Знакомство с родителями

– Надень.

Деб отбрасывает в сторону сумку, снимает обувь.

Шон подходит к комоду, опирается на него. Смотрит.

Это не стриптиз, нисколько. Но заводит гораздо сильнее.

Деб неловко выпутывается из джинсов, под ними милые розовые трусики. Шон держит дистанцию. Разглядывает. Лицо у его малышки пылает уже, на жениха своего не смотрит, стесняшка.

Натягивает сорочку поверх белья.

И Шон роняет челюсть.

Розовое недоразумение до пят.

Полностью закрывает грудь, высокий пояс, рукава фонариком…

Сууука…

Дебби, с ее забранными в высокую гульку волосами, немного растрепавшимися после переодевания, в пунцовыми щеками и подозрительно блестящими глазами, в этой длинной сорочке выглядит, как леди девятнадцатого века.

Шон как-то разглядывал картинки в тюремной библиотеке. Точное попадание. Только высоких перчаток не хватает.

Нежная, невинная, собралась на… Как это у них называлось раньше? Бал? Да, собралась на бал.

Танцевать. Обмахиваться веером. Смеяться и кокетничать с подружками, такими же, как она, дочками местных богатеев.

Он, по сравнению с ней, пес дворовый, охотник, траппер в грязной одежде. Воняющий пылью дорог и лошадьми.

И не помышляющий не то, чтоб помечтать о такой девочке, а даже и о взгляде мимолетном. Готовый убивать за этот взгляд.

Они одни.

Она сбежала с бала.

Он ее нашел.

И вот что сделает неотесанный траппер с невинной девочкой, а?

– Иди сюда.

Голос звучит грубо. А как еще должен звучать голос охотника?

Деб, осознавая, что происходит что-то ужасно странное и интересное, идет. Медлит, полностью поддерживая игру в дочь богатого шерифа и бедного охотника.

Смотрит. В глазах волнение вперемешку со страхом.

Шон не выдерживает первый. Широко шагает, подхватывает ее под попку, резко, так что она взвизгивает от неожиданности, сажает на себя.

– Ну что, дочка шерифа, – хрипит он, утыкаясь носом в ее шейку и дурея от запаха возбуждения и страха, – потанцуем?

– С удовольствием, мистер Уокер, – шепчет она, мягко обхватывая его за плечи и прижимаясь, – только будьте осторожнее…

– Не обещаю, мисс, не обещаю…

Заниматься сексом на розовой постели принцессы, с нежной красавицей в тонком длинном платье…

Ну вот кто бы Шону Уокеру сказал, что у него такое будет?

Не поверил бы, ни за что.

А оно – вот оно. Сбывается даже то, чего вообще не может быть, ни при каких условиях.

Шон медленно поднимает розовые оборки на сорочке, оголяет тонкие ножки. Становится на колени прямо перед кроватью, возится с болтами на джинсах, чувствуя себя дикарем, который невинную девочку сейчас трахнет.

И это будоражит.

– Прости, малыш, сегодня без нежностей…

Деб только выдыхает взволнованно. Она уже поняла, что ее жених заведен больше обычного, и мягко не будет. Да ей и не хочется.

Контраст его татуированных рук и ее невинной девичьей сорочки выглядит кощунственным. Острым. Убийственным.

Деб не была на исповеди ни разу, но сейчас ее так и тянет пробормотать: «Простите меня, святой отец, ибо я грешна…», потому что то, что происходит в ее девичьей спальне, невероятный и невозможно горячий грех. Ее семья не особенно набожна, но здесь…

Шон дергает ее за бедра на себя и врывается без подготовки. Сразу на всю длину. Деб вскрикивает.

Это грубо. Это больно!

Но, буквально через секунду, когда он, не медля, начинает движение, Деб чувствует только нарастающее удовольствие. Только яростную необходимость в ответном движении. К нему. Она смотрит на своего жениха, на тонкие ноги у него на плечах, на розовую смятую рубашку, видит, что он отслеживает ее взгляд, и что зрачки у него уже затопили всю радужку.

Лицо жестокое. Напряженное. Жадное.

Она делает движение навстречу, хочет дотронуться до него, но тяжелая рука припечатывает горло, приказывая не шевелиться:

– Лежи, дочка шерифа, не двигайся…

У Шона чернущие жестокие глаза, грубая кожа на подушечках пальцев, царапает, горячее до жжения тело. Он сам как грех, как что-то темное, порочное, опасное. Деб подчиняется. Смотрит, не отрываясь. Для нее такой секс с ним в новинку. Обычно, Шон нежен, по-своему, предупредителен, ласков.

А здесь словно не он, словно другой человек ее имеет. И, самое порочное в этом всем: ей нравится. Ужасно нравится то, что он с нею делает!

Деб задыхается от эмоций, от непонятных чувств, смеси желания и страха, жадно хватает воздух, смотря в глаза своему жениху.

– Давай, дочка шерифа, кончай, – рычит он повелительно, и Дебби подчиняется.

Оргазм трясет так, что дышать становится больно. Она выгибается, закатывает глаза, цепляется в широкое запястье руки Шона, все еще удерживающего ее за горло.

Он смотрит на это, делает последние, самые жесткие движения и успевает выйти, перед тем, как кончить прямо на розовый хлопок невинной девичьей сорочки. И это выглядит до того горячо, что хоть на второй раунд заходи.