На грани доверия. Книга третья.

– Ты был у неё? – спросил Дима, не поворачиваясь и не обращая внимания на слова брата.

– Был, – Всеволод стал убирать со стола, включил чайник.

– Всё плохо?

– Брат, тебе не говорили, что ты пессимист и зануда?

– Говорили, – буркнул он.

– Ага, значит, это для тебя не новости, – Всеволод подошёл к брату, – Дим, успокойся, не всё плохо.

– То есть? – он повернулся.

– Надо набраться терпения и подождать. Я почему-то уверен, что эта прекрасная девочка примет правильное решение. У неё крепкий внутренний стержень. Она умна и рассудительна, даже слишком.

– То есть у меня есть шанс? – глаза его загорелись.

– Кто сказал, что его нет? В конце концов, напоят меня чаем в этом доме или нет?

Глава 52

– Пройдём в зал, – предложил Владимир Григорьевич, – там будет удобнее рассмотреть содержимое ларца, и заодно я продолжу рассказ, – с этими словами он вытащил ларец из сейфа, пронёс в библиотеку и особо бережно положил на стол.

Когда Фертовский-старший открыл ларец, Надя не удержалась от возгласа восхищения. Изнутри ларец был обит тёмно-синим бархатом, подбой крышки выполнен из розового атласа. Но особый восторг вызывало содержимое ларца. В гнёздах основания находился комплект украшений: длинный пояс из восьми серебряных звеньев, короткий пояс – пектораль из четырёх звеньев, тридцать три полусферические пуговицы-бляшки, украшение на головной убор в виде аграфа и пара шпор. Эти драгоценности были изготовлены из серебра и украшены в технике чеканки, гравировки, зерни, скани и инкрустированы.

– Смотри, Надежда, – Владимир Григорьевич надел очки, первым в руки взял пектораль, – пояс состоит из прямоугольных звеньев, инкрустированных перламутром и цветными стразами в высоких кастах. Звенья соединены короткими цепочками с полусферическими бляхами, инкрустированными бирюзой, перламутром, альмандинами и стразами. – Обрати внимание, что боковые поверхности блях украшены миниатюрными литыми и чеканными фигурками воинов. Видишь?

– Да, – Надя вгляделась, – потрясающе! Его не то, что в руках держать, на него дышать боязно – такой раритет.

– Дальше будет ещё интереснее, поверь, – пообещал Владимир Григорьевич. Он, рассказывая и показывая всё невестке, вдруг почувствовал особое оживление, даже азарт. Надо было сделать это раньше, ведь знал, что Надя правильно отреагирует и оценит семейную реликвию. – Аналогично украшены нашивные пуговицы-бляхи для груди на кафтане. А вот это, – он взял из ларца более крупную, чем другие, полусферическую бляшку с тремя ветвями, – положил её на ладонь Нади, – украшение на шапку – падающая звезда, комета, на ней перламутр, альмандины и зелёные стразы.

– Оно великолепно, не вычурно, нет лишнего блеска, я бы сказала – по-княжески сдержанно, – сделала она вывод.

– Насчёт князя, – улыбнулся Владимир Григорьевич, сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на невестку, – это ты в точку, дорогая. Поясню чуть позже, – дальше рассматриваем гарнитур?

– Да-да, конечно, – закивала Надежда.

– Дуги с остриями – это шпоры, на них и золото, и серебро, они покрыты чеканным орнаментальным узором, – указал Владимир Григорьевич, коснувшись указательным пальцем шпор, они находились по краям ларца. – Ну и самое главное, что здесь может быть и ради чего я, собственно говоря, тебя пригласил. Ты уже успела заметить, что в гарнитуре есть ещё одна вещь – клинок.

– Да, я сразу обратила на него внимание, – сказала Надя.

– Это клинок дамасской стали, помнишь, историю награждения Александра Астафьева, которую я тебе рассказал в самом начале нашего разговора?

– Конечно, помню, – живо отозвалась Надежда, – то есть вы хотите сказать, что это и есть тот самый клинок? – глаза её расширились. – Не может быть…

– Почему же не может? – опять улыбнулся Фертовский-старший, – вполне может быть. Это, действительно, тот самый клинок, который получил мой предок за храбрость, проявленную в войне 1812 года, – с этими словами Владимир Григорьевич вынул ножны с саблей из бархатного углубления ларца, – в то время изготовленный прославившимися тульскими мастерами.

– Ах, какое чудо, – Надя не могла отвести глаз, – Владимир Григорьевич, этот же клинок держал в руках ваш далёкий предок. А теперь спустя века и мы можем прикоснуться к нему. И дело не в том, что клинку двести лет, исходя из мощи общей истории, это не так уж много, а суть – что именно эта вещь была в вашем роду в личном пользовании. Ну, это словно весточка от предка, завещание что ли.

– Касательно завещания – мы ещё вернёмся к этому вопросу, – сказал Фертовский-старший, – ты посмотри на клинок, – он наполовину вынул саблю из ножен, – хотя женщинам в основном не очень интересно оружие, но полагаю, что ты правильно оценишь эту вещь.

– Она, воистину, великолепна, – Надя закивала головой.

– Клинок со средним изгибом, – продолжил рассказывать хозяин дома, – однолезвийный с обухом и широким долом, боевой конец двулезвийный. До половины длины обе голомени[2 - Боковая сторона клинка холодного оружия, ограниченная лезвиями или же лезвием.] клинка украшены на синем вороненом поле в технике травления, золочения и гравировки – здесь изображены арматуры, виньетки, лавровые ветви. Пята[3 - Незаточенная часть клинка, прилегающая к эфесу или непосредственно к рукояти.] клинка вызолочена. Эфес целиком покрыт серебряным орнаментированным листом со следами золочения. Цилиндрическая рукоять сужается сверху и переходит в округлую головку. Гарда[4 - Металлический щиток для защиты кисти руки.] образована крестовиной с длинными прямыми гранеными ветвями. Перекрестие в виде ромбического щитка, заходящего на рукоять и устье ножен. Центр перекрестия украшен накладной выпуклой восьмиконечной серебряной звездой, лучи и центр которой крестообразно инкрустированы цветными камнями в высоких кастах.

Ножны покрыты тёмно-синим бархатом с прибором из серебра с остатками золочения, с лицевой и тыльной сторон гравированным растительным орнаментом и накладной звездой, аналогичной звезде на перекрестье.

– Получается, что на наружной стороне сабли смонтированы четыре накладные инкрустированные звезды? – спросила Надежда, посчитав их.

– Да, именно так – четыре, – подтвердил Владимир Григорьевич.

– А какие же это камни?

– Экспертиза показала, что это хризолиты, изумруды и шпинели. Была проведена геммологическая экспертиза. Ну и пробирная тоже. Кстати, запомни название камня – «шпинель», позже мы о нём поговорим подробнее. Вот эти алые камни по центру звезды.

– Хорошо, запомню. Они так много значат?

– Много, даже слишком. Но о них после.

– Так, а где же инициалы Александра Астафьева? Две буквы «А», о которых шла речь? – вспомнила Надя. – Монограмма сохранилась?

– Сохранилась, – кивнул Фертовский-старший, повернул клинок, – вот она, на рукояти.

Надежда увидела весьма изящной формы буквы, которые сплетались между собой витками.

– Само совершенство, – она позволила себе прикоснуться к монограмме.

– Но есть еще одно клеймо, – добавил Владимир Григорьевич, – и оно тоже сохранилось, смотри, на защитном ответвлении эфеса с внешней стороны просматривается двуглавый орёл, увенчанный короной – государственный герб Российской Империи. Видишь?

– Вот он, – Надя увидела едва заметное, но всё же сохранившееся клеймо, – удивительно, как всё это удивительно и потрясающе, Владимир Григорьевич!

– Да, ты права, Надюша, и мне приятно, что ты разделяешь мою радость, – он легонько прикоснулся к её локтю, – хотя не всё так просто, – он помрачнел.

– Владимир Григорьевич, у меня возник вопрос, – сразу попыталась его отвлечь Надя.

– Спрашивай, – кивнул хозяин дома.

– По вашим рассказам Александру Астафьеву была подарена только сабля, откуда же в таком случае взялся целый гарнитур? И почему о нём никто не знает из семьи?

– А вот об этом мы с тобой ещё поговорим, – он вернул клинок в ножны, положил в ларец. – И разговор будет непростым.

Глава 53

Трубку долго не брали, но Зорин упорно решил дозвониться. Наконец услышал в телефоне хрипловатый голос бывшего одноклассника. С Женькой они не виделись давно, однако время от времени перезванивались, оба были из Питера и любили вспоминать школьные годы.

– Зоря, ты на часы смотрел? – вместо приветствия спросил Женька.

– Разве уже так поздно? – Вадим бросил взгляд на часы, висящие на кухонной стене. Уселся у форточки, решил покурить – по-быстрому. – Почти двенадцать, – констатировал, – ну ты же следователь, тебе положено бодрствовать часов двадцать, не меньше.