– Потому что тут можно стильно восседать на ступеньках, курить и щуриться на солнце, – поясняет подруга. – Ну и делать селфи, куда ж без этого. А внутри им всем делать нечего: дорого, не по карману.
Снобистские высказывания Эммы тонут в шуме голосов и автомобильных гудков. Она хватает за руку и тянет на другую сторону улицы.
– Уф, прорвались, – выдыхает она, торопясь перейти на зеленый.
Светофор тревожно пищит – осталось пять секунд, четыре, три, предупреждает он, а потом заливается истеричным звоном: «Спешите! Спасайтесь! Бегите! Сейчас зажжется красный, я не могу это остановить!»
Эмма сворачивает в переулок, и гвалт утихает. Вдоль обочин припаркованы дорогие иномарки, под ветвистой акацией приютились два сверкающих мотоцикла. Они наклонились друг к другу, будто задремали в теньке после долгого путешествия по залитому солнцем шоссе. Напялить бы сейчас шлем и обтягивающий мотокомбинезон, оседлать байк и рвануть в закат! Ехать так быстро, чтобы встречным ветром выдуло из головы все грустные мысли, а тоска и боль не поспели бы и остались далеко-далеко позади…
– Ты же не водишь мотоцикл, – вклинивается в мечту прозаичная Эмма. – Да если бы и водила, тебе нельзя за руль из-за лекарств, помнишь? Ты же их принимаешь, правда?
Приходится уверенно кивать, хотя, если честно, таблетки давно закончились, а за новыми идти все как-то не с руки. То аптека закрыта, то рецепт не с собой. Да и нельзя держать такие сильные препараты в доме, где живет ребенок. А то еще исчезнет ненароком.
В переулке ни души, только впереди у ворот белоснежного особняка толпится пара десятков человек. Белеют на солнце транспаранты, слышны вялые выкрики. Пикет.
– Ба, да это никак против «Эпилога»! – оживляется Эмма, вытягивая шею и прибавляя шаг. – В том доме расположения администрация фонда, ты разве не знала? А ребятки, видимо, имеют что-то против нашей Анечки. Пошли скорей, выясним подробности!
Она вдохновенно мчится к демонстрантам. При появлении зрителей группа приободряется, лозунги становятся громче:
– Отказ от шаров!
– Защитим птиц!
– Сохраним природу!
У Эммы озадаченное лицо.
– Ничего не понимаю, – бормочет она и вглядывается в один из плакатов. На нем изображена толстая чайка и перечеркнутый воздушный шар.
– Экологи против акций с запуском шаров! – чеканит парень с табличкой, и к нему присоединяются остальные. – Воздушные шары – смерть для природы! Животные проглатывают фрагменты шаров и погибают в муках! Птицы запутываются в лентах от шаров и погибают в муках. Латекс засоряет мировой океан, и морские обитатели…
– Погибают в муках, мы поняли, – перебивает Эмма. – И как же реагирует «Эпилог» на ваше выступление?
– Пока никак не реагирует, – уже не так бойко отвечает парень. – Но скоро прибудет телевидение, и фонду придется пересмотреть свои губительные методы! Мы это на самотек не пустим!
– Ясно, – кивает Эмма.
– Приехали! – раздается ликующий голос. – Телевизионщики здесь! Готовность номер один!
В переулок сворачивает фургон с эмблемой телеканала. Протестанты принимаются с удвоенным усердием трясти табличками и дружно скандировать:
– Живые важнее мертвых! Живые важнее мертвых!
– Бр, ну и глупость, – ежится Эмма. – Пойдем отсюда, не хочу попасть в кадр вместе с этими чудаками.
Глава 32
Под разлапистой елкой сыро и темно. Земля покрыта сухой травой, ветви спускаются уютным шатром. Приятно пахнет хвоей.
– Мамочка, а здесь кто живет?
В кулаке зажата шишка, на мордашке предвкушение: вот-вот начнется новая сказка.
– Не знаю. Надо поискать следы.
– Какие следы? – удивленно взлетают брови.
– Следы того, кто здесь живет. Хозяина.
– И как мы их будем искать?
– Ну, для начала надо осмотреться и найти подсказки.
Деловито проходит к стволу, приближает нос к самой коре.
– Тут муравьи!
Бегут себе в две шеренги, одна вверх, другая вниз, и плевать им на наблюдателей, будь то усталая от жизни тетка или несуществующая девочка.
– Значит, здесь живут муравьи.
– Не-е-ет, – мотает головой. – Муравьи живут на дереве. А кто же живет под деревом?
– Тогда продолжаем поиски.
Эмма опаздывает. Телефонные переговоры с Тель-Авивом или что-то подобное.
– Может, здесь живет медведь? – предполагает она.
– Медведь сюда не влезет.
– Тогда мышка?
– Для мышки слишком много места.
– Нутрия?
«Нутрия»?! Разве она знает это слово? Кажется, нутрий еще не проходили.
А, понятно: сегодня на работе коллеги обсуждали шубы. Отсюда и нутрия всплыла.
– Лесь, очнись, – трясет за плечо Эмма. – Что ты уставилась под елку, как завороженная? Увидела что-то интересное?
Интересное? Да там целый подъелочный мир! Но Эмме его не увидеть.
– Знакомься, это Татьяна, моя знакомая. Сегодня вместе погуляем, ты же не против?
Итак, она звалась Татьяной. Белоснежная рубашка, узкие джинсы и сумка с меховой подвеской. Нутрия?