Закниженная пустошь

Я смотрю на Бетти, осторожно ощупываю её сознание, приказываю посмотреть на меня – и тут же поспешно отвожу взгляд. Снова. Снова. И снова. Ей нравится эта игра, мне тоже, завлекает все больше и больше. Другие люди за столом ничего не замечают, я хочу послушать их мысли, тут же передумываю, какое мне дело до них, в конце-то концов…

Люди пьют за наше здоровье, за здоровье молодых. Я завожу какой-то неловкий разговор о том, что семья это не только большая радость, но и большой труд, и очень жалко, что в наше время не все это понимают, то ли дело раньше… Пожилые гости снисходительно кивают, улыбаются мне, кажется, у меня получится стать своим, ну или почти своим в этом странноватом городке. Я пытаюсь прислушаться к их мыслям, – мыслей слишком много, все какие-то простые, ни о чем, надо бы постельное белье поменять, и одеяло подшить, и шифер на крыше подправить, и что-то лето в этом году холодноватое, скорей бы теплее стало, а то из дома выбираться не хочется, а пора бы уже, и в город съездить…

…этот дом будет моим, говорю я себе.

Будет.

Моим.

Да вот этот, чудесный дом в три этажа с лакированной скрипучей лестницей, ведущей наверх, с узкими стрельчатыми окнами, с двумя входами – парадным и черным, с башенкой, в которой можно пить вечерний чай и смотреть на звезды, с чердачной комнатой, в которой по вечерам светят фонарики, с большим залом, в котором весело потрескивает пламя камина.

Этот дом будет моим, говорю я самому себе. Слишком долго скитался по белу свету, слишком долго искал счастья.

Я смотрю на Бетти, осторожно ощупываю её сознание, приказываю подойти к столу в кабинете, выдвинуть ящик, вытащить револьвер, да-да, вот так, теперь приставить к виску…

Этот дом будет моим, говорю я себе.

Сбивчиво объясняю что-то следователю, да я сам в шоке, нет, меня дома не было, я тут в город поехал, машину подправить, только вечером домой вернулся, а тут такое… Нет, не я, нет, соседи обнаружили, чета Памкинсов, они в доме были, когда я пришел… они и полицию вызвали… да я сам в шоке…

…я в шоке, сообщаю я полицейскому, я в шоке, это она сделала, она сама, слышите, сама, ничего не было, нет, не ссорились, ну, так-то не понравилось ей, что я тут с машиной со своей поперся куда-то, лучше бы дома с ней остался, ну что ж теперь, стреляться из-за этого… Да вы у соседей спросите, что далеко ходить, у нас же городочек маленький, вся жизнь на виду, тут ничего не скроешь, если бы скандалы какие были…

…этот дом будет моим, говорю я себе.

Будет.

Моим.

Да вот этот, чудесный дом в три этажа…

…опускается крышка гроба…

Я жду, что будет дальше, почему люди вокруг ничего не делают, почему так и стоят вокруг, почему не несут на кладбище, где у них вообще в городке кладбище, что-то я не видел, тогда автобус нужен, гроб везти, почему автобус никто не заказал…

Вздрагиваю – когда гроб начинает медленно таять, становится прозрачным, я вижу сквозь него землю, покрытую клочками травы, все четче, четче…

Не сразу замечаю странное движение поодаль, там, где стоит дом, не сразу понимаю – вернее, вообще не понимаю, почему дом становится прозрачным, тускнеет, тает, исчезает в легком тумане…

Вот она и ушла, говорят соседи, теперь её дом там.

Где там, не понимаю я, где дом, спрашиваю я, был же дом, чудесный дом в три этажа с лакированной скрипучей лестницей, ведущей наверх, с узкими стрельчатыми окнами, с двумя входами – парадным и черным, с башенкой, в которой можно пить вечерний чай и смотреть на звезды…

Её дом там, отвечают мне, теперь она дома там.

Где там, – я почти срываюсь на крик, где там, – я слушаю их мысли, удивительно спокойные, какое-то место где-то там, нигде, куда приходят люди со своими домами после того, как…

Персональная луна

Очень многих беспокоит вопрос – когда у каждого из нас будет своя персональная луна? К сожалению, это случится не скоро.

Сами прекрасно понимаете, что сначала луну получит каждая страна по отдельности – в свою столицу, то есть, двести пятьдесят месяцев по числу стран каждый месяц старую луну будут снимать с неба и вывешивать на главной площади. Потом очередь дойдет до городов поменьше, пока в каждом мало-мальски значимом городе не будет луны. Конечно, на это уйдут годы и годы, по нехитрым подсчетам – более двух веков.

Учтите, что за это время могут появиться другие города, которые тоже потребуют свою луну; хотя, вполне возможно, что будет наоборот, часть городов канет в небытие. Ученым сложно делать прогноз на такие большие отрезки времени.

Потом настанет очередь маленьких поселков, городков, деревушек – каждый из них захочет получить луну, и это растянется еще на несколько веков. И только потом можно будет говорить о больших домах, которые захотят каждый свою собственную луну. Еще через несколько веков луна над домом станет чем-то привычным, обыденным, и вот только тогда богатейшие люди мира смогут позволить себе персональную луну. Население земли к тому времени составит десятки миллиардов человек – вот и подумайте, сколько вам придется ждать своей очереди на личную луну, если вы не обладатель огромного состояния?

Не хотим вас разочаровывать, но к тому времени, как очередь доберется до вас, луны уже не будет существовать. Вот вам и ответ на вопрос, достанется ли вам когда-нибудь луна.

Особо хотим заметить – не ведитесь на уловки мошенников, которые обещают луну вот прямо здесь и сейчас, стоит только заплатить крупную сумму. Повторяем: в наше время луна не продается, сейчас её только получают столицы мира, все по очереди.

Ну и напомним: за попытки украсть луну людей наказывают сурово и беспощадно, так что даже не пытайтесь снять её с неба. В некоторых странах такие проступки караются смертной казнью.

Что же делать, спросите вы? Неужели большинство из нас ждет безлунная жизнь?

Вовсе нет!

У нас вы можете заказать свою персональную луну, которая будет светить над крышей вашего дома, и ничем не отличается от настоящей! Более того, вы можете выбрать фазу луны, – от круглого блина до тоненького месяца. Просто позвоните по телефону…

…когда я увидел луну над крышей мистера Смога, то сразу же опытным глазом определил, что луна ненастоящая, искусная подделка из чего-то там – после чего остатки моего уважения к странному господину улетучились, как дым. Только напыщенный болван мог повесить над крышей фальшивую луну, пытаясь выдать её за настоящую, а себя самого – за состоятельного человека. Уж если хозяин дома пытается обмануть меня луной, то наверняка обманет меня еще чем-нибудь, решил я, – и, как показали следующие события, не ошибся…

Закниженная равнина

…книга растет медленно. Кто вам скажет, что книга будет готова за неделю или за месяц, – гоните того в шею, так не бывает. Кто вам скажет, что есть какое-то книжечное дерево – тому тоже не верьте. Книга может вырасти и на сосне, и на тополе, и на ёлке, и на астероксилоне, даром, что они вымерли давным-давно, для книги это не помеха.

Сначала на ветках появляются знаки – самые разные, причудливые, многие из них совершенно непонятные. Бессмысленные, мертвые знаки опадают, уносимые ветром, – они не держатся на ветках слишком долго. Ближе к июлю на ветке дерева можно увидеть только осмысленные буквы, где-то в развилке притаилась буква А, на верхушке ёлки – горделивая Ф, на тоненькой ветке – аккуратная У. В это время года еще можно заметить на деревьях буквы других народов, – латинскую F, китайский знак огня, арабскую вязь.

Когда наступает август, буквы уже слабее держатся на дереве, их связь ослабевает, им приходится складываться вместе, чтобы удержаться на ветках. Но не всякой группке букв удается укрепиться на ветвях – большинство из них разметает и унесет ветер. В первую очередь улетят те, у кого получилось сложиться в какую-то бессмыслицу, не более того – ыванео, смрае, лгктрпв, фкоалшгн, – такая белиберда, как правило, бывает очень длинная, буквы как будто чувствуют, что делают что-то не то, вот и стараются выстроиться подлиннее. Но, разумеется, их это не спасет.

Еще меньше повезет буквам чужого алфавита, – им просто не с кем сложиться в слово. Иногда можно заметить, как какая-нибудь латинская W пытается составить слово с японским иероглифом, обозначающим женщину, или египетский знак сокола прикрепляется к шумерской клинописи – выглядит причудливо, но это их не спасет. Я лично знаю нескольких отчаянных мечтателей, которые в июле лазают по деревьям, собирают немыслимые сочетания букв, рассаживают по клеткам, по аквариумам, по банкам, пытаются вырастить из них что-то, придать словам какой-то смысл – но слова, изначально не имеющие смысла, долго не живут.

К началу августа на деревьях остаются только осмысленные слова – солнце, дорога, эврика, заснеженный, говорящий. Но слова еще гибкие, еще податливые, они еще ползают по дереву причудливыми черными гусеницами, соединяются – дом-ой, дом-а, небо-свод, или ДОМА подбирают какую-нибудь потерянную Ш, а уж потом как повезет кого встретить, или – ний, или —ка, и получится слово. Окончания вообще любят собираться кучками, выжидать, чтобы какое-то слово обратило на них внимание.

Когда начинается сенокос, слова уже ищут друг друга, чтобы сложиться в целые фразы – к этому времени у них отрастают крылья, и слова-одиночки вспархивают над деревом, чтобы найти себе подобных в других местах. В знойные августовские дни можно вволю полюбоваться перелетами слов с дерева на дерево, иногда даже до соседней рощи. Очевидцы рассказывают, что как-то целая стая слов летела к соседнему лесу через бескрайний луг.

К тому времени уже можно снимать с деревьев целые предложения, – однажды мне попалась на дереве фраза «Когда она поднялась на дорожку, ведущую к полной луне, луна как раз коснулась земли, и страннице пришлось поторопиться, чтобы успеть к луне, пока она не поднялась слишком высоко.» Я хотел читать дальше, но дальше не было, – предложение вырвалось из моих рук, вспорхнуло вверх по дереву. Позже, ближе к осени, я попытался найти книгу с этим предложением – но у меня ничего не получилось, я так и не смог разыскать книгу, в том году их было слишком много.

А чуть позже начинается фразопад – так мы называем дни, когда отмирают ничего не значащие предложения, например —

С семи до восьми мы обустроим мёртвую реальность, где можно поднять следующих людей, а с восьми до девяти расположится демоническая голова с картин, или —

великий хлеб ясен сыграл меня молчанием и темнотой – только несколько порядков велики оставались больше, два места велики тонут с литератур, со мной тоже такое трясся, я чуть не гостин разлетелся от страха…

или —

думайте, спутник мой, вы же там, а не тут, не вас же молоды скажут пожелтевшие карены в дело корабля, не вашу кровь напишут вежливо на городской местной ночи…

Вот такие предложения отпадают, отмирают. И если кто-то скажет вам, что слова сами знают, как им расположиться в предложение – не верьте таким людям, ни единому слову их не верьте. А лучше покажите им августовскую землю, усеянную мертвыми фразами, которые ничего не значат. Впрочем, сторонники разумности слов предпочитают не замечать очевидные вещи. А мы с вами лучше пройдем по позднему августовскому лесу, соберем мертвые фразы, сделаем букет, который будет стоять до следующего фразопада. Кто-то даже выставки этих букетов устраивает, конкурсы какие-то, не знаю, никогда не пробовал. А когда осень позолотит верхушки лип, останутся только живые предложения, несущие смысл. Правда, будут попадаться и такие, про которые вам ничего не понятно – но почему-то они живут и не опадают.

Как предложения находят друг друга – до сих пор для многих остается загадкой. Хотя правильный ответ удивительно простой – никак. Предложения сталкиваются в полете, и если подходят друг другу по смыслу – то сплетаются прочно-прочно, а если фразы не состыкуются – они разлетаются в стороны. И только теперь становится понятно, что абсурдные предложения, которые каким-то чудом выжили – вовсе не абсурдные, у каждого из них есть значение. Не вашу кровь напишут вежливо на городской местной ночи – цепляется к фразам, которые составляют целую историю про города, в каждом из которых есть своя, местная ночь, и там живут люди, кровь которых – что-то вроде стихотворения, и выражение «напишут кровь» вовсе не является безумием.