На грани доверия. Книга третья.

– Тут есть небольшое, но очень уютное кафе, предлагаю нам устроиться именно в нём, – предложил Вадим, когда они вышли на улицу. Дул холодный северный ветер, Мира туже затянула шарф, пожалела, что не надела шапку. Становилось всё холоднее. Вдруг ей вспомнился Дима, как они гуляли по Сухаревской и он рассказывал ей о любви Шереметьева и Жемчуговой. Как они потом отогревались в «Шоколаднице», а Дима ещё старался Миру накормить изо всех сил. Тогда она ещё ничего не чувствовала к нему, даже раздражалась. А вот потом, после аварии…

Мира никому не рассказала о том, что произошло, так и не призналась даже Таисье, хотя они и подруги. Просто потому, что пришлось бы рассказывать и о Диме, а ей не хотелось. Почему? Она и сама не могла понять. Обычно девчонки делятся друг с другом, обсуждают, даже советуются. Но Мира в советах не нуждалась, ей хотелось разобраться во всём самой. Понять саму себя без чьего-то вмешательства.

Быстро дошли до кафе, благо было недалеко от метро, поднялись на второй этаж по красивой, украшенной вензелями, винтовой лестнице, столики там стояли круглые миниатюрные. Как раз на двоих.

Вадим Георгиевич заказал себе чашку ристретто и шоколадный маффин, Мира ограничилась маленькой чашкой капучино.

– Итак, милая Мира, – Зорин отпил глоток кофе, удовлетворённо кивнул, – я обратил внимание, что вы читали в метро. Позволите узнать, что за автор и соответственно роман привлёк ваше внимание?

Мира достала книгу из пакета, дала в руки преподавателю, Вадим прочёл название, аннотацию.

– Знаете, как я в магазине выбираю книги? – задал вопрос, одновременно вчитываясь в текст начала романа. Поднял глаза на Миру. – Я открываю начало книги, затем середину и наконец, финал. Читаю оттуда по странице. Если меня что-то зацепило, я покупаю роман.

– То есть вы мало прислушиваетесь к отзывам? – уточнила она.

– Я к ним едва ли вообще прислушиваюсь. Ну, есть, конечно, весьма компетентные люди, мнение которых ценно. Но, поверьте, Мира, лучше всего составлять своё мнение. И не только в литературе.

– Но я, к примеру, прислушивалась к вашим рекомендациям, и благодаря вам, я открыла для себя столько авторов и столько интересных книг, – возразила Мира.

– Надеюсь, что это так. Но вам могли и не понравиться те книги, что я рекомендовал, я вполне допускаю это. Хотя… – он сделал паузу. – Я подбирал такую литературу, чтобы наверняка вам пришлась по душе. И я не ошибся. Так ведь? – он хитро улыбнулся и отпил кофе. Расстегнул на кофте молнию, снял её, оставшись в футболке. Мира теперь имела возможность обратить внимание на его мускулы – рельефные, хорошо очерченные, как на руках, так и на торсе – его особенно красиво обтягивала футболка. На шее висел серебряный крестик. Девушка невольно залюбовалась Зориным ещё больше, когда он несколько вальяжно откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу.

«От него, правда, можно сойти с ума», – промелькнуло в её голове. Невероятно мощное мужское начало, магнетизм. Причём без самолюбования, без превосходства над окружающими, хотя и держится на некотором расстоянии, но без снобизма. Скорее, доминирует чувство собственного достоинства. При этом может быть и мягким, и принципиально жёстким. А красота его тоже истинно мужская – про таких говорят «видный, заприметный».

Словно подслушав её мысли, Зорин многозначительно улыбнулся.

– Мира, как же мне хорошо с вами, уютно, я отдыхаю в вашем обществе, – признался так просто, легко, не догадываясь, что именно сегодня эти слова могут значить для девушки гораздо больше, чем вчера, – я недавно был на вашей станции метро, думал о вас, – добавил, опять улыбнувшись.

Зазвонил телефон, Зорин, извинившись, отошёл в сторону. Мира, после сказанных им слов, совсем смутилась, сидела разрумянившаяся, не знала, куда девать руки, как вести себя дальше. А Вадим, как ни в чём не бывало, поговорив, вернулся за столик, подмигнул ей, допил свой ристретто.

– Люблю хороший кофе, – сказал с чувством. Мире это напомнило сцену с братом Димы – Всеволодом и их полушутливый разговор о кофе. Но теперь, когда рядом сидел Вадим Георгиевич да ещё признался, что ему хорошо с ней, образ Дмитрия померк. Это не было легкомыслием со стороны Миры, просто чувства к Зорину оказались сильнее.

Глава 47

Надя с Сашей стояли уже у двери, когда Вилли, покинув свою комнату, шёл по коридору. Она не видела его несколько дней, хотя вроде бы он был всё время дома.

– Володя, – окликнула его Надежда, – мы едем навестить дедушку, ему вчера было плохо – вызывали врача, – сообщила она.

– Да, отец мне говорил, – бесцветным тоном отозвался Вилли.

– Вы не собираетесь его навестить? Поедем с нами? – в этот момент Саша посмотрела на маму и недовольно поджала губы.

– Я потом его навещу, – сказал Вилли и двинулся к кухне. Надя посмотрела ему вслед, пытаясь понять, откуда такие разительные перемены и явное равнодушие по отношению к деду.

– Мам, пойдём, – Саша дёрнула её за рукав.

Дверь открыла Елена Степановна, всплеснула руками:

– И кто это пришёл к своему дедушке? Что за девочка такая славная? – улыбнулась она в глубокие морщины.

– Это я пришла, – Саша широко улыбнулась, – баба Степановна, привет, – пожала ей руку.

– Моя ты хорошая, проходи, снимай курточку, шапку, сапожки. Дедушка уже ждёт тебя, спрашивал, – сказала экономка, поздоровалась с Надей, помогла девочке раздеться и повела её к деду. Тем временем в коридоре появилась Маша.

– Ну что, как дела? Как себя чувствует Владимир Григорьевич? – спросила Надя, раздеваясь.

– Сегодня немного лучше, слава Богу, – доложила Маша, – слабость, правда. Устал он, Надюш. Да и в последнее время всё нервничал. Из-за внука.

– Из-за Вилли? – Надя нахмурилась.

– Да, по словам Степановны они крепко повздорили, по крайней мере, Вилли обиделся на деда. А Володя это тяжело переживает.

– А, вот оно что. Мне теперь понятно, почему Вилли отказался с нами ехать, да и вообще проявил равнодушие к болезни деда. Но всё равно это жестоко, ведь Владимир Григорьевич ему не чужой. Любопытно было бы узнать причину их размолвки. Степановна её не озвучила?

– Нет, она не знает, – покачала головой Маша, – а спрашивать у мужа я не стану, ещё больше его огорчать я не хочу.

– Да, ты права, Машенька, ладно, узнаем всё в своё время, – Надя приобняла племянницу. – Как ты сама? Держишься?

– Держусь, родная, мне иначе нельзя, – пойдём к Володе? Он и тебя будет рад видеть.

Владимир Григорьевич сидел в глубоком кресле в гостиной, ноги укутаны клетчатым пледом, рядом стоял крохотный приёмник, из которого доносилась тихая музыка. Саша сидела у ног деда и рассказывала ему про то, как они ходили в больницу удалять ей зуб. Фертовский-старший гладил внучку по волнистым волосам и улыбался. Это маленькая девочка приносила ему столько счастья.

– Добрый день, Владимир Григорьевич, – поздоровалась Надежда, подошла к свёкру, поцеловала его в щёку. – Хорошо выглядите.

– Ох, Надя, лукавишь ты, – он покачал головой, – выгляжу я плохо, сам знаю. Ночью опять подскочило давление. Но уже доктора тревожить не стали, сами сбили.

– Вам лежать надо, – Надежда знала это по тому, как у мамы скакало давление.

– Да лежал я, недавно пересел в кресло, как же я могу встречать моих девочек в кровати. Это моветон, – он опять погладил внучку по волосам. – Належусь ещё, успею. С понедельника в клинику, там будет и время, и кровать.

– Не расстраивайтесь, Владимир Григорьевич, обследуют, подлечат, будете у нас здоровым и сильным. Правда, Саша?

– Дед у нас всегда сильный и красивый, – девочка прижалась к ногам деда. Он засмеялся.

– Устами младенца глаголет истина, – заметила Надя, – Саша права, вы всегда мне казались красивым мужчиной, к тому же настоящий аристократ.

– Наденька, милая моя, а я ведь был против тебя,– он помрачнел, – так давил на Николая, да и тебе в своё время наговорил всякого.

– У меня короткая память, я не помню, – покачала головой Надежда.

– Зато я помню, как ты пришла ко мне со всем тем, что накопала о моих предках, кем они были, чем занимались. Я тогда был по-настоящему ошарашен. А потом и сам стал исследовать наше генеалогическое древо, – он задумался.

– Владимир Григорьевич, вы устали? Может, ляжете? – Надя приняла его задумчивость за утомление.

– Нет-нет, Надюша, всё хорошо. С вашим приходом у меня только радость. А знаете, что? Сашуленька, ты хочешь, чтобы Степановна испекла нам пирог? – обратился он к внучке.

– Хочу, деда, я люблю пироги бабы Степановны, – запрыгала от радости девочка.

– Тогда давай её попросим? Она нам с тобой точно не откажет. Машенька, отведёшь Сашу на кухню? Дайте Степановне задание испечь нам пирог с…