Льдинка

Несколько дней назад, очнувшись после обморока, я некоторое время не хотела ничего делать. Просто лежала в кровати и думала, думала, думала. Вначале Роксана списала все на стресс и убедила Маркуса дать мне время. А после, когда ничего не изменилось, начала уже сама расшевелить меня.

Анна, которая все эти дни еще была в особняке, зашла ко мне лишь однажды. Как я поняла – по просьбе короля. Хранительнице я была искренне благодарна, о чем ей и сообщила, и в отличие от других с ней я проболтала довольно долгое время. Наверное, погрузившись в мои воспоминания, она как никто другой лучше понимала меня. Но Анна уехала домой тем же вечером, а я осталась, совершенно не зная, как мне жить дальше. Хотела быть с Маркусом? Хотела, чтобы он был со мной навечно? Получите, распишитесь. Правда, никакой радости я не испытывала. Зато еще через день пришло другое чувство – злость на Адама, а вместе с ней и жажда мести, которая как ни странно быстро угасла, сменившись холодной отстраненностью.

Переполнявшие меня чувства я могла выплеснуть единственным доступным мне способом – рисованием. Я принялась за картину вчера и до сих пор еще не закончила, хотя работала над ней уже больше суток, судя по часам. Минуты смешались в часы, я не помню, когда я ела что-то, но голода не испытывала. Странно и однозначно ненормально, но…

Медленно опускаю кисть в краску, добавляю кончиком другой цвет, мешаю. Мазок, еще один. Я отклоняюсь, чтобы увидеть все в целом, снова мазок, еще немного цвета. Запах краски уже впитался в мою кожу, волосы.

Мне неожиданно хочется плакать. «Этому не будет конца».

Проходит час, другой. Маркус молчит и упорно не желает меня покидать. Интересно, о чем он думает?

Я закончила. Сижу и просто смотрю на картину. «Кисти надо бы опустить в растворитель».

– Я сейчас, руки помою, – произношу я и, не дожидаясь ответа, иду в ванную. Включаю ледяную воду. Руки моментально коченеют, но я упорно тру их. Прохожу в гардеробную, снимаю куртку с вешалки и натягиваю на плечи.

– Я готова.

Король лишь кивает. Мы выходим из комнаты и движемся в сторону гаража. Там нас ждет Зод, который не может скрыть удивления. Я не спала несколько дней. Не помню, когда причесывалась. Хотя какая разница.

Маркус открывает дверь огромного внедорожника, я залезаю на пассажирское сиденье, пристегиваю ремень и слышу, как Маркус и Зод спорят. Король не хочет, чтобы с нами ехала охрана. Глупо. Чего он хочет и куда везет, мне как-то неинтересно. Пока я не хочу ни о чем думать.

Мы едем куда-то. В тишине. Нет слов. Нет мыслей. Пустота.

***

Через какое-то время мы сворачиваем с трассы… в лес. Я всматриваюсь в темноту деревьев. Ужасы последней поездки по лесной дороге всплывают в моей голове. Я делаю вдох, но воздуха будто не хватает.

– Марианна? – зовет меня Маркус. Машина резко останавливается. Мгновение, и дверь с моей стороны распахивается. Маркус обхватывает мое лицо руками.

– Малыш, посмотри на меня. Все хорошо, слышишь? Тебя никто не обидит.

– Мне страшно, – пытаюсь сказать я. Меня начинает бить дрожь. – Пожалуйста, увези меня отсюда.

Маркус смотрит на дорогу вперед, потом переводит взгляд на меня.

– Закрой глаза, – шепчет он. – Закрой.

Его голос успокаивает. Голова начинает кружиться от нехватки кислорода. Я делаю то, что он говорит.

– А теперь расслабься. Не открывай глаза, пока я тебе не скажу. Хорошо?

Я киваю. Маркус целует меня в лоб и закрывает дверь. Я откидываюсь на сиденье, представляя, что я в уютном месте. Машина трогается с места, и мы едем дальше. Минут через десять Маркус просит:

– Открой глаза, малыш.

Я осторожно поднимаю веки и… то, что я вижу потрясающе. Машина притормаживает перед высоким кирпичным забором, украшенным фигурной ковкой. Я завороженно смотрю на все это, отстегивая ремень, открывая дверь и спрыгивая на землю. Я как под гипнозом иду в сторону ворот. Они сделаны в виде переплетения ветвей дерева – дуба. Очень красивая и трудоемкая работа.

За воротами я вижу огромный особняк. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он заброшен. Ни в одном из окон не горит свет. Штукатурка на фасаде в некоторых местах полностью отвалилась. Черепичная крыша огромного крыльца с коваными перилами в нескольких местах зияет прорехами. Но дом, несмотря ни на что, выглядит потрясающе даже в таком заброшенном виде.

Подъездная дорога ко всему этому великолепию проходит через аллею с невысокими деревьями. Почему-то я уверена, что раньше им придавали различные замысловатые формы, но сейчас они тянут костлявые ветки в разные стороны. Перед домом дорога огибает по кругу огромный фонтан, который сейчас наполнен подтаявшим снегом.

– Пойдем внутрь, – тихо произносит Маркус. Я вздрагиваю от неожиданности. Осознаю, что я крепко держусь руками за кованую решетку ворот. У меня даже костяшки пальцев побелели. Не в силах что-то вымолвить, я лишь киваю королю.

Мы идем по подъездной дорожке. Кое-где еще лежит нерастаявший снег. Много грязи. Я смотрю на дно фонтана. Представляю, как тут было бы красиво летом.

Маркус открывает дверь особняка и впускает меня внутрь. Я охаю от восторга. Несмотря на внешний вид, внутри дом выглядит намного лучше. Белая ткань почти повсюду прикрывает мебель. Я перехожу из помещения в помещение, слушая, как скрипят половицы под моими ногами.

Интересно, как давно здесь не было посетителей? Это, по всей видимости, столовая. Огромный стол длиной в метров десять, камин за спиной главы стола, а над камином… Хоть ткань и скрывает картину, я догадываюсь, что там скорее всего чей-то портрет. Холст также огромен – высотой метра три и шириной не меньше двух. Я подхожу ближе, берусь за край ткани и стягиваю ее. Тихий шелест, под ногами белая кучка. Я медленно поднимаю голову. На меня смотрят глаза цвета дождя. Я делаю шаг назад, и упираюсь в стул главы. Под ним неприятно скрипят половицы. «Он привез меня… он привез меня в дом родителей». Эта мысль взрывается в моей голове. Комната кружится. Изображение мамы и папы рябит в глазах. Я хватаюсь за спинку стула, стараясь не упасть.

– Марианна! – слышу, как вскрикивает Маркус. Глаза мои застилает темнота.

***

– Девочка моя, открой глаза, – доносится до меня звонкий голос. Я пытаюсь сделать то, о чем меня просят. – Малыш…

Звук постепенно становится нормальным. Маркус вглядывается в мое лицо.

– Я в порядке, – пытаюсь произнести я. Получает хрипло и жалко.

– Прости, я должен был тебя предупредить.

– Ничего. Все нормально.

– Мы можем уехать.

– Нет! – я резко сажусь. Маркус обхватывает меня за плечи. – Я хочу осмотреть дом.

– Мы приедем в другой раз.

– Я хочу сейчас.

Он вздыхает. Это сигнал к тому, что он сдается. Я поднимаюсь с диванчика, на который он меня уложил, и иду в сторону столовой. Останавливаюсь в дверях, глядя теперь на холст с большого расстояния. Их лица будто живые. Глаза, обращенные к зрителю, пронзительно заглядывают в душу.

– Когда ты понял, что я… , – мне даже произнести это больно, – Анна?

– Я не знал этого точно. Я лишь предполагал.

– Когда? – повторяю я вопрос. В моем голосе звучат непривычные властные нотки.

– После того утра на кухне.

Больше я не задаю вопросов. Я хожу из комнаты в комнату, потом поднимаюсь на второй этаж. Там располагаются спальни. Я захожу в спальню мамы. Мои глаза застилают слезы. Мне кажется, что я чувствую ее запах. «Мамочка…» Открываю шкаф, заполненный разнообразной одеждой. Видно, что большинство нарядов было не использовано – на многих вещах висят этикетки. Я перебираю все это и нахожу одну вещь, которая выглядит ношеной. Это скромное голубое платье. Я подношу ткань к лицу и вдыхаю запах… сырости. Я плачу, уткнувшись в ткань. «Их нет. От них ничего не осталось для меня». Я резко захлопываю шкаф. «Не хочу больше ничего! К черту все!»

Я сбегаю по лестнице, вытирая на ходу слезы. Маркус встревожено смотрит на меня.

– Увези меня отсюда, – прижимаюсь я к нему, – пожалуйста.

***