Рассказы, воспоминания, очерки

– Сколько на раздумье?

– Неделя.

– Понял. Золотой вы человек. А сколько, если «да»?

– Вполне в пределах ваших возможностей. Вы ведь в торговой точке трудитесь?

Глаза капитана были необыкновенно доброжелательны…

Дядя Зяма, старший брат Сруля Лейбовича, работник склада, сказал:

– Дойти до такого!

Дядя Фима, младший брат и младший научный сотрудник, сказал:

– Шура, ты уничтожишь нашу семью. Твой Петя приведет в дом гойку, и ты проклянешь тот день, когда решил затеять это святотатство.

– Петя, – в великой тоске спросил Сруль Лейбович, – а ты что скажешь?

– Хочу в МГУ.

Петина мама, Сарра Яковлевна, очень практичная женщина, сказала:

– Что за проблемы? Не дай Бог, что-нибудь окажется не так, мы потеряем его гойский паспорт и возвратим мальчика в иудаизм, согласно моей и Сруливой метрике.

Было грустно. Не бодрили ни икорка, ни коньяк. Ко всему этому, до сих пор молчавшая тетя Рита, младшая, незамужняя сестра трех братьев, беззаветно любившая Петю и оттого прозванная им «мамой номер два», выпустила кольцо дыма в дорогую хрустальную люстру и произнесла:

– Пейсах, Петечка, мне сейчас так же тошно, как и в день, когда хоронили папу, твоего дедушку.

– Ну, знаешь! – сказал Сруль Лейбович.

И все начали ругаться.

– А когда мы из Новаков мы стали Новиковыми?

– Но Тору на Евангелие папа не поменял!

– И не боялся требовать, чтобы твоего сына назвали Пейсахом!

– А чего ему было бояться? Он, что ли, поступал в МГУ?

– Что бы гои ни написали в его паспорте, еврей всегда остается евреем!

– Глупости! Это всё равно, что разбить на кусочки вот эту чашу китайского фарфора и объявить им ту же цену, что и целой!

– Но если хорошо вспомнить, то твой Сережа…

– Не тыкай в меня ошибками молодости! – в слезах крикнула Рита. Разошлись, громко хлопая дверьми.

– Давай, капитан, – сказал на следующее утро Сруль Лейбович, – сделай мне русского парня. В стране победившего социализма в этом качестве ему будет намного легче строить коммунизм.

– Ой, не нравится мне твой тон! – ответил капитан. – И ты совершенно не прав, хотя я понимаю твои чувства. Но вспомни, что лучшие представители вашего народа боролись именно за такое общество и не щадили ни своих, ни чужих жизней. И ты – достойный продолжатель их дела, Сруль! Я могу теперь называть тебя просто по имени?

И толстый конверт, почти не издав звука, прокатился по полированному капитанскому столу и мягко шлепнулся в предварительно приоткрытый ящик.

Петя, хотя и не без трудностей, поступил в МГУ, который благополучно окончил через пять с половиной лет. К тому времени, в самый разгар «перестройки», вернулся из тюрьмы и папа, Сруль Лейбович, поседевший, помятый и давший семье слово навсегда забыть об уголовной коммерции. Отсидел он вместо полученных пяти только три года, и, несмотря на жуткий аппетит следователя и адвоката, финансовое положение семьи почти не пошатнулось.

Едва только все вздохнули, как пришел дядя Зяма и сказал:

– Хватит! Едем в Израиль! Я не хочу иметь русского племянника и не верю, что ты прекратишь свои делишки, от которых мы все сойдем с ума. И не хочу слышать от тебя ни единого довода против.

– Какие доводы? Но почему именно в Израиль?

– О, это другой разговор!

То был самый яркий, самый задушевный ужин за всю историю семьи Новиковых.

– Ах, – плача говорила тетя Рита, – если бы жив был папа!

Начальник паспортного стола нисколько не изменился к худшему. Кабинет – тоже. Только вместо Ф. Э. Дзержинского висел М. С. Горбачев. Совершенно без пятна на высоком, красивом лбу. Ящик стола был, как и всегда при встречах со Срулем Лейбовичем, чуть приоткрыт.

– Сруль Лейбович! Дорогой! Поседел… постарел… Понимаю, не на курорте был… Но, я слышал, относительно легко отделался. Верно?

– Не дай вам Бог, товарищ майор!

– И сейчас ты, конечно, честный труженик.

– Табачный киоск! Ну, может быть что—нибудь чище?

– Вот и я думаю: с чего там быть навару, а?

– Абсолютно не с чего!

– Так с чем пришел, Сруль Лейбович?

– Да вот, товарищ майор, дядя, наконец, отыскался. В Израиле.

– Какое счастье! Поздравляю!

– Спасибо. Воссоединиться нам хочется…

– Понял, Сруль Лейбович, понял!

Майор подошел к двери и щелкнул предохранителем замка.

– Значит, так, Сруль ты мой Лейбович, из Пети в Пейсаха будет стоить…

Отец Пети застонал.