Язык Ветра: Запрещенная организация

Правила просты: кто не встал, того в карцер. Работать должны были все: болен или голоден – нет труда – нет и пространства. Именно так говорили стражники. Руководство Маар изобрело кощунственное наслаждение пространством.

Начальник на больших построениях всегда нахваливал собственное милосердие, якобы цените место где спите и едите, потому что все это собственность тюрьмы, и вы пользуетесь этим не задаром. Кто не работает, тот лишён пространства и тех кидали в карцер – металлический метровый куб, где бедолаге необходимо было отбывать своё наказание.

Были преступники: воры убийцы, а были и заложники политического строя. По настроению начальства их повинность варьировалась от шпионов к предателям нации. Общее назначение таких повинностей было весьма абстрактным и не имело чётко прописанного свода в законе, однако под категорию политзаключенных попадали все, кто хранил преданность монархам или высказывался против сената.

Так же была категория заключенных с отклонениями в развитии. Они, как и все занимались добычей и обработкой мехака, разве что с той разницей, что погибали чаще из-за своих причуд и неосторожности.

Работа на добыче мехака – не замысловатая: бей киркой о стену, пока не покажется красная порода. Но иногда это приводит к обвалам. И зачастую, без смекалки и должной проворности, заключенные один за другим ныряют в омут, не часто выныривая.

Умственно отсталых здесь ценили по-особенному. Таким образом, за их счёт могли передавать контрабандные ископаемые, которыми подкупали стражников. Ими же и прикрывались в случае провинности. В условных законах тюрьмы – они были третей кастой.

И когда Эбвэ только попал в Маар, на досмотровом пункте его определили именно в эту категорию.

С тех пор минуло пять солсмен.

Как бы почувствовал себя пингвин в сорокоградусной жаре? – эти и еще многие другие вопросы задавал себе Самодур, выбивая киркой серую каменную породу из остывающей после взрывчатки скалы.

– Ну а если серьезно? Пингвины ведь живут на дальних краях Северных Ледников. У Северных Земель должно быть сообщение с Западными. Так почему же им просто не перейти туда и не устроиться там по комфортнее?

– Заткнись ты уже! – оборвал его другой заключенный.

От столь резкого негатива Эбвэ присел и стал разминать шею. Пока его чуткий, меланхоличный темперамент приходил в себя, прочие заключенные активно обсуждали идею того, что болтунам нужно отрезать язык.

Эбвэ сглотнул слюну в холодном поту и продолжил молча сравнивать формы породы до и после очередного удара по ней, одновременно закрепив свой вывод насчет не дружности местных сеньоров.

А дружными были те, кто умел выживать. Стаи образовывались ежесменно, даже несмотря на то, что офицеры умудрялись миксовать заключенных при каждой возможной вылазки из темниц. Среди полторы тысячи заключенных, каждую декаду погибало в среднем пятнадцать человек, так что мало кто из членов таких стай встречался друг с другом чаще чем два-три раза.

Стук. Юноша смахнул пот, замах, стук. Смахнул пот, посмотрел по сторонам, вниз на руки, израненные мозолями и снова замах…

Послышался грохот.

Пещера сотряслась и ближайшие факелы затухли. Грохот, будоражил внутренности, и казалось, будто вся вселенная содрогается гневным рёвом. Разум Эбвэ мгновенно замкнулся, пытаясь сыскать в глубинах бессознательного хоть малейший ответ на происходящее. Юноша держал голову руками, свернувшись калачиком. Что за кошмар! Только после стало доходить: что-то в пещере рушилось, создавая унисон. Стены тряслись, с потолка валились сталактиты, а сам источник шума растворился, отдав большую часть вибрации. Продолжающиеся удары утихли, а в воздухе остался туман пыли.

Послышалась ругань, пробивающаяся между промежутками кашля:

– Коллапс!

– Кого-то завалило?!

– Кто это ещё?

Дым стал усаживаться.

– Кажется тут работал Серхо… – сказал один из заключенных, что со стороны смотрел на обвал.

Эбвэ подошел ближе.

Пыль, подгоняемая сквозняками тоннеля, медленно осаживалась.

– Жалко его, – выронил кто-то.

– Да, был славный малый.

– Задирался правда, но кто же будет в тюрьме любезничать.

Мужчины столпились вокруг обвала, и сняли свои шапки, чтобы отдать честь умершему. А кто-то и приставил большой палец к шее, выказав тем самым жест преданности монархам и королю. Этот кто-то проронил:

– Серхо, ты не отрёкся. Твоё имя помнят.

– Вы с ним из монархистов? – спросил у него ещё один заключенный.

– Да, – кивнул первый. – Мы из надела Длан-га-Гагат, из одного имения, – он опустил взгляд и обездолено произнес, – хоть и не были близко знакомы.

Из-под груды камней густо вытекала кровь, смешанная с пылью.

Эбвэ завладела паника. Он пытался схватить воздух ртом, но в груди бушевал судорожный ритм. От вдоха заболела грудь. Кто-то сзади постучал ему по спине, и он наконец-таки смог выдохнуть.

– Дыши, малец… Дыши, – сказал его спаситель. – Такое случается.

Наступала пора перерыва, первая смена подошла к концу. Однако вагонетки остались пустыми. Группа не отыскала залежей.

Обменявшись между собой насмешками над капитаном, что будет принимать у них отчет, узники приняли свою участь и направились к выходу. Они пытались храбриться между собой, но знали, что обречены наказанием, и что не смогут так же улыбаться, когда тот самый капитан будет выносить их вердикт, пусть даже он и будет использовать те же слова и мимику, пародия которой сейчас их веселит.

Пройдя из глубины своей пещеры к погрузочной части шахты, они оседлали вагонетки, и стали накачивать рычаги, отправляясь наружу, где их ожидал отряд стражников.

Главный записывал что-то в блокнот. Переведя взгляд на проезжающие ряды вагонеток с пустыми прицепами, на его лице показалась характерная мимика: грозные брови, хмурый взгляд. Его вердикт и ругань была весьма схожа с их спектаклями. Только вот, после того, как их имена были записаны в его книжку, всё уже было решено. Их ждало наказание. И раздумья о том, каким способом наказывать будут в этот раз – было худшим во всем этом.

Столовая. Большое помещение с бетонным полом, где нет ничего кроме столов-стульев и пункта выдачи еды. Человек триста одновременно принимали здесь обед, находясь в ограниченный период – два градуса на одну группу. Таким образом, плюс-минус заминки на распределение, и уже через двадцать градусов все заключенные успевали поесть.

За стол помещалось до шести человек, и у каждого было своё место.

– Две тысячи пятьсот пятьдесят пятый! Боже ну и номерок…

У входа в обеденный зал стоял стражник со списком людей. Всего входов было четырнадцать и у каждого была выстроена очередь.

– Я! – отвечал заключенный.

– Столик номер сорок, – указал стражник. Заключённый кивнул, и два других стражника пропустили его в обеденный зал. – Тысяча тридцать шестой!

– Я!

– Твой будет левый – первый.

Эбвэ прошел к окошку, где выдают еду. Без предварительных объяснений оттуда выкатился поднос с тарелкой горячей похлебки, коркой хлеба и стаканом воды.

Отыскав своё место, он шлёпнулся на стул. Его разум всё ещё прокручивал события в пещере, но ложка машинально зачерпывала суп и отправляла в рот.

За пару градусов-то и не поешь нормально – подумал он.