Каприс для Кати

– Иди сюда! – она подтянула к себе мальчишку и обхватила его руками. Катя чувствовала, как дрожит измученный паренек. Ей стало его ужасно жалко.

– Ты же есть хочешь! – мысленно поблагодарив маму, она пошарилась в сумке, и достала ланч-бокс. Бутерброд пах просто восхитительно, и она проглотила слюну. Но мальчишка не ел три дня, а может и больше.

– Миша, как думаешь, можно чуть-чуть света?

– Можно, только где же мы его возьмем?

Катя достала телефон и включила фонарик. Яркости фонарика хватило на то, чтобы видеть друг друга.

– Это что у тебя? – Миша восхищенно смотрел на аппарат.

– Это? Телефон.

– Телефон? С фонариком?!

Катя посветила на незнакомого парнишку. Толя оказался худым до невозможности, угловатым мальчишкой лет тринадцати. Как она и думала, одет он был совсем не по погоде. Разломив бутерброд пополам, она протянула половину Толе, половину Мише. Миша взял свой кусок, в то время как Толя продолжал стоять, теребя завязки от шапки.

– Ну чего ты, бери, – ободряюще проговорила Катя, и мальчик неуверенно протянул руку и пошарил ею в пространстве. Толя был слеп. Она взяла холодную Толину кисть и вложила кусок ему в ладонь.

Толя начал есть, стараясь откусывать понемножку и не выглядеть слишком голодным. Не прошло и минуты, как половинка бутерброда исчезла.

– Вкусно, – первый раз за все это время улыбнулся мальчик.

– На, запей, – Катя открутила термос.

Чая хватило на всех. Сладкая горячая жидкость взбодрила и подняла настроение.

Катя подумала, что она ни разу в жизни не пила такой вкусный чай, и что мама, наверно, заварила его по какому-то особому рецепту.

– Надо отсюда выбираться, – проговорил Миша. Он ел будто нехотя, откусывая маленькими кусочками. Когда остался край шириной в два сантиметра, он всунул его Толе.

– На, доешь, не хочу больше, не выбрасывать же…

Толя поблагодарил почти шепотом и осторожно взял кусочек тонкими пальцами.

– Надо выбираться, – повторил Миша, – ясно же, что нет тут никаких твоих ворот…

– Миш, – Катя тронула друга за рукав, – вы идите, а я, наверное, останусь. Поищу…

– Что ты собралась тут искать? – Миша яростно посмотрел на нее, – только смерть свою найдешь, и все!

– Но мы еще не всё проверили…

– Они взорвут монастырь, дура, и откуда бы ты ни была, ты туда точно не вернешься!

После этих злых слов в холодном воздухе повисла тишина. Катя вдруг ощутила внутри себя пустоту и горечь.

– Слушай, – Миша подошел ближе, – ну прости. Но тебе правда нельзя оставаться. И потом, твои ворота ведь не настоящие, не из дерева, не из камня, их невозможно разрушить. Откуда ты знаешь, может они не исчезнут после взрыва. Потом придем снова, будем ходить тут кругами, пока тебе не надоест, а?

– Да-да, конечно, – голос девочки звучал безжизненно, хотелось плакать.

Толя внимательно слушал. Он явно не понимал, что тут происходит, но не вмешивался.

Решено было идти, когда совсем стемнеет. Катя выключила телефон, заряда оставалось всего два деления, и она понимала, что подзарядить аппарат у нее явно возможности не будет. Когда синева зимнего вечера сменилась чернотой ночи, они осторожно вылезли из укрытия. Миша первым высунул голову, осмотрелся, подпрыгнул, лег на живот и ужом выполз из узкого оконца. Потом, придерживая решетку, протянул руку.

– Толя, давай ты первый, – Катя взяла мальчика за руку, потянула к оконцу. И заметила, что он что-то держит в руке.

– Что там у тебя?

– Скрипка, – негромко ответил Толя.

И правда, в руке он держал кожаный футляр, старый, потрепанный.

– Ну, давай сюда свою скрипку, я подержу.

Она кое-как вытолкала мальчика наружу, он совсем обессилел и слабо дрыгал ногами, пока Миша с одной стороны тянул, а Катя с другой толкала. Следом просунула футляр, и Толя, нашарив его на снегу, крепко схватился, словно это была самая большая его ценность. Впрочем, возможно, так оно и было. Опершись руками, Катя резко подпрыгнула, повисла на краю и выползла из щели. Отряхнувшись, она встала.

– С той стороны не пойдем, – Миша махнул туда, где они уже один раз наткнулись на часовых, – давайте в обход.

Дорога в обход заняла в два раза больше времени. Кроме этого, еще приходилось придерживать Толю, который то ли от трехдневного сидения взаперти, то ли от облегчения, совсем не мог идти, бесконечно спотыкался и падал. Однако, он ни разу не пожаловался. Наверно боялся, что ребята бросят его посреди снежной ночи.

Когда они наконец-то добрались до Мишиного дома, Катя обрадовалась. Хоть передохнуть в тепле. Потом вспомнила, что в доме чуть-чуть теплее, чем на улице и вздохнула. Ну хоть снега нет…

Ребята крадучись вошли в ворота, Миша задвинул огромный засов и впустил их в дом. Тихо тикали часы. И все-таки, в доме было теплее. Даже можно было расстегнуть куртку. Что она и сделала.

Миша задернул занавески, долго искал и нашел пару свечей. Зажег одну. Толя всё стоял у входа.

– Ну чего стоишь-то? Заходи! – Миша раздраженно прикрикнул, потом опомнился. – А, ч-ч-чёрт, забыл! – он взял Толю под руку, завел в комнату, усадил на диван, скрипку положил ему на колени. Толя обхватил футляр как ребенка. Миша посмотрел на мальчика. Тот так и сидел, как его посадили, теребя в красных обветренных руках Катину шапку.

– Что-то ты, брат, совсем плохо одет. Ну-ка погоди!

Миша откинул крышку стоящего тут же сундука и достал оттуда большие черные штаны, свитер и шарф.

– Это отцово, – сказал он, – тетка бережет. Но отцу может и не пригодится… – Миша на мгновение замолчал, потом тряхнул головой, будто прогоняя мысли, – а тебе надо, а то ты, парень, точно заболеешь.

Вдвоем с Катей они помогли Толе одеться. Вид у него был забавный. Огромные, не по размеру брюки и свитер крупной вязки сделали его толстым, как ярмарочный борец. Миша порылся в вещах, нашел шерстяные носки и откуда-то притащил старые, в заплатах, валенки.

– Ну всё, теперь точно не замерзнешь, – удовлетворенно кивнул он головой.

– Спасибо, – тихо прошелестел Толя.

Они наскоро поужинали холодной картошкой, запили еле теплой водой.

– Эх, сейчас бы еще твоего чаю, – мечтательно проговорил Миша.

Толя улыбался, но было видно, что он смертельно устал.

– Давайте-ка спать, утро вечера мудренее, – распорядился хозяин дома. – Толя, ты спи на диване. Катя, ты на кровати.