Легенда о героях Галактики. Спасти Императора. Космоопера нового тысячелетия

– Дело дрянь, – ледяным тоном констатировал доктор. – Именно здесь, стало быть, собака-то и порылась. Будем лечить.

Загремели какие-то провода, иголки, склянки, кажется… Райнхард был рад передышке и снова почувствовал нудную слабость, подло манящую в сон. Но нужно было ещё контролировать происходящее, разгадывать загадки, которыми щедро снабдил его гость, переигрывать эти аргументы в свою пользу. А ватная голова и вялость во всём теле ну никак не помогали ему. Всё, на что его хватило, чтоб не выглядеть полубезжизненной грудой, был единственный длинный вздох:

– Оберштайн, собака скоро вернётся?

– Могу привести прямо сейчас, – вежливо ответил тот, однако Райнхард учуял, что он сильно взволнован, хоть на голосе это никак и не отражалось.

– Сделай милость, если можно, – слабым голосом попросил его венценосец.

Дверь едва слышно, но хлопнула, и почти сразу прежний голос жёсткого эскулапа проговорил вполне ровно и по-доброму:

– Вы любите собак, юноша? – и, заметив царственный кивок, врач добавил уже почти весело. – Тогда Вы сможете выздороветь, полностью и даже быстро. Во всяком случае, быстрее, чем кто угодно на Вашем месте при прочих равных условиях. Тогда и зрение вернётся, сразу.

– Так чем же я болен? – устало вздохнул Райнхард. – Вы славно заморочили мне голову, но я ничего не понял.

– Отнюдь, Вы прекрасно всё поняли и хотите, чтоб я подтвердил, что Вы поняли правильно, – с хитрым смешком откликнулись где-то совсем рядом, продолжая возиться. – Тогда решение будет стоить Вам меньше сил и крови. Что ж, я не прочь помочь Вам в этом, сир. Действуйте.

– Хорошо, – тихо вздохнул Райнхард и вытянулся в струну на несколько секунд. – Я хочу жить и радоваться жизни, потому что люблю свою жену, державу и своих людей. Я хочу избавиться от этого чёрного кошмара и перестать болеть. И хочу, чтоб моя любовь больше никому не приносила страданий и смерти.

– Какой интересный последний вывод, – рассудительно произнёс врач. – Что Вас заставило к нему прийти в своё время?

Райнхард криво усмехнулся.

– Моя биография известна, имена моих погибших – тоже…

– Не слишком ли опрометчиво брать ответственность за всё это на себя? Этак Вы не оставляете права на свой выбор людям, а также замахиваетесь не на свои привилегии и компетенцию – как известно, человек предполагает, а располагает уже…

– Я понял это совсем недавно, когда умер. До того у меня были совсем другие дела, – холодно отрезал император.

– Что ж, лучше, чем ничего, – усмехнулся сам себе доктор, прицокнув языком. – Я бы сказал, что даже слишком хорош для этого мира, отсюда и все сложности. Ну, зато великолепно справится сам, чему я буду только рад. Молодой человек, – намного громче сказал он, видимо, снова приблизившись вплотную, – а Вам разве никто не говорил, что Вы не только нормальны и не урод ни разу, но и очень даже ничего, душой-то, а? Или говорили, но Вы предпочитали от этого отмахиваться? Может, хватит уже считать себя достойным только наказания за то, что пытаетесь быть самим собой?

Райнхард вздохнул нарочито медленно и глубоко.

– Поставьте на паузу, иначе я зарычу на Вас, это было слишком болезненно, – спокойно сказал он. – Я не могу жить только для себя, у меня хватает обязанностей перед подданными. А времени для того, чтобы прикрыть их от грозящей им опасности у меня было в обрез, я упал уже на финише. Но сейчас мне нужно зрение, чтоб завершить эту работу, иначе всё кончится очень плохо.

– Работа – не волк, как известно, но это ведь не единственная причина, а? Опять забыли про себя, юноша, хе-хе?

– Ладно, что я должен делать ещё? – кусая губы, совсем тихо произнёс Райнхард. – Вы меня уморите так.

– То же, что и всегда, просто не забывайте при этом радоваться жизни, – снисходительно сказал врач. – Это единственное, чего Вам не хватает, всё остальное при Вас. Жить ради долга, конечно, почётно и доблестно, но пусто и бесперспективно. Вы достаточно умны, чтоб это понимать, но если действительно хотите жить – цените не только чужую жизнь, но и свою.

– Вы слишком много обо мне знаете, – неторопливо процедил император, покачав головой, – интересно, откуда, если действительно не знали, к кому приглашены?

– Знание некоторых принципов легко заменяет незнание некоторых фактов, как любят поговаривать преподаватели физики, сир. Вы слишком цельная натура, что бы Вы ни думали при этом о себе сами, и оттого вычислить Ваши реакции, имея соответствующие навыки и знания по вопросу, совсем нетрудно, – добродушно пояснял собеседник, шурша какими-то бумажками. – Породистого пса можно перекрасить, подстричь или даже изуродовать, но скрыть при этом его породу будет невозможно, слишком заметно, несмотря на любые усилия. Впрочем, тот факт, что специалист легко Вас вычисляет, не должен Вас особо смущать – умеющих это делать на деле всё же немного, мотивированных на это – ещё меньше, да и голое знание само по себе ещё ни разу не выгода, а чаще и наоборот.

– И насколько я предсказуем? – царственно улыбнулся Райнхард, не дрогнув ни единым мускулом.

– Не волнуйтесь, только на две трети любых возможных вариантов. Удивлять окружающий мир Вы умеете прекрасно – иначе мне не потребовалось бы столько мучать Вас разными вопросами, дабы понять, что с Вами произошло.

– И что же? – ледяным тоном уронил император. – Говорите уже прямо, чёрт возьми!

– Вас однажды предали те, кого Вы спасли либо кому безоглядно доверяли, – задумчиво проронил врач, явно не очень довольный своей миссией. – Вы предпочли полагать, что сделавшие это имели на то какое-то право, нежели смириться с фактом. А спасли Вас те, от кого Вы вовсе не ожидали такого поступка, и Вы растерялись, не зная, как реагировать – ведь не подпускать к себе никого вовсе гораздо проще. Возможно, это в разных видах произошло неоднократно, в результате у Вас тихая истерика, в которой Вы себе просто не отдаёте отчёта, предпочитая прятаться за текущими делами. Вы понимаете, что это тупик, но не знаете, что делать – заодно и боитесь успокоиться. Сходить с ума Вы были вовсе не намерены, оттого Вы просто тяжело заболели и тихо сползли в могилу, сами того не желая. Не знаю, что с Вами случилось на том свете, но скорее всего там сочли Вас ранним гостем и выгнали назад. Теперь Вы снова пытаетесь бежать без оглядки от прошлого, но однажды потраченные силы мгновенно не восстановятся, а ждать Вы не умеете либо не хотите.

Райнхард поморщился, затем вздохнул.

– Хорошо, пусть так, – холодно сказал он. – Коль скоро Вы столь хороший доктор, то вопрос упрощается. Хватит ли моему телу двух недель, чтоб восстановиться хотя бы в удовлетворительном состоянии?

– Гарантировать тут ничего нельзя, но рискнуть предположить можно. Откройте глаза и посмотрите перед собой так, будто видите что-то нейтральное, например, цветок, – спокойным деловым тоном проскрипел собеседник. – А теперь поднимитесь на постели и протяните руку перед собой. Эге, да Вы просто бесподобны, юноша, мои поздравления, можете теперь смело рухнуть и даже заснуть. Вам действительно нужны две недели, позарез – чтобы наконец научиться снова любить себя, Вы слишком от этого отвыкли. Тогда всё, возможно, и получится, и даже хорошо. В любом случае, шансы есть, и очень неплохие. А там увидим.

По полу застучали собачьи когти, и Райнхард с ясной улыбкой протянул руку на этот звук. Пёс не обманул этих ожиданий, быстро подбежал и взялся тереться боком об его ладонь, весело урча.

– И что я должен делать всё это время? – осведомился молодой император. – Неужели бездельничать?

– Ох уж эти нордические бестии, поднимают одну бровь там, где смуглые брюнеты крошат всё вокруг в клочки, а сами чувствуют впятеро сильнее сынов жары, – едва слышно проворчал доктор, гремя чем-то из инструментов. – Вы слишком категоричны снова, молодой человек, – добавил он уже гораздо громче. – Отдых – не менее ответственное занятие, чем любая работа. Ешьте всё, что и сколько желаете, спите, сколько прибластится, гуляйте, сколько влезет. Отвяжитесь полностью, как совершенно ненормальный, и вытворяйте всё, что в голову взбредёт. Хотя первые дни, Вы, конечно, ещё вряд ли встанете с постели всерьёз – этим я как раз воспользуюсь, чтоб проколоть Вам некоторый курс препаратов, дабы ускорить процесс восстановления. Впрочем, Вы можете от этого и отказаться.

– Я согласен, – вежливо кивнул венценосец. – Вы хотите намекнуть, что я сейчас двинулся в обратную сторону, против того, куда меня гнала раньше лихорадка?

– Можно сказать и так, хотя это слишком упрощённо, слишком…

Райнхард почувствовал, что стремительно проваливается в сон. Он ещё успел понять, что сгрёб рукой собаку, и та аккуратно забралась к нему в постель, прижалась к его боку и водрузила голову ему на плечо. Но он уже не слышал, как стоявшие неподалёку Оберштайн и пожилой доктор обменивались репликами.

– Он выберется? – лаконично осведомился министр обороны у своего знакомого.

– Разумеется, если не будет торопиться. Он вообще может всё, просто сам об этом не догадывается, оттого за ним и идёт многолетняя охота с целью уничтожить любым способом.

– Чем я могу ему помочь?

– Обеспечить смену обстановки или впечатлений. Чем больше радости, тем лучше, только он ещё слишком слаб, и будет отключаться вот так ещё несколько суток. Сгодится всё, вплоть до нового романа с юницей. Пусть ест мясо и фрукты килограммами, валяется раздетый под ярким солнцем на траве и не вспоминает даже о делах. Сестру к нему не пускать, ни под каким предлогом, и ничего о ней ему не рассказывать. Можешь вывезти его на горный курорт и там выгуливать по лесу часами – уже послезавтра. Пока он не доберёт всё то, чего лишился, годами рассекая по космосу и давясь рационом по классу «стандарт», ждать чуда бесполезно, а больше нам ждать и нечего, Пауль.

11. Когда из яви сочатся сны

– Поздравь с победой, сестра, – Райнхард попытался улыбнуться как можно бодрее и нисколько не вымученно, хотя это стоило особого труда. За последние сутки вздремнуть не удалось ни разу, даже получаса, да и недельный недосып уже обозначился яркими кругами под глазами, о чём он, правда, совершенно не подумал.

– Как будто они нужны кому-то, эти твои победы, кроме тебя самого, – холодным равнодушным тоном ответила Аннерозе, старательно занимаясь пирогом. – О тебе и так уже из-за них болтают невесть что. Ах, до чего ты сложный человек, оказывается, – добавила она совершенно великосветски, даже не обернувшись.

Райнхард похолодел – он мчался за этим пирогом или ещё зачем, лишь бы отведать это из её рук, уже скоро десятилетие, за последние двенадцать часов во рту у него не побывало ни крошки, и, похоже, ничего не будет ещё несколько часов…

– Аннерозе, я ведь стараюсь для нашего будущего, – тихо произнёс он, не шевелясь, – Осталось совсем немного, и мы будем свободны. Тебя кто-то обидел, пока меня не было?

– Да надоел ты уже со своими выяснениями всего подряд до невозможности, – прежним тоном спокойно ответила роскошная придворная дама, продолжая заниматься чайными делами. – Ты совершенно не умеешь выстраивать доброжелательные отношения с людьми. Право, жаль, что ты настолько конфликтный человек.

Райнхард с трудом верил, что происходящее – реальность. Что, чёрт возьми, могло случиться за эти несколько недель, пока они с Кирхайсом торчали на передовой, как упёртая мишень на стрельбище?

– Сестра, зачем ты говоришь мне это всё? – тихо спросил он, покачав головой. – Неужели по приказу этого себялюбивого старика?

– Перестань плеваться злобой, – ледяным тоном проговорила Аннерозе, пожав плечами, – пора бы тебе уже и повзрослеть. Твоя вечная война со всеми интересует только тебя. Начать с того, что тебя никто не отправлял служить – это было твоё дурацкое желание.

– Аннерозе, – холодно произнёс Райнхард, тряхнув чёлкой и наконец обретя возможность спокойно говорить, – а кто мешал тебе выстроить доброжелательные отношения с казнённой маркизой, пока она мило беседовала с тобой в охотничьем домике с ножом у твоего горла? Да, меня ненавидят за мои победы, но разве я виноват в том, что это мой единственный способ увидеть тебя? Что случилось, почему ты говоришь мне это?