Коллекционер закрытых книг

– Судебный медик мне пока без надобности, – вякнула Зотова.

«Не хватало еще свои пломбы Плешнеру продемонстрировать», – с ужасом подумала она, уселась на унитаз и засунула руку в рот, безуспешно пытаясь вытащить занозу. В кармане завибрировал сотовый. Сдерживая кашель, Елена Петровна прохрипела в трубку «слушаю».

– Откройте! – снова забарабанил в дверь Плешнер.

– Леночка Петровна, что случилось? – обеспокоенно спросил оперативник Венечка Трофимов.

– Ничего, мне тут… кость поперек… – еле выдавила из себя Елена Петровна.

– Почему у вас такой голос? Что с вами?

Зотова хотела все объяснить Трофимову, но не смогла, закашлялась в трубку. Включила воду, набрала в рот воды и прополоскала горло. Не помогло – кость впилась в гортань намертво.

– Елена Петровна! Вы где? – заорал Трофимов.

– В ванной… – прохрипела Елена Петровна. – Заперлась тут и пытаюсь…

– Откройте немедленно, феминистка хренова! Я вам корку хлеба принес! – крикнул Плешнер.

– Подите прочь!

– Вас похитили! – осенило Венечку.

– Ыыыы… – сказала Елена Петровна.

– Не волнуйтесь! Держитесь там, я сейчас… Мы вас вызволим! Ждите группу!

– Трофимов! Отбой! – из последних сил завопила Елена Петровна, но Венечка уже отсоединился.

Продолжая кашлять как туберкулезница, Зотова попыталась набрать номер опера, но аппарат выскользнул из руки и упал в унитаз.

– Катастрофа… – прошептала Елена Петровна и сунула руку в толчок. Но достать телефон не вышло, тот уплыл дальше по течению.

Чертыхаясь, она распахнула дверь – с другой стороны кто-то ойкнул и с грохотом повалился на пол. Плешнер лежал на ковровой дорожке, держась одной рукой за нос, а другой, как Буратино, протягивал Елене Петровне корку черного хлеба. Рядом топталась Розочка с выражением сожаления, раскаяния и ужаса на лице.

– Ешьте немедленно, пока отек гортани не случился! Это детский способ, корка кость пропихнет, – прогнусавил Григорий Варламович.

«Пионэры, идите в жопу!» – отчего-то мелькнула в мозгу крылатая фраза Раневской, но Елена Петровна послушно затолкала подсохший хлеб в рот и хотела попросить телефон, но вдруг почувствовала, что говорить не может. И дышать не может тоже. Кровь прилила к голове. Зотова засипела и, хватая воздух ртом, выкатила глаза.

– Сейчас я вам водички принесу, – пролепетала Розочка и бросилась на кухню.

– Какая водичка, Роза? Ей экстренная помощь нужна! – заорал Плешнер и бросился к Елене Петровне.

Дальнейшие события Зотова помнила смутно. В глазах у нее потемнело, и она словно провалилась в длинный узкий коридор. Там было тихо и светло, как в медицинском кабинете, но так душно, что хотелось распахнуть окно. Окон, как назло, в коридоре не оказалось, только двери, двери, двери… бесчисленное количество дверей. Зотова подошла к одной и потянула за ручку – заперто. Подергала другую – то же самое.

Духота сгустилась черным облаком. Она расстегнула пуговицы на кофте и стянула ее с себя, потянулась к блузке, но вдруг в руке появился белый веер из страусиных перьев. Елена Петровна махнула опахалом перед носом, сунула веер под мышку и побрела по коридору, проверяя каждую дверь – безрезультатно, все оказались закрыты.

С каждым шагом идти становилось тяжелее, ноги словно налились свинцом. «Как назло ботинки на шнурках сегодня надела, – с досадой подумала Зотова, – развязать сил не хватит, так и помру». А умирать совсем не хотелось. Начальник ругаться будет. Кто, кроме нее, раскроет убийство Полярной звезды? Вернее, звезды Полярной… И Варламову она так и не сказала, что любит. Тот тоже расстроится. Или нет? Наверное, забыл ее давно, нашел себе даму, более подходящую по рангу, и живет себе в Европе, в ус не дует. А Пашка с Полькой? Как они будут без нее? И тут в голову Елены Петровны закралась пугающая мысль: без нее вполне обойдутся. У сына давно своя жизнь, отдельная жилплощадь и Полечка. Она о нем позаботится. Пашка, конечно, расстроится, но потом у них детишки пойдут, и все печали забудутся. Выходит, она никому не нужна, кроме начальника следственного отдела? Да и тому лишь с корыстной целью.

Елене Петровне стало так грустно, что слезы навернулись на глаза. Жизнь прожита впустую. Надо было замуж за Варламова выходить, а не выкобениваться. Жила бы сейчас в Дании, ходила на выставки, в консерваторию, на светские приемы и в кино. Книжки бы все перечитала, до которых руки так и не дошли с ее сумасшедшей работой, фильмы пересмотрела, выспалась, потом с тоски начала разводить помидоры и огурцы… Какой кошмар! Нет, Зотова, конечно, представляла себе старость в уютном домике с садом, креслом-качалкой, горячим чайком и с книгой в руке, но вообразить себя агрономом никак не могла. Да пропади они пропадом, помидоры эти! Она бы со скуки умерла в Дании… Ой, а как же Федя? Как же она про него забыла? Котейка старый, еще один переезд не переживет. Вот кому она нужна – коту своему приблудному! Пропадет он без нее.

Сердце в груди отчаянно забилось, Елена Петровна ускорила шаг. Коридор вдруг кончился. Она уперлась в глухую стену. Секунду смотрела перед собой, не веря собственным глазам. Не может этого быть, здесь должно быть окно. Ну-ка, попробуем стукнуть по стене кулаком… Штукатурка осыпалась, но под ней оказалась глухая кирпичная кладка. Сил совсем не осталось, Зотова рухнула на колени.

– Давай! Давай! – закричал в ухо Плешнер.

Елена Петровна попыталась встать, но на плечи словно стопудовый мешок взгромоздили. Отчего-то заболели ребра и горло. Она уперлась в кирпичи лбом – кладка разрушилась, словно папье-маше, глаза ослепило солнце. Зотова зажмурилась, а когда снова открыла глаза – увидела чудо: вокруг цвели сады, плескалось море, распускались розы и тюльпаны. Дышать стало легче, подул морской бриз, она перевернулась на спину и сделала глубокий вдох – легкие наполнились свежей прохладой. А потом снова стало нечем дышать, солнце скрылось за… шевелюрой Плешнера, который уперся ей в грудь ладонями, навис над лицом и вдруг впился Елене Петровне в губы. «Все-таки маньяк», – подумала Зотова и дала эксперту в морду.

– Господи, да вы не женщина, а Терминатор какой-то! – прокряхтел Григорий Варламович с пола. – Вы мне нос, кажется, сломали…

Елена Петровна села и осоловело огляделась. Сады и море исчезли, вместо них снова появился коридор, но тот, уже знакомый, с ковровой дорожкой.

– Как вам не стыдно! Он вам жизнь спас, а вы… – завыла сестра Плешнера, окончательно вернув следователя по особо важным делам в реальность.

– Да все нормально. Слава богу! Лед принеси, пожалуйста.

Розочка метнулась на кухню.

– Извините, это я от неожиданности… Я же не знала, что вы… я думала, вы… а вы… Спасибо, в общем. Я вам это припомню, – пролепетала Елена Петровна. – В смысле, не забуду.

– Пустое, не стоит благодарности. Я свой долг выполнял, – смутился Григорий Варламович. – Главное, вы живы. И вам совершенно не за что извиняться. Сам тебя сотворил, сам тебя и убью… В смысле… В некотором роде… Это я вам корку дал. Как вы себя чувствуете? Горло не болит?

– Болит, собака, – сипло произнесла Зотова и покашляла для наглядности. – Такое ощущение, что у меня там до сих пор кость торчит.

– Кость вместе с коркой из дыхательных путей я извлек, но возвращаться с того света вы отчего-то сразу не пожелали. Пришлось сделать вам искусственное дыхание.

– Спасибо!

– На здоровье, – окончательно смутился Плешнер. И проорал в сторону кухни: – Роза, ну где ты там? Лед принеси! И воды для Елены Петровны!

Лед действительно не помешает… Елена Петровна виновато поглядела на Плешнера. Нос судмедика рос на глазах, как весенний бутон на солнце, на лбу отпечаталась филенка двери, глаз припух. «Бедняжка… – с сочувствием подумала Елена Петровна. – Сначала фингал ему поставила, потом дверью шарахнула…»

– Телефон! Дайте мне срочно телефон! – закричала она, в очередной раз напугав Розочку и судмедика.

Трофимов должно быть уже вычислил ее местоположение и выехал с группой на место. Омоновцы ребята серьезные. До того как все прояснится, Плешнера в котлету превратят, и распухший нос покажется ему потом самой маленькой неприятностью за день. А потом, когда все выяснится, в котлету превратят ее.

Не дождавшись от судмедика действий, Зотова подползла к Плешнеру и принялась его обыскивать. Григорий Варламович слабо сопротивлялся и придурковато хихикал. Розочка выронила из рук стакан и приложила салфетку со льдом к своему лбу, ошарашенно наблюдая за развивающимися событиями.

В дверь позвонили.

– Не успела… – с ужасом прошептала Елена Петровна.

– Что? – поинтересовался Плешнер.

– Пойду открою, – вздохнула Розочка и направилась к двери.

– Не открывайте! – зашипела Зотова. – Ни в коем случае! Я сама!

Елена Петровна вскочила на ноги, отодвинула сестру Плешнера с дороги, ломанулась к двери и прилипла к глазку. На лестничной клетке стоял хмурый мужик в синей спецовке со стремянкой в руках. Судя по всему, работник местного домоуправления. Отвлекающий маневр, подумала Зотова и пригорюнилась. Как только она откроет дверь, в квартиру ворвется вооруженная толпа. Следователь робко обернулась, глянув на судмедика, сочувственно вздохнула и отперла замок.