина Витальевна.
– Мама, это не увлечение, – он встал у окна.
– А что? Позволь мне на правах матери узнать – что? Что могло тебя изменить за несколько дней так, что ты решил перевернуть всю свою жизнь? Ещё недавно женитьба на Мишель была решённым делом.
– Я понял, что делаю ошибку, – Дима повернулся к ней.
– Какую, Дима? Мишель тебя в чём-то разочаровала? Она что-то сделала не так? Но женщин надо уметь прощать, мы все далеки от идеала. Не отменять же свадьбу.
– Отменять, мама. Я не хочу жениться на Мишель, – он всё ещё стоял у окна, словно опасался подойти ближе.
– Я так понимаю, что сегодня истинной причины я не узнаю, – Фаина Витальевна поднялась с места, взяла в руки сумку, – но это вовсе не означает, что я сдалась. Отнюдь. Я приложу все усилия, чтобы ты понял, как ты ошибаешься. А если ты, правда, увлёкся кем-то, то скоро забудешь о своей блажи, – с этими словами она вышла из палаты.
У Димы засосало под ложечкой. Если мать сказала – она не отступит. Он посмотрел на экран айфона – Мира так и не позвонила, и не написала.
Глава 46
Сегодня условились встретиться не в кафе, а в подземке. Мира, прислонившись к столбу, стояла на Лубянке и читала книгу. Приехала несколько раньше условленного времени, поэтому взялась читать, тем более что её увлёк «Лавр» Евгения Водолазкина.
– Привет, красавица, как дела? – услышала фразу с характерным акцентом, подняла глаза. Перед ней стояли два ярких представителя одной из кавказских национальностей. Молодые худощавые в спортивных костюмах, с маслянистыми взглядами тёмных глаз и ухмылочно-наглыми физиономиями. Псевдопревосходство. Мира не сочла нужным отвечать, продолжила читать.
– Эй, с тобой поздоровались, – сказал второй с ещё большим акцентом. Мира опять промолчала, но читать перестала.
– Ты глухая что ли? – он хихикнул, довольный своей глупой шуткой. Подошёл к Мире ближе, наклонился. Она отстранилась.
– Дай почитать, – сказал первый и стукнул по книге Миры так, что девушка чуть её не выронила. Вот тут она уже испугалась.
– В чём дело? Какие-то проблемы? – грозно пробасил Зорин. Мира не заметила, как он подошёл. В следующий момент снял с плеча рюкзак, окинул кавказцев таким уничижительным взглядом, какой обычно доставался наглым и ленивым студентам.
– Всё хорошо, братан, – осклабились кавказцы и отступили.
– Точно? – Зорин обратился к Мире.
– Да, – кивнула девушка, – пойдёмте, Вадим Георгиевич, – добавила поспешно, спрятала книгу в пакет. На преподавателя посмотрела с нескрываемым восхищением. Давно его не видела и уже стала успокаиваться, а тут опять в полной мере ощутила его обаяние. А теперь ещё и заступился за неё, настоящий рыцарь.
Зорин подал ей руку у эскалатора, встал на пару ступенек ниже и оказался лицом к лицу. Она, смутившись, отвела взгляд.
– Мира, солнце моё ясное, рассказывайте, как ваши дела? Ну, кроме той ситуации, которую я имел возможность наблюдать. Товарищи с гор пытались показать, кто тут хозяева, – иронично усмехнулся Вадим.
– Вадим Георгиевич, спасибо, что заступились, – поблагодарила Мира.
– Не за что, хорошо, что я вовремя появился. Так что, дела идут?
– Дела хорошо – работа, учёба. Таисья передаёт вам большой привет, она не смогла сегодня приехать на встречу, нагрянули очередные её родственники, теперь уже из Сургута, Тае велели их накормить, – Мире было неловко смотреть Зорину прямо в глаза, он находился слишком близко.
– У Таисьи, как я успел понять, хлебосольный дом? И поэтому всегда кто-то приезжает. Они дружны, это хорошо.
– Да, есть такое. Они поддерживают отношения со всей многочисленной роднёй, – подтвердила Мира и первой шагнула с эскалатора.